Валентин Ежов - Мой лучший друг генерал Василий, сын Иосифа Страница 6

— Все пиво, Шамиль, будь оно проклято!.. О-о-о-ох!..

— Редко к Шамилю ходишь, Василий Иосифович! Шамиль поправит, Василий Иосифович!.. Огурчик будешь, Василий Иосифович!..

— Ох! Шамиль!.. Не могу больше… Сейчас сердце лопнет!.. Хватит, Шамиль… Выноси!

Шамиль как ребенка взял Василия на руки, вынес из парной. Под душем возле бассейна стоял один из полковников и, пританцовывая, громко пел:

— Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц!..

Шамиль пронес Василия через баню, вынес в предбанник. Здесь усадил его на белый диван, закутал в простыню, взяв со стола, обильно уставленного выпивкой и закусками, кружку пива. Василий жадно опорожнил кружку и, отдуваясь, замурлыкал от удовольствия. У стола, закутанный в простыню, сидел Астафьев. Он тоже потягивал пиво из кружки, А на другом конце дивана в спортивных трусах сидел Бобер. Ноги его были плотно забинтованы. С одной из них он разматывал бинт и, казалось, этому бинту конца не будет.

Василий пересел с дивана за стол, налил себе водки. Бобер наконец размотал «километры» своих бинтов. Василий бросил взгляд на его ноги и замер. На ноги футболиста было страшно смотреть: они все были избиты, в черных пятнах, рубцах, а через правое колено проходил рваный красный шрам. Василий покачал головой.

— Крепко тебя бьют, Сева.

— Да уж, не жалеют.

— С такими ногами я бы ходить не мог, не то чтоб в футбол играть.

Бобер улыбнулся:

— Может, отказаться? Не возьмешь меня с таким ногами?

— Зачем отказываться?… Ты у меня с любыми ногами играть будешь. У меня не колхозом играют, когда все бегают туда-сюда. В моей команде другая тактика!.. Кто лучше всех забивает, тому и мяч дают. У меня ты бегать совсем мало будешь, а забивать много.

— Забивать я люблю, — согласился Бобер.

— Вот и будешь забивать, всех на тебя пасовать заставлю… И вообще, Сева! Будешь у меня играть, я тебя на самолете летать научу!.. Если б ты знал, Сева, какое это счастье летать на самолете… Я бы все время летал, если б хозяин мне не запретил. Вон Астафьев… Он у меня еще в дивизии служил, он знает!.. Помнишь, Астафьев, как мы с тобой на пять «мессеров» напоролись?… Он у меня ведомый был, — пояснил Василий Бобру.

Василий начал рассказывать, а, вернее, как это делают все летчики, показывать руками, изображать картину воздушного боя, Астафьев, тут же присоединившись к нему, тоже начал показывать руками, как они дрались с «мессершмиттами». Как они прижимались к земле… делали «горки»… «боевые развороты»… и как, наконец, нажав большими пальцами на гашетки, расстреливали вражеские самолеты… «Расстреляв» самолет, Василий откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. К нему подошел банщик Шамиль и, склонившись над ухом, тихо сказал:

— Василий Иосифович, массажистки готовы.

— Заводи! — скомандовал тот.

Открылась маленькая дверь, ведущая в соседнее помещение, и в предбанник вступили две девушки. Они были очень хорошенькие, очень стройные и совершенно голые. Опустив глаза, они остановились у двери, и одна из них скромно поздоровалась: «Здравствуйте».

Никто не удивился, за исключением Бобра, который оторопело оглядел длинноногих девиц и тут же отвел глаза.

Василий улыбнулся.

— Это тебе мой сюрприз, Сева! Повеселись в последний раз. Женишься, Нинель тебе хрен даст разгуляться.

Бобер еще раз искоса взглянул на девиц.

— Нё-е-ет… Я на бюллетене. Я лучше пойду попарюсь.

Он прошел в баню, а навстречу ему вылетел красный, как рак, полковник. Увидев девиц, он широко осклабился.

— Паримся по полной программе?!

Василий поднялся.

— Нет. Эта программа не для тебя. Сейчас совещание в штабе. Едем!

Шамиль все понял. Он подошел к девицам, что-то шепнул им и показал на дверь, за которой скрылся Бобер, «Массажистки» схватили по венику и, прикрывшись ими, побежали к двери, за которой скрылся Бобер.

Снова стадион в Казани во время встречи ветеранов в 1961 году. Только что закончился первый тайм.

В раздевалку шумной гурьбой ввалились футболисты. Рассаживались, открывали лимонад, пиво. Толик подошел к Бобру, который сидел в той же позе, положив больную ногу на стул. С досадой доложил:

— Один-два. Горим, Сева. Бьют нас татары!

Бобер улыбнулся.

— Что ж, Толик… На Руси это не раз случалось… Дмитрий Донской нужен.

— Это который Донской? Не знаю… Из Киевского «Динамо», что ли?

Бобер рассмеялся:

— Да нет, Толик. Он скорее из ЦСКА.

— Не знаю такого. Ты на второй тайм выйдешь?

— Боюсь, не получится. Очень болит, собака. — Бобер погладил ногу. — Скажи, ты генерала не видел?…

— Ваську Сталина?… Да он тут же после тебя ушел. Сюда, к трибунам.

— Куда ж он делся?

— Наверняка в буфете сидит. Сбегать?

— Не надо. — Бобер повернулся к игрокам. — Мужики, после матча не расходитесь. Нас всех пригласил к себе Василий Иосифович.

Василий, уже крепко поддавший, стараясь не покачиваться, шел по проходу стадиона к «правительственной» ложе… Он толкнул дверь и очутился в помещении перед ложей, на две ступеньки ниже ее передней части, где стояли стулья, с которых наблюдалась игра. Здесь стоял низенький стол и дерматиновые диванчики. Стол был обильно уставлен витыми бутылочками крепкого «Золотого» пива, бутербродами с икоркой и осетриной. А посреди стояло большое блюдо ярко-красных раков.

Василий оглядел сидящих вокруг стола солидных «болельщиков» в одинаково пошитых костюмах… Его появление не вызвало особой радости на лицах сидящих.

Василий, подняв руку, развязно поприветствовал их:

— Отцам города физкультпривет!

Первый, видимо, самый главный «отец» и на вид самый невзрачный из всех, ответил:

— Здравствуйте, Василий Иосифович. Присаживайтесь.

Василий прошел к столику и опустился на диванчик спиной к полю, так, что перед ним оказался укрепленный на высоте портрет Хрущева. Налил в стакан пива и, подняв его, обратился к Первому:

— Предлагаю выпить за Никиту Сергеевича, благодаря которому я имел счастье оказаться в вашей приятной компании.

— С удовольствием, — ответил Первый и пригубил из стакана.

Остальные присоединились. Василий хлопнул стакан.

С его приходом в ложе чувствовалась какая-то настороженность, но все вели себя пока предельно вежливо.

Василий тут же налил себе еще стакан. Опять поглядел на портрет Хрущева.

— Не меньше, чем табло, портретик-то!.. Отцу вы такой не вешали!

Сидевший рядом с Первым самый полный из всех второй «отец» заметил:

— Вешали!.. Вешали и побольше!

Василий выпил еще стакан. Он хмелел на глазах. Первый мягко сказал:

— Василий Иосифович, я вам советую пойти домой. Вам нужно отдохнуть.

Василий не без труда поднялся, хмуро оглядел сидящих.

— Гоните?… Раньше… вы все бы… передо мной на полусогнутых крутились!

— Безобразие! — возмутился Второй. — Что он себе позволяет!

Первый жестом остановил Второго. Снова спокойно ответил Василию:

— Раньше — да, а теперь — нет… Ступайте домой, Василий Иосифович, вам действительно нужно отдохнуть.

Василий повернулся к Первому и, как бы сдаваясь, приподнял обе руки. Снова уставился на портрет Хрущева. Никита Сергеевич улыбался ему с высоты. Василий тоже улыбнулся Хрущеву и проговорил, обращаясь к портрету:

— Улыбаешься, Никита Сергеевич!.. Веришь им!.. А зря-а-а… Они и тебя продадут тоже!

Махнув рукой, он вышел из ложи. Повисшую тишину нарушил Второй:

— Все!.. Больше его выходки терпеть невозможно!..

— Что предлагаешь, Сергей Сергеевич? — спросил Первый.

Второй решительно ответил:

— Посадить!.. Выслать куда-нибудь, наконец!..

— Что ж… Позвони ему, — кивнул Первый на портрет Хрущева. — Попроси разрешения.

— Я?! — Второй коротко хохотнул. — Смеетесь, Александр Рахимович?

— Тогда сиди и не чирикай! — жестко отрезал Первый.

Послышался длинный свисток судьи матча. Все встали и двинулись к рядам стульев. Под оглушительный свист стадиона на поле выбегала команда «СБОРНАЯ ВЕТЕРАНОВ», за ней под сменившие свист аплодисменты появились футболисты «КАЗАНЦА», Судья установил мяч в центре поля, игроки заняли свои места. Снова прозвучал свисток, и вторая половина матча началась.

В пустой раздевалке Бобер лежал на диване, подложив под голову руки. Задумчиво смотрел в потолок. Он снова вспомнил свою палату в клинике Института травматологии в 1946 году.

Бобер в пижаме лежал на кровати. Вошла Ксюша с ванночкой для шприцев.

— О-о-о, Ксения Николаевна! Доброе утро, как дежурство?

Сестра молча достала шприц, ампулу, набрала лекарство. Бобер засучил рукав.

— Не сюда, — холодно сказала Ксюша.

— Понятно.

Он лег на живот, приспустил пижаму. Медсестра равнодушно воткнула в его задницу иголку.