Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия Страница 6

— Трудно мне во всем этом разобраться. Я ведь не политик.

— Как не политик? Вы меня не поняли, Петер.

— Но я в кувыр коллегии состою. Не в коллегии дел иностранных, не в военной коллегии.

— Шуты придворные большое касательство до "политик" российский имеют. Именно шуты иногда и делают сей "высокий политик". Братья Левенвольде обхаживают Юшкову. Баба она тупая и вздорная, но на государыню громадное влияние имеет.

— Это та, что ногти государыне стрижет? — Пьетро наблюдал эту сцену постоянно во время утренних приемов в спальне у государыни.

— Именно. Они её лейб-стригунья прозвали. Но звезда Бужениновой взошла еще выше, чем звезда Юшковой. Правда Буженинова ни на кого не работает. Слишком независима и строптива. Мечтает про одно — выйти замуж. А иные шуты на придворные группировки работают. Лакоста, например, король самоедский, с которым вы едва на дуэли не сразились, на кабинет-министра князя Алексея Черкасского работает и на братьев Лвенвольде. В зависимости от того, кто заплатит больше. Балакирев Иван золотом от Левенвольде и от Остермана иногда не гнушается. А иногда и от меня берет. А вы говорите, Петер, что к политике касательства не имеете. Имеете и еще какое. Ибо шутки ваши государыне по сердцу. И завтра может статься, что вы станете "политик" определять!

Мира поклонился.

— А историю московского нищего Тимофея Архипыча слыхали?

— Нет.

— Он в Москве проживал и в юродивых числился. Есть у русских такая категория почитаемых нищих. Сей Архипыч громадное влияние на "политик" имел. Предсказателем себя мнил. Вроде бы волю господа вещал. Но ту волю ему в старобоярских домах Москвы диктовали. А он отговаривал царицу в Петербург переезжать из Москвы.

— Про такое я также не слышал.

— Он уже умер. И это я к слову про него вспомнил. И вы, Петер, большую пользу вашему другу Бирену принести можете.

— Мое влияние при дворе пока ничтожно, гере Либман. И не думаю, что смогу многим помочь. Хотя готов всей душой. Эрнест действительно не только мой покровитель, но и мой друг. Он помог мне, и я помню добро. В жизни своей не так много я его видел.

— Влияние дело наживное. Вам только стоит чем-то отличиться. Кстати, какое у вас жалование?

— Сто рублей в год.

— А не хотите получать больше?

— Кто не хочет больше. А сколько, например?

— Скажем 200 рублей и не в год…в месяц? — Либман хитро улыбнулся.

В то время сумма в 200 рублей была сказочной. И годовое жалование в 200 рублей было у чиновника довольно высокого ранга. Мира подумал, что Либман шутит.

— Я не оговорился. В ближайшее время, когда будете при дворе, в шутливой форме попросите такие деньги и вам их станут давать! Берите пример с Бужениновой, Петер.

— Но как мне такое просить?

— С остроумием, друг мой. Вы же умный человек. Или дурнее камчадалки грязной?

— Нет.

— Вот и докажите это. Сие будет испытание для вас лично. А наш разговор мы еще продолжим.

Год 1735, март, 25 дня, Санкт-Петербург. При дворе. Утренний выход императрицы.

Пьетро много думал ночью о том, как сделать то, что советовал Либман. А ночевал он в спальне певицы Марии Дорио. Мария специально поссорилась с сеньором Франческо Арайя, дабы тот на ночь оставил её в покое.

Так они и ночевали рядом. Пьетро Мира в спальне Марии, а сеньор Арайя в комнате рядом. Дюжие же лакеи дежурили под окнами, дабы сеньор Пьетро в них не пролез.

Дорио и дала ему дельный совет в благодарность за ночь бурную и страстную.

Во время утреннего приема у императрицы Пьетро решил испытать судьбу. Просыпалась Анна обычно в 11 часов и в спальне, когда царицу одевали в халат и приносили ей кофе, начинался утренний прием, на котором присутствовали избранные придворные, шуты, карлы, карлицы, арапчата государыни.

Бирен стоял у самого кресла императрицы и что-то шептал её на ухо.

Шуты Лакоста, Кульковский и Балакирев тузили друг друга, и вызывали тем смешки фрейлин государыни.

Фигуры для партии расставлены. И Пьетро Мира пошел в "атаку". Он приблизился к креслу государыни, хотя сие запрещено было. Никто вторгаться в разговор Бирена и Анны не имел права.

Он поклонился и едва не толкнул графа Бирена плечом.

— Позвольте, Ваше величество, обратиться к обер-камергеру вашему его светлости графу Бирену.

— Ты чего это с утра поганых грибков поел? — строго спросила императрица. — Как смеешь мой разговор с графом прерывать?

Придворные услышав "раскаты грома", затихли. Притихли и шуты.

— Если бы поел, Ваше величество, — продолжил Мира смело. — Но, увы, у меня нет и поганых грибков. Мне совершенно нечего есть.

— И чего же ты хочешь, наглец? — спросила Анна.

Мира снова низко поклонился:

— Прошу выделить мне на прокорм 200 рублей в месяц!

Снова поклон.

Услышав такое императрица опешила, но затем залилась громким смехом. Вслед за ней стали смеяться и придворные.

— А не много тебе будет 200 рублей в месяц? На такие деньги полк солдат можно прокормить.

Современнику возможно не будет понятно отчего люди тогда смеялись над этим. Но потребовать тогда на прокорм одного человека в месяц 200 рублей, это тоже самое, что потребовать сейчас на еду в месяц сумму в 100 000 долларов.

— Но даже целая армия не сможет вас так насмешить государыня! И потому шут стоит этих денег!

— А не лопнешь от такого? — снова спросила императрица.

— Не лопну, государыня милостивая. Не лопнул же Балакирев от того перстня, что вы ему подарили неделю назад. Стоил он не менее 5 тысяч рублей. А Балакирев сказал, что пропил его в трактире и ни копейки более от того подарка у него нет. И не лопнул!

Бирен оценил шутку и сказал:

— Станешь получать от меня по 200 рублей ежемесячно сверх жалования тебе положенного и содержания твоего при дворе!

Всем было известно, что шуты государыни получали помимо жалования и столовые припасы мясом, рыбою, хлебом, солью, икрой и т. д.

Год 1735, март, 26 дня, Санкт-Петербург. Дворец императрицы. Вопрос о питье. Дом банкира Либмана.

На следующее утро ситуация повторилась. Пьетро Мира решил идти даже дальше чем ему советовал Лейба Либман.

Он снова приблизился к императрице и Бирену и снова попросил денег. Еще 200 рублей в месяц и не больше того.

— А ты разве не дал ему вчера денег, друг мой? — императрица посмотрела на Бирена с улыбкой. — Слово моего обер-камергера дорогого стоит.

— Он получил от моего поверенного Либмана ровно 200 рублей серебром! Мне то точно ведомо.

— Али мало тебе, плут? — Анна обратил свой взор к шуту.

— Но его сиятельство пожаловали мне 200 рублей, ибо мне нечего было есть, — высказался он.

— И что? — императрицу уже стал разбирать смех.

— Но теперь мне совершенно нечего пить, ваше величество.

Смех мог бы сокрушить стены дворца. И Пьетро Мира получил еще 200 рублей ежемесячно. Либман понял, что не ошибся в этом человеке. Он был умен, и с таким можно будет делать дела. Теперь у них с Биреном был свой человек в кувыр коллегии!

Банкир приблизился к Пьетро в темном коридоре дворцового перехода, чтобы никто не мог их увидеть.

— Сеньор, — тихо похвал он. — Вы, сеньор.

Мира оглянулся, и его рука легла на рукоять шпаги.

— Кто здесь? — спросил он.

— Уберите руку с эфеса. Я — друг.

— Либман? — Пьетро узнал того, кто стоял в темноте по голосу.

— Тише. Подойдите ко мне и никогда не произносите имен. Здесь могут везде быть уши.

— Запомню на будущее. Но сейчас вокруг нас нет никого.

— Думаю что это так. Вы отлично справились со своим заданием, Петер. И сейчас я дам поручение посложнее.

— Поручение?

— Вы же говорили, что Эрнест ваш друг?

— Да. И сейчас скажу тоже самое.

— При дворе нужно все тщательно взвешивать и предугадывать поступки своих врагов. Бирен этим не занимается, потому что этим занимаюсь я. И сейчас против него может возникнуть альянс опасный. Это нужно предотвратить. Готовы ли вы мне помочь?

— Если это в моих силах.

— Будь все иначе, я бы не предложил это вам, Петер. Слушайте внимательно. Рейнгольд фон Левенвольде, обер-шталмейстер двора, готовиться жениться на княжне Варваре Черкасской, дочери кабинет министра князя Алексея Черкасского. Если это произойдет, то против Бирена возникнет альянс опасный. Ибо брат Рейнгольда Карл фон Левенфольде метит на место Бирена в спальне императрицы. Понимаете про что я?

— Понимаю, но что я могу сделать?

— Стоит расстроить этот брак. Не допустить его.

— Но я только шут. Как же я его растрою?

— А только шуту это и под силу. Но действуйте не сами, а используйте иного шута. Например, Ивана Балакирева.

— Но он работает на Левенвольде.

— Иногда. Но вы плохо следите за шутовскими баталиями при дворе. Он нынче зол на Левенвольде. Тот с ним недавно дурно обошелся.