Печать Цезаря - Альфред Рамбо Страница 6

Однажды, в отсутствие отца, к нам приехал на муле очень дряхлый старик с густыми, рассыпавшимися по плечам волосами, одетый в длинную чёрную рясу, с голой шеей и руками. Голые ноги его были обуты в сандалии. На нём не было никаких украшений и оружия, но на его высоком челе, в строгих глазах под густыми бровями выражалось такое величие, что он казался мне превыше всех людей.

Крестьяне наши и рабы поспешно выходили из хижин и падали перед ним ниц, стараясь поцеловать полу его одежды или дотронуться до шерсти его мула. Наши воины кланялись ему, поражённые почтением и даже страхом.

Мать моя вышла на порог нашего дома, и, лишь только завидела старца, тотчас же опустилась на колени, наклонив вперёд голову и скрестив руки на груди.

Он подошёл к ней, положил на неё обе руки и, подняв глаза к небу, произнёс какие-то слова на непонятном мне языке. Потом он поднял её, вошёл в дом, сам сел на почётное место и, сделав всем знак удалиться, долго с ней беседовал. Когда он вышел, мать снова стала на колени, ещё с большим смирением, чем прежде, но с выражением такого удовольствия, какого я никогда прежде не замечал в ней. Воинам она приказала проводить старца, а крестьянам идти пешком и вести лошадей, на которых навьючили баранов и кур.

Старец этот приезжал не раз. Когда отец мой бывал дома, он оказывал ему такое же почтение, как и все другие в доме. В то время, как посетитель оставался с матерью, отец никогда не позволял себе входить в дом. Когда же таинственный старец приготовлялся в путь, отец облачался в парадный военный наряд и ехал во главе конвоя. По его приказанию на лошадей нагружали ещё более богатые подарки.

В таких случаях мать моя сажала меня к себе на колени и выказывала ещё более нежности.

— Слушай, — говорила она, — и хорошенько запомни мои слова. Этот друид[4] подтвердил мне то, о чём я давно думала. Существует только один Бог, не созданный, но создавший всё и не имеющий ни начала, ни конца. Чтобы напомнить нам о себе, он принимает Только образы Белена и Белизаны, Тейтата и Тараниса, Езуса и Камула. Когда ты будешь молиться кому-нибудь из них, молись так, чтобы молитва твоя доносилась до Того, Кто заключает в Себе их всех. Будь справедлив, будь храбр, так как мрачная пропасть ждёт злых, а блаженство добрых. Наказание одних и вознаграждение других будет бесконечно. Люби мать свою так, как она тебя любит. У ног матери можно заслужить точно так же, как и в пылу кровавой битвы, право войти в блаженную жизнь.

Тогда я плохо понимал эти слова; но они врезались мне в память и руководили мною в жизни. Я старался только вырваться из рук матери, слыша, как мальчики кричали на улице. Со всех ног бежал я к ним, и мы все вместе, сыновья всадников, крестьян и рабов, играли в войну. Большая навозная куча изображала крепость, которую враги старались взять приступом, а защитники обсыпали их кочерыжками и камнями.

У многих из нас появлялись на лбах шишки, подбитые глаза и разорванная одежда. Когда я возвращался домой, покрытый грязью, потом и даже кровью, но гордясь тем, что я победоносно отбил нападение на крепость, или же сам взял её, мать моя начинала упрекать меня, но отец смотрел на меня с непривычной нежностью.

— Полно, не брани его. Я в его годы не мало пачкал и рвал рубашек и штанов. Он обещает стать хорошим воином, а это самое главное...

IV. Бард

Когда отец отправлялся на охоту, а мать предавалась размышлениям о богах и о будущей жизни, я обращался за развлечениями к старому барду Вандило. В дождливые дни я был уверен, что найду слепца в нижней комнате; а в ясные дни он, обыкновенна садился под большой дуб, шагов за сто от деревин. Сидя на камне с маленькой арфой на коленях, он тихо перебирал струны и вполголоса напевал старинные напевы. Он не видел меня, но слышал, что я подхожу. Он любил меня как родного и почитал как потомка царского рода.

— Ну что мне спеть тебе сегодня? — спрашивал он меня, чувствуя, что я внимательно слушаю его, положив локти на колени, придерживая руками подбородок и не спуская взора с его глаз, навеки закрытых.

— Что хочешь. Мне всё равно.

Тут он начинал петь дрожащим от волнения голосом под звуки серебряных струн. Он пел, как Гу-Гадарн был сначала владетелем обширной области, где было светло, как днём, в продолжение шести месяцев и темно в продолжение других шести месяцев. Народ его был храбр и богат; но морские великаны объявили ему войну и наслали страшные волны на его государство. В продолжение трёх лунных месяцев Гу-Гадарн воевал с мечом в руках против этих водяных гор. Там, где сверкал его меч, море в страхе отступало; кровь великанов и людей лилась потоками; океан подходил и удалялся; но победа не решалась ни на той, ни на другой стороне. Наконец морские боги, водяные дворцы которых пострадали от бурь, мешавших их нескончаемым пиршествам, и небесные боги, недовольные, что небо постоянно покрыто тучами, собрались на совет и решили вмешаться в эту войну. На небе вдруг зажглась семью яркими цветами дуга, и на ней появились все боги, покрытые золотым вооружением, и богини в покрывалах, усеянных звёздами. Отец бессмертных протянул руку, и герои принуждены были прекратить борьбу. Отец вселенной присудил Гу венок победы, но велел ему идти на запад для дальнейших подвигов. Гу Сильный отправился тогда со всеми своими воинами, со всеми женщинами и со всем своим народом, со своими колесницами, вооружёнными косами, своими метательными орудиями, которые могли убить сразу до сотни человек, с своими стадами рогатого скота на запад.

Целые месяцы шли они к западу и по дороге побеждали великанов, уничтожали драконов и покоряли дикие народы. Широкий Рейн с своими пенистыми волнами остановил их, но Гу, упёршись на копьё, одним прыжком перескочил через реку и в виде моста положил свой меч с одного берега на другой, и по этому мосту прошли его воины, проехали колесницы, орудия и стада. После этого поднялась цепь Вогезских гор; но Гу схватил в одну руку одну гору,