Когда наступает время. Книга 2. - Ольга Любарская Страница 6

class="p">Залегла глубокая ночь, но Гефестион так и не появился в своей палатке. Александр нервно мерил шагами расстояние от стены до стены. Он исходил его вдоль и поперек уже не один десяток раз. Багой ежился в углу, словно старался раствориться во мгле. Он боялся даже дышать, ибо знал, что значит царский гнев. Глубоко за полночь палатка содрогнулась, словно что-то тяжелое задело растяжки. Грохот послышался от самого входа, и Александр бросился навстречу. Гефестион мрачнее тучи заполнил собою вход. Запах дешевого пойла кислым туманом оседал вокруг.

— А, царь! — загоготал он. — Ты ждешь объяснений?! Изволь!

— Ты не в себе! — жестко перебил Александр. — Я поговорю с тобой завтра!

— Ой, ли?! Разве завалит меня пара глотков козлиной мочи?! Я и не надеялся, что ты снизойдешь до такого ничтожества, как я!

Подойдя вплотную к царю, Гефестион наклонился к самому его лицу.

— Мне как, записаться к тебе на аудиенцию, или примешь меня так?

— Что за бред ты несешь?

— Бред?! Ты во всеуслышание заявил, что «без тебя я ничто»! Не никто, а ничто! Александр, я ведь не ослышался?! Но, ты неправ, царь! Это с тобой я ничто! Тоже Александр! Я — безлик! А знаешь, почему?! Потому, что ты выбрал для меня это!

Путаясь в ремнях, Гефестион рванул с себя доспехи, швырнув их об пол у ног Александра.

— Вот мои доспехи, царь! Разве не изломаны они в битвах?! Вот мои руки! Разве нежна на них кожа?!

Гефестион дернул хитон, фибулы разлетелись по полу.

— Посмотри на мою грудь, Александр, или повернуться к тебе спиной, чтобы ты не видел этих шрамов?!

Гефестион обмяк, сделал несколько шагов и опустился в кресло.

— Ты прав, — сказал он совершенно спокойно, — я ничто. Я бросил все к твоим ногам, видя, как высится твоя слава. Я не просил ничего. Я просто был рядом. Теперь вижу, как слепну, пытаясь разглядеть тебя в лучах этой славы…

— Ты позволил себе слишком…

— Слишком, говоришь?!

Гефестион вскочил.

— Или не ты назвал меня «тоже Александром»! Я глупец!

Он закинул голову, сжав зубы.

— Теперь я понял! Твоя тень. Посмотри на меня! А ведь это тоже ты, только серый и безликий! Это «тоже Александр». Вечерами эта тень вытягивается, искажаясь в жалкое тощее подобие, чтобы ночью исчезнуть вовсе, и ты остаешься один. Днем, попирая ногами, ты даже не видишь ее, пока она не исчезает в ореоле твоего сияния.

— Кратер…

Гефестион резко перебил:

— Оставь, Александр! Не бойся! Не трону я твоего Кратера!

Гефестион прошелся и, увидев в углу Багоя, оскалился.

— О! Еще один Александр! Ты-то мне и нужен! Сбегай, дружок, принеси вина. Только погорячее, и давай скорее!

Багой забитой собакой взглянул на повелителя, но Александр не шелохнулся. Перс готов был просочиться сквозь кожаную стенку, но попятился, не решаясь приподняться. У самого выхода Багой услышал, как тяжело сказал Гефестион:

— Я устал, Александр, но еще раз послужу тебе. Вот мой меч. Я знаю, это трудно, но я помогу. Останови мое разорванное сердце и скрой мой позор, ибо, видят боги, я не заслужил его. Утром скажешь, что не успел остановить меня, потом поплачешь, и все успокоится.

— Ты безумен и пьян!

— Нет. Напротив. Разве дешевая настойка из конского навоза пьянит так, как мечта? Ты спаивал меня с детства, чтобы отрезвить так жестоко в одно мгновение!

Гефестион тяжело поднялся.

— Хочешь, я тебе кое-что скажу, Александр? — произнес он чужим уставшим голосом. — Пошел ты! Я не Филота, не Парменион и далеко не Клит, поэтому не стану взывать к твоему разуму. При дальше к своим мечтаниям один, а я найду, куда себя приложить! Мой царь!

Гефестион поклонился, усмехнувшись, а после быстро направился к выходу. Все, на что он натыкался, с грохотом полетело на пол: стол, кресло, подставка с царскими доспехами, чан с водой для умывания. Македонец тараном пробивал себе дорогу, пока не скрылся за пологом, и Александру ничего не оставалось, как просто смотреть ему вслед. Налетев на выходе на Багоя, Гефестион выругался, брезгливо отшвырнул того, как кусок намокшей в отхожем месте тряпки, и пошел прочь. Весь вечер и ночь перс просидел в углу, не спуская с царя взгляда. Александр так и не прилег, ничего не ел и даже отказался от вина. То и дело в шатер прибывали соглядатаи, сообщая о передвижениях сына Аминты. Тот пил полночи с солдатней, путался с дешевыми женщинами, а когда уже не мог ни того, ни другого, свалился, запутавшись в растяжках возле палатки Неарха. Александр приказал нести его обратно, но Гефестион сопротивлялся так, что наварх уговорил царя оставить его в своем шатре. Думы одолевали Александра, он мрачнел на глазах, и Багой уже видел по его лицу, что решения нет. Но вдруг подобно лучу пробившемуся сквозь грозовую тучу проскользнула зыбкая надежда. Перс подумал о Птолемее. Не зря среди военачальников он стяжал прозвище многоумного Одиссея.

Багой выскользнул из шатра и крадучись тенью пошел к сыну Лага.

— Я знал, — начал Птолемей, как только увидел перса, — что это дерьмо придется разгребать мне.

Багой поклонился, и только после смог закрыть рот. Выражение изумления так и не сошло с его лица.

— Я удивлюсь, если тебя послал Александр. Прошло еще не там много времени, чтобы он отчаялся найти разумное решение.

Багой отрицательно закивал головой, так не в силах выдавить ни слова.

— Что ж, — Птолемей погладил холеную бороду. — Скажи-ка мне, дружок, Александр еще не стер подошв? Думаю, парасангов, эдак, пять-шесть он уже протопал? А ты хитер. Похвально.

— Птолемей, — извернулся Багой. — Последние события…

— Дерьмо, а не события! — перебил македонец. — Ничего удивительного, что Гефестион вляпался по самые уши! Я тоже не сильно рад его несдержанности.

Птолемей погладил раненую руку.

— Однако, — продолжил сын Лага, явно наслаждаясь свалившейся на него миссией, — выбора нет. Александр просто не оставил его. Пойди к царю. Все, кроме смерти можно выправить. Думаю, к утру все сладится.

Багой вернулся в шатер, застав царя задремавшим за столом. Ладонь, словно подпорка колонны поддерживала тяжелую голову, которая то и дело соскальзывала, рискуя упасть и удариться о доски. Александр казался пьяным, упорно борющимся с тяготением. Багой проскользнул мимо невесомой тенью, схватил с кровати плащ и осторожно накрыл плечи повелителя.

— Птолемей, — в голосе царя слышались нотки неуверенности. — Ты — великий миротворец…

— Александр, — не дослушал Лагид, протягивая царю кубок. — Я тоже рад, что все разрешилось.

— Ты даже не спросишь, зачем я пришел?

— А какая разница? Хотя, впрочем, справиться о моем здоровье, наверное.

— Верно.

— Надеюсь, — Птолемей присел на край стола, — наш неистовый друг не сильно помялся за ночь? Неарх рвет и мечет. Гефестион совершенно не дал ему спать, и теперь он объедается у Кратера, компенсируя недосып.

— А что Кратер?

— Кратер? А что ему сделается? Спокоен и велик. Стиснул меня лапищами, а потом извинялся, что про царапину забыл.

— Покажи, что с рукой.

— Лень. Поверь, Александр, с бо′льшим удовольствием, я бы сыграл с тобой партию в кости.

— Будь по-твоему.

Александр поставил кубок и дружески похлопал Птолемея по плечу.

— И все ж, спасибо.

* * *

Багой очнулся, когда понял, что паланкин опустили на землю. Он одернул шторку, тяжело свесив ноги. Ему показалось, что за эти дни он превратился в глубокого старика. Дворец был словно пропитан вязкой массой, преодолеть которую стоило немалых усилий. Было тяжело дышать. Казалось, те, кто находились вокруг, поглотили весь воздух. Где-то вдалеке рыдала Роксана и, словно в псарне, ей подвывали рабыни. Суеты не было. Повсюду висела удушливая тишина. Шепот, похожий на шелестение увядшей травы, таял, уносимый легким колыханием. Багой остановился около зала, собираясь с силами, чтобы войти. Он взглянул на мальчика стража у двери. Тот до крови кусал губы, стараясь сдержать слезы, но они непослушно и молча катились по щекам. Багой вопросительно качнул головой, и страж понял беззвучный вопрос.

«Кончается», — прошептал он, но тут же вновь прикусил губу, словно испугался собственных слов.

Перс вошел в зал, наполненный неподвижными живыми статуями. Встревоженная муха метнулась прочь, с грохотом ударилась о стену и, недовольно и пронзительно жужжа, перелетела на другое место. Сквозь распахнутые ставни валил отяжелевший сумерками воздух, принося с собой запахи города. Сероватая белизна уже подернула лицо Александра, сгоняя со щек яркий нездоровый румянец. Он тяжело сглотнул. Глоток прокатился сквозь прозрачную кожу на шее и застыл в груди…

Вавилон. Капризная жемчужина Азии… Город, избалованный роскошью и развратом… Желаннейшая из гетер, привыкшая подставлять стопы для поцелуев