Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь Страница 60

До нее долетали обрывки разговора. Мешал дождь и то, что мужчины поворачивали головы, обращаясь друг к другу. Она услышала свое имя.

– Графиня Изабель из Стригила… направляется в Лондон… по королевскому указу.

Рыцарь что-то сказал про ужасную погоду, а ее охранники ответили, что собираются остановиться в аббатстве в Ридинге.

– А там, куда вы собираетесь, теплее, сэр?

Рыцарь печально согласился и поехал дальше. Когда он оказался поближе к крытой повозке, все так же разбрызгивая воду, Изабель заметила красный крест крестоносца, пришитый к плащу. Конь был в мыле, а голые руки на поводьях блестели от дождя. Бросался в глаза золотой перстень-печатка и еще один, с большим голубым сапфиром. Изабель не могла рассмотреть его лица, но поняла, что, проезжая мимо, он обратился к ней. Это было одно слово: «Госпожа», – означавшее одновременно приветствие, выражение почтения и прощание. За ним проследовали оруженосец с конюхом и несколько груженых вьючных лошадей. Изабель подвинулась в глубь повозки. На кончиках ее тяжелых золотистых кос, словно драгоценные камни, блестели капли дождя, а лицо замерзло.

По пути Вильгельм заглянул в Солсбери к королеве Алиеноре, где преклонил колени, чтобы получить ее благословение на паломничество. Она легко коснулась его головы и спокойным, ровным голосом пожелала ему счастливого пути и Божьей помощи.

– Найдите успокоение для своей души и для души моего сына, – тихо сказала она. – И пусть Господь поможет вам вернуться домой в целости и сохранности, после того как вы найдете свой путь.

– Спасибо, госпожа, – он поднялся на ноги по ее приказу и поцеловал ей руку.

Алиенора долго и внимательно смотрела на него.

– Вы сделали все, что могли, для него, Вильгельм. Он подвел вас, но вы никогда не подводили его… И вы никогда не подводили меня. Ни разу, ни на мгновение.

Она нашла больное место у него в душе и использовала раскаленный добела нож со знанием дела и жестоким сочувствием.

– Нет, – сказал он. – Но, возможно, я подвел самого себя. Пришло время обо всем подумать и все оценить.

Алиенора изучающее оглядела его, потом кивнула.

– Тогда поезжайте и сделайте это, – сказала она.- Но не стройте себе тюрьму и не теряйте доброты, которой всегда отличались.

Вильгельм долго думал о плаще молодого короля. Вначале он завернул его в полотняную ткань и держал в вощеном кожаном мешке, чтобы защитить от непогоды, но к тому времени, как он переправился в Нормандию и снова посетил гробницу в Руане, он изменил решение. Если бы Генрих собирался совершить паломничество в Иерусалим, то надел бы плащ. Поэтому и Вильгельм должен его носить. Он развернул его и обернул им надгробие молодого короля. Целую ночь плащ лежал там, пока Вильгельм нес всенощное бдение. Красный шелковый крест, пришитый к груди над сердцем, блестел в отсветах свечей.

Утром после исповеди и службы Вильгельм надел плащ и не снимал на протяжении долгого путешествия через Ломбардию, Апулию и Бриндизи, а потом через проливы в Дуррес, через Византию в Константинополь. Затем его ждал изнурительный путь через Анатолию к Сирийским ворогам и последний этап вдоль побережья до Кесари, перед тем как повернуть к Иерусалиму. К тому времени, как он проехал через ворота Давида и въехал в Небесный град, он сильно похудел, но был гибким и сильным, как хлыст. Плащ молодого короля уже не выглядел новым и роскошным, его теперь никто не принял бы за королевскую одежду. Красный шелковый крест пообтрепался, сочная голубая краска выцвела на соленом ветру и под горячим солнцем, подол в некоторых местах распоролся, в результате край получился неровным. Вильгельм время от времени сам зашивал плащ.

Путь оказался трудным, наполненным опасностями и лишениями, но с каждой пройденной милей у Вильгельма с плеч спадал груз вины и печали. Чем жарче было солнце, чем яростнее дул ветер, чем труднее оказывалась дорога, тем легче у него становилось на душе. Он зажег свечи, положил плащ молодого короля на Гроб Господень в храме и почувствовал себя невесомым, как шелуха или скорлупа. Он не смог бы взлететь, даже если бы и попытался, поэтому остался стоять на коленях с опущенной головой. Вильгельм просил у Господа прощения, пока перед глазами не появился белый свет, а затем тьма.

Наконец над ним склонился монах из Ордена Тамплиеров, помог ему встать и молча вывел на улицу к Рису и Юстасу, затем отвел их всех на постоялый двор, где Вильгельм выпил подслащенного вина и съел тарелку фаршированных фиников. Постепенно Вильгельм оживал. Впервые за долгое время он ощущал вкус вина, сладостей и голод, от которого все еще урчало в животе. На пути в Иерусалим еда была просто необходимым условием для продолжения путешествия, преодоления мили за милей, а ближе к концу вообще не играла роли.

Монах внимательно смотрел на Вильгельма с сочувствием в темных глазах. Его звали Тибод, он был нормандцем, из поместий Гиффарда в Лонгевиле. Он помнил Вильгельма как участника многих турниров.

– Это было в те дни, когда я еще не отправился в Утремер и не принял постриг, – сказал он. – Вы участвовали в турнирах вместе с молодым королем, и никто не мог с вами сравниться. Я до сих пор помню, как вы устраивали настоящий пожар на поле.

Вильгельм улыбнулся, при этом ощущение на губах было странным, и мышцы дрожали.

– Да, – кивнул он. – Мы были хороши. Но теперь это в прошлом.

Он наблюдал за уличными торговцами, которые кричали, предлагая свой товар, и вдыхал запах горячего масла от их сковородок. На улице Малкиснет находились палатки, в которых готовили еду, постоялые дворы, где кормили гостей. Все места были заполнены разгоряченными паломниками с натертыми или больными ногами, которые искали, где бы подкрепиться.

– Сомневаюсь, что когда-нибудь еще буду участвовать в турнирах.

Монах кивнул с серьезным видом.

– Я слышал, что молодой король умер, – сказал он. – Через два месяца после того, как этот случилось, сюда приходил паломник из Анжу. Он и рассказал нам. Я молился за него. Упокой, Господи, его душу, – он перекрестился.

Вильгельм тоже перекрестился.

– Это его плащ я положил на Гроб Христа. Генрих просил меня сделать это и раздать милостыню бедным для упокоения его души…

Души, чуть не погубившей себя богохульством и грабежами церквей. Но Вильгельм не сказал этого вслух: не стоит вытаскивать эту историю из могилы. Все закончилось. Он сжал губы.

Тибод внимательно наблюдал за ним проницательными глазами, но ничего не сказал. Он только спросил у Вильгельма, надолго ли тот задержится в Иерусалиме и какие у него планы.

– Я дал клятву у Гроба Господня год провести на службе Богу во искупление своих грехов, перед тем как вернусь домой, – заявил Вильгельм и повернул кольцо с сапфиром на среднем пальце правой руки.

– Я сделал то же самое, – сообщил рыцарь. – А потом остался и вступил в Орден Тамплиеров. Дома в Нормандии меня ничто не ждало, кроме участия в турнирах. Но я не обладал особым мастерством и не хотел становиться рыцарем, живущим при чьем-то доме. Вместо этого Господь выбрал меня своим рыцарем.

– Я думал об этом, – признался Вильгельм. – Мой отец был покровителем вашего Ордена. Я видел ваши замки и путешествовал с другими Тамплиерами. Я восхищаюсь вашим мастерством, верой и предприимчивостью… но…

– Но? – Тибод продолжал улыбаться, но в глазах появилась настороженность.

– Но я обещал королю Генриху вернуться к нему и отчитаться о своем путешествии. И я недостоин того, чтобы принять постриг, – Вильгельм прекратил вертеть кольцо и посмотрел прямо на Тамплиера. – Я буду с радостью служить Ордену, пока нахожусь здесь, и помогу с покровительством ему всем, чем смогу, по возвращении. Это я обещаю.

Рыцарь склонил голову и выглядел, в общем, довольным, хотя, возможно, надеялся на большее. Вильгельм подумал, не собирался ли Тибод его вовлечь в Орден. Это было подходящее место – конец пути, самое святое место в христианском мире.

Потом Вильгельм плотно поел. Он выбрал жаркое с турецким горохом и лепешкой и простое вино. После этого он попросил Тибода отвести его в лавки купцов, торгующих тканями на крытых рынках у ворот Давида.

– Туда обычно ходят женщины, – заметил Тибод, которому стало любопытно. – Мужчины всегда направляются к торговцам мечами, на конский рынок, а потом в харчевню.

Вильгельм легко улыбнулся.

– Все в свое время, но вначале мне нужно сделать одно дело.

– A-а, ты покупаешь подарок любимой? – спросил Тибод с хитрой улыбкой.

Вильгельм покачал головой.

– Для себя. Для того дня, когда умру.

Веселье исчезло с лица рыцаря.

– Ты покупаешь собственный саван?

Не ответив, Вильгельм остановился у одного прилавка и стал оглядывать товар. Там предлагались сказочные золотые и красные шелка, которые сияли и переливались, словно огонь; голубые и зеленые, играющие цветами, как хвост павлина; пурпурные и темно-красные из Тира, невероятной цены. На некоторых были вытканы узоры и фантастические животные, на других повторялся выпуклый орнамент. Вильгельм долго разглядывал ткани. Сирийский купец показывал ему материи, рассказывал об их качестве и тонкой работе. В конце концов Вильгельм выбрал два куска: один сочного желтого цвета, другой ярко-зеленого, весенней листвы. Их не украшали никакие рисунки, но работа была прекрасной и стоили они столько же, сколько другие ткани с узорами.