Элизабет Фримантл - Гамбит Королевы Страница 61

Она думала обо всем, о пресуществлении. В самом ли деле хлеб на мессе становится телом Христовым? Отвратительно, если вдуматься. Ее удивляет доктрина о том, что прощение можно получить только верой: нужны ли чудеса, чтобы верить в Бога, или достаточно просто верить? Она по-прежнему не понимала, в чем тут смысл. Ей все равно, хотя она никогда в этом не признается. Жалко, что Элвин не принесет ей почитать что-нибудь другое – какой-нибудь роман, сказку о рыцарях, девах и волшебстве. В том состоянии, в каком она сейчас находится, сложные идеи Лютера не способны ее отвлечь. Дот боялась, что она постепенно сходит с ума.

Правда, что толку мечтать о Камелоте, когда она всего лишь зверек в клетке? Пока она здесь, можно пополнить свое образование. Лютер так Лютер. Так посчитала Дот. Хотя многое по-прежнему оставалось неясным, туманным, она понимала, почему запрещенные книги передавались во дворце из рук в руки и почему тихие разговоры продолжались далеко за полночь. Она вспомнила отважную Анну Аскью, которая отказалась отречься, хотя могла спасти свою жизнь. Если во что-то веришь, веришь по-настоящему, на самом деле, твоя жизнь обретает смысл лишь в том случае, если ты верна своим убеждениям. Лютер для нее сложен, она словно читала на иностранном языке. Очень странно, ведь она так старалась понять, и все же почти ничего не понимала. Больше всего ей хотелось, чтобы с ней здесь был Уильям Сэвидж и растолковывал ей непонятные места, помогал постичь смысл написанного.

Она часто думала об Уильяме Сэвидже. Гадала, как бы все могло быть, не сложись все так, как сложилось. Интересно, какая у него жена и есть ли у них дети, маленькие Сэвиджи. Дот все что угодно отдала бы за то, чтобы самой выносить их! Она с самого начала понимала, что они с Уильямом не ровня, что не мешало ей мечтать о нем. Потом она пылко возненавидела его и еще больше возненавидела его жену. Теперь же она просто радовалась, что он ходит по той же земле, что и она. Уильям прощен, и на сердце у Дот легче оттого, что она простила. Она сейчас отдала бы что угодно, лишь бы хоть одним глазком увидеть его, не говоря уже о том, чтобы снова прижаться к нему. Она гнала прочь запретные мысли, боялась, что ослабеет от горя.

Она думала и о Катерине, гадала, как дела во дворце – если, конечно, Катерина по-прежнему там. Только бы и ее не посадили в тюрьму! Если Катерину арестовали, то она, скорее всего, в Тауэре, где бродят призраки Нэн Болейн и Екатерины Говард. О них страшно даже думать. Катерина умна и не допустит, чтобы ее арестовали! Но ведь Дот много раз видела гнев короля. Достаточно одной искры – и он загорается, как сухой порох. В нем как будто сидят два разных человека, один распутный, а другой гневный, и оба они вселяют страх в сердца подданных. Но Катерина умело обращается с ним, как с норовистым конем. Дот часами сидела и размышляла. Она машинально гладила пальцем пенни, серебряную монетку, которую дала ей мама много лет назад, когда она уезжала в Снейп. Она хранила ее как талисман; иногда монетка, зашитая в подол бывшего хорошего платья на удачу, напоминала ей о прошлой жизни. Из коридора доносились шаги Элвина. За стеной кричали узники. Удар колокола… глухой удар топора. Когда она выйдет отсюда… если выйдет… ей больше не захочется слушать колокольный звон.

Глава 10

Дворец Аутлендс, Серрей, сентябрь 1546 г.

Золотая брошь, украшенная тридцатью бриллиантами и двенадцатью жемчужинами, расположенными вокруг граната размером с яйцо малиновки; пара черных кроличьих меховых рукавов; четыре золотых браслета, украшенных сапфирами; голубятня с шестью парами горлиц; двадцать ярдов золототканой материи; двадцать ярдов малинового бархата; механические часы, на которых выгравированы слова «Любовь не знает времени»; персидский сокол редкого белого окраса; украшенный драгоценными камнями собачий ошейник из алой кожи для Крепыша; олений бок; мешочек мелкого жемчуга для украшения платьев и накидок; свора гончих; пять ночных сорочек из тончайшего шелка; белая мартышка женского пола, жена для Франсуа.

Все позади, и все стало как раньше. Король снова охвачен любовью и обожает свою жену, как в то время, когда он ухаживал за ней. Катерина без конца получает подарки, которые обозначают для нее только одно: она в безопасности. Все вернулись – все, кроме Дот. Придется смириться с тем, что Дот, возможно, не вернется никогда. Брат Катерины Уилл снова при дворе, а с ним – Гертфорд и Дадли. Сторонники реформ снова в милости у короля. Райзли висит на волоске после неудачной попытки свалить ее. Сторонники лорда-канцлера ходят мрачные и помалкивают. Наверное, прикидывают, к какой стороне примкнуть, пока еще не поздно. Гардинера нигде не видно; он залег на дно. Реформаторы на подъеме. Ее брат превзошел себя, занимая французского посла по его прибытии в Англию; он привез его в Хэмптон-Корт, чтобы представить королю. Их сопровождала свита в двести человек. Катерина поддразнивала Уилла: если он еще больше раздуется от гордости, то его голова перестанет пролезать в широкие ворота Уайтхолла.

На приеме в честь французского посла Катерина сидела рядом с мужем; на ней было роскошное платье из малинового бархата, расшитого золотом и драгоценностями. Идеальная спутница монарха. Как будто ничего не случилось, как будто король не подписывал ордер на ее арест, как будто отряд из двадцати телохранителей с Райзли во главе не являлся, чтобы проводить ее в Тауэр… как будто она никогда не представляла, как холодное лезвие падает ей на шею или как она стоит на костре. Гроза миновала, и Парры снова наслаждаются ярким солнцем. Но ужас все равно таится в глубине ее души.

Король даже поручил принца Эдуарда заботам Катерины – поистине высокая честь. Принц – мальчик скованный и холодный; он не откликался на любовь. Ничего удивительного, ведь он рос без матери. Его окружают лишь раболепные льстецы, которые увиваются вокруг него, надеясь позже получить выгодное место. В Катерине, к ее удивлению, проснулась нежность к заброшенному мальчику, и принц, похоже, начал отвечать ей тем же.

Редко доводилось ей видеть короля в таком хорошем настроении, и даже то, что она не носит в своем чреве принца, последнее время не упоминается. Его отвлекают другие вещи. После подписания мира с Францией он раздувается, как голубь. Победа при Булони вернула Англию в центр европейской политики, но защита Булони опустошает казну. По договору Булонь возвращается Франции и король Франциск оказывается в вечном долгу перед Англией за немыслимо огромную сумму. Поэтому с лица Генриха не сходит улыбка. Если выражаться шахматными терминами, Генрих съел у Франциска ферзя.

Катерина старалась держать язык за зубами. Она говорит, только когда ее спрашивают, и никогда не перечит мужу. Если он скажет, что небо зеленое, она с ним согласится. Она ничего у него не просит; она не спрашивает, можно ли пригласить ко двору Елизавету, не просит назначить расследование по поводу исчезновения Дот. Дот не пропала бы, если бы король не позволил Гардинеру охотиться на еретиков… В последнем она не сомневается.

Ее жгло чувство вины. Она боялась худшего для Дот. Простую служанку похитить нетрудно. Хотя в ней росла ненависть, она по-прежнему играла роль преданной жены. Она не обнаруживала свои истинные чувства ни в чем. Она ничего не читала, кроме лекарственных справочников и легких книг, которые ее почти не интересовали; она ничего не писала, хотя и представляла, как ее «Стенания» гниют в темноте, никем не читаемые и неизданные. Вспоминая обо всех своих прежних воззрениях, о радости от сопричастности великим переменам, Катерина тосковала. Она потерпела поражение.

Но сейчас для нее главное – остаться в живых и защитить своих близких. Она от всей души желала, чтобы одной из них оказалась милая Дот.

Уильям Сэвидж обыскал весь Лондон, но безуспешно; Катерина горевала по Дот, и ее горю не помогали никакие подарки, полученные от короля. Из всех людей на земле Дот лучше всех знала ее и надежно хранила ее самые сокровенные тайны, и она доверяла Дот больше, чем родной сестре. Даже Хьюик, ее испытанный друг, не знал половины того, что известно Дот. Если Дот погибла… нет, она этого не вынесет. Ее необходимо найти. Уильям продолжал поиски; день за днем он бродил в лабиринте лондонских улиц, время от времени сообщая ей, как продвигаются дела. Оба боялись, что Дот попала в беду. В Лондоне много негодяев, способных надругаться над невинной девушкой, а притоны переполнены молодыми красивыми созданиями вроде Дот, которые случайно оказались не в том месте.

Ньюгейтская тюрьма, Лондон, сентябрь 1546 г.

Элвин ворвался в ее камеру, раскрасневшийся и улыбающийся.

– Нелли, мне велено тебя отпустить! – сказал он, едва сдерживая радость.

– Не понимаю. – Не может быть, чтобы все было просто так. Разве Райзли, похожий на хорька, больше не будет ее допрашивать? Неужели ее не казнят? – Элвин, если это шутка, то не смешная.