Нина Соротокина - Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны Страница 61

Разорялись знатные паны постепенно, но полное разорение, такое, словно враг прошел по замку и его окрестностям, произвел последний владетель князь Казимир Гондлевский. Сейчас это был глубокий старик, но и в восемьдесят лет он держался орлом. Дай ему золото, чтоб выкупить замок, и впрок немного деньжат, все пойдет по-прежнему, за год опять все спустит. А ведь кажется, ничего особенного не делал, только жил широко.

Князь Казимир Гондлевский был известнейшим в округе «рыцарем бутылки», и это было отнюдь не уничижительное прозвище, а заслуженный Бахусовыми подвигами чин, снискавший среди сограждан братскую любовь и уважение. Про известную чару князя Казимира знали в самой Варшаве. Чара вмещала пять бутылок французского, или венгерского, или домашней выделки меда — чего ни налей. В крышку от нее входило две бутылки. Старый князь мог опустошить чару в два приема, из крышки полагалось пить не отрываясь.

Во время широких пиров обговаривались проекты будущих сеймов, заключались дружественные союзы, гасились распри, отлучались от государственных дел неугодные. Шляхта совершенно искренне считала, что без кубка с вином вообще не договоришься. На попойках заключались и брачные союзы, в этих случаях пили из чар с изображением святых. На самих сеймах пили во славу Господа, а потом всласть рубились на саблях в Его же честь. И везде Казимир Гондлевский был первым. Хоть к старости руки у него стали дрожать, иной раз и в табакерку пальцами попасть не мог, полный, налитый всклеть кубок он доносил до рта, не пролив ни капли. При этом был изящен, образован, умен — рыцарь!

Противные высшей истине трезвенники ворчали, что-де никогда не пила Польша столь много, мол, пьянствовать стали только при Августе II — отчаянном выпивохе. Говорили, никогда король «не просыхал», а с ним и весь двор.

У князя Казимира тоже был свой двор — богатейший, и всех он поил и кормил. Кого там только не было: шляхта, сыновья их, оруженосцы, пажи, скороходы, гайдуки, ливрейные послушники. Сейчас дворни стало немного меньше, и походила она не на достойных княжеских слуг, а на разномастную орду, охотящуюся за дармовой жратвой. Названия у дворцовой прислуги остались те же. Паж… все еще паж, в тридцать с лишним лет, с зычным голосом и ухватистыми волосатыми руками. Скороход еле передвигает ноги, он болен ревматизмом, на ступнях подагрические шишки, белые одежды штопаны-перештопаны, на шапочке, которую все еще носит, убогий, набекрень, вместо страусовых перьев два сорочьих, выдранные из хвоста у мертвой птицы.

А какие охоты устраивались в замке! Леса, слава Богу, обширные, зверья всякого водилось в изобилии. Уважающий себя охотник всегда держал огромную псарню. Из Данцига выписывали больших датских собак. Егеря их звали пиявками. Если этот пес вцепится зубами в жертву — большого зверя, то уже не отпустит. До ста человек съезжалось на охоту, прибывали и дамы в колясках, брали с собой детей посмотреть на кровавое действо. После охоты по древнему обычаю в замке готовили жаркое из жеребенка, но главным лакомством считались медвежьи лапы. А пили… только бочки с вином успевали вскрывать. Гостиница «Белый вепрь» была когда-то охотничьим домом Гондлевских, до самой Вислы тянулись их угодья. Но это все в прошлом.

Однако неверным будет утверждение, что теперь в замке экономили на еде или пили меньше. Бочка венгерского стоила четыре червонца, а скотины и земли, слава Богу, осталось достаточно. Невозможно и дворне голодать при такой-то дешевизне. Но реальную власть замок упустил из рук, и гордость семьи была этим сильно уязвлена.

Самый главный урон случился, когда князь Казимир заложил замок, решив на этом заработать, а вместо того обратил деньги в пыль, в те же пьянство и охоту. И словно глянец смыли с хозяев. Износился бархат внутри данцигской кареты, подушки обили скромным трипом. Лошадей больше не покупали на стороне, не красили их гривы в зеленый цвет, а брали из собственного стада. В молодости у князя Казимира был богатейший гардероб. Теперь его жупаны и парчовые кунтуши в зависимости от надобности расставляли для хозяина или ушивали для сыновей. По счастью, женская половина не страдала от отсутствия модных туалетов. Княгиня была женщиной чрезвычайно умеренной и набожной. Князь Казимир женился поздно, жена была моложе его на тридцать лет. Девицей воспитывалась она во французском монастыре, а потому знала иностранные языки и почитывала книги. Мужа она любила страстно, да и можно ли иначе относиться к такому герою, а поэтому всю жизнь с ужасом и восхищением смотрела на его подвиги, подчиняясь во всем безоговорочно.

Постепенно все приходило в запустение. Комнаты, кровля и сами крепостные стены требовали ремонта. А сколько денег уходило на дрова для этой махины! Дом пришлось поделить на две части. Неотапливаемая половина постепенно превращалась в гигантский чулан, куда сносили за ненадобностью всякое барахло.

Сыновей у князя Казимира было четверо. Двое из них умерли в младенчестве. Старшего, Онуфрия, привезли прошлой осенью с огнестрельной раной в груди. Остался второй — Ксаверий, гордость отца и надежда матери.

Про гибель Онуфрия говорили, что он погиб при странных, невыясненных обстоятельствах. Взял-де людей из дворни, пошел побродить по лесу с ружьем. И вдруг — убили…

Однако только на первый взгляд обстоятельства смерти молодого княжича казались странными. Каждый в замке знал, что поехал он на свою охоту верхами в ночное время, а в помощники взял не егерей, а трех своих головорезов, преданных ему по-собачьи. Только один из этой тройки остался жив. Прибежал, вернее, приполз к утру в замок с капканом на ноге. Капкан был поставлен на волка, как этот дурень в него угодил, непонятно. Неизвестно было также обитателям замка, что рассказал этот бедолага, дрожа как осиновый лист князю накануне похорон Онуфрия.

Княгиня после смерти старшего сына чуть с ума не сошла. Она требовала, чтоб муж нашел деньги для сооружения достойного надгробия в княжеском склепе. Сын погиб от руки негодяя в честном бою, а потому на могиле ему надо поставить мраморного поверженного воина с поломанным мечом. Пусть местные мастера постараются, а мрамор не так уж дорог. Князь ответил категорическим отказом: простая каменная плита с вырезанными на ней датами, ветка лавра внизу — и все!..

Только самые приближенные к особе князя Казимира знали тайну этой истории, за давностью лет можно рассказать ее и читателям. Князь Казимир был не только рыцарем бутылки, охотником, знатоком латыни и дамским угодником, он был еще истинным патриотом Польши и поэтому твердо стоял за Станислава Лещинского. Еще Август II был жив, а уже образовался кружок вельможных панов, ратующих за нового короля. Будущему избраннику необходима преданность. Лучшей поддержкой от начала летосчисления считалось золото, и во Франции это отлично понимали.

Замок князя Гондлевского был беден, но верен великим идеалам и истинно высок в духовном его звучании. Поэтому под его черепичной кровлей не единожды собирались патриоты для обсуждения насущных дел. Естественно, на этих сходках присутствовал и старший сын, хотя по складу характера он был не патриотом, а забиякой и героем всех скандальных историй в округе. Но здравого смысла Онуфрию было не занимать, и потом, годы брали свое. Словом, похоже, что старший сын остепенился и вступил на путь гражданина.

За несколько дней до гибели Онуфрия в замке князя Гондлевского в библиотеке произошла очередная сходка — только самый близкий круг! Члены собрания были оповещены о прибытии французского золота. Естественно, тут же начали обсуждать, как его лучше потратить, но один из патриотов, не будем называть его фамилию, довольно резко заявил, что это, мол, не их забота, а думать надо о том, как обеспечить золоту надежную охрану. Маршрут кареты содержался в глубокой тайне, кроме того, французы запаздывали, и вообще не случилось бы чего. Есть слухи из Парижа, что французы собираются тратить деньги в Варшаве, не согласуясь с желаниями патриотов. Мол, им там в Париже виднее. Здесь не поспоришь, кто заказывает музыку, тот и платит.

Со временем, когда 1732 год стал далеким прошлым и события тех дней превратились в легенду, которую домочадцы пересказывали друг другу в зимние вечера, в тексте этой легенды якобы был такой диалог, за правильность которого автор не может поручиться. Будто бы Онуфрий вышел с той тайной сходки рассерженным и, лишь разъехались гости, бросил отцу в сердцах:

— Вместо того чтоб депутатов подкупать, лучше бы на эти деньги крышу починить и замок выкупить из залога!

И будто бы старый князь также в сердцах бросил:

— И думать не смей! Эти деньги предназначены для свободы Польши!

Онуфрий якобы отозвался:

— А на кой Польше купленная у Франции свобода?

И якобы князь проревел, словно Юпитер: