Стефан Цвейг - Мария Антуанетта Страница 61

***

До полудня никто не подозревает о тысячеголовой опасности, движущейся из Парижа. Как всегда, королю подвели оседланную охотничью лошадь, и он ускакал в Медонский лес; королева, как обычно, ранним утром отправилась одна пешком в Трианон. Что ей делать в Версале, в гигантском замке, из которого давно уже бежал двор и лучшие друзья и возле которого в Национальном собрании каждый день factieux выносят новые, враждебные ей предложения? Ах, она устала от этого ожесточения, от этой борьбы в пустоте, устала от людей, устала от бремени королевской власти. Отдохнуть, посидеть пару часов спокойно, вдали от людей, в осеннем парке, которому октябрьское солнце расцветило листья багрянцем, золотом, медью. Собрать последние цветы с клумб, прежде чем придёт зима, страшная зима, может быть, покормить китайских золотых рыбок в маленьком пруду или породистых кур. А затем отдохнуть, отдохнуть наконец от всех волнений и растерянности; ничего не делать, ничего не желать, сидеть со свободно опущенными руками у грота, в простом утреннем платье, с раскрытой книгой на скамейке, не читая её, всем своим существом чувствуя усталость природы и осень в своём сердце.

Сидит королева в гроте на скамье, вырубленной в скале, – давно уже забыла она, что назывался он когда–то Гротом любви, – и видит на дороге пажа, идущего к ней с письмом. Она встаёт, идёт навстречу. Письмо от министра Сен–При, он сообщает, что чернь идёт на Версаль и королеве следует незамедлительно вернуться в замок. Быстро берёт она шляпу, накидку и спешит во дворец своей лёгкой, стремительной походкой. Возможно, и не оглядывается она на маленький, любимый ею Трианон, на ландшафты, создание которых доставляло ей столько радости. Разве предполагает она, что последний раз в жизни видит эти мягкие луга, этот нежный холм с Храмом любви, осенний пруд, свою деревушку, свой Трианон, что это – прощание навсегда?

В замке министры, двор – все в беспомощном возбуждении. Неопределённые слухи о походе на Версаль исходят от слуги, которому удалось пробраться в замок, других слуг женщины задержали. Но вот к дворцу во весь опор мчится какой–то всадник, он соскакивает со взмыленной лошади и бежит вверх по мраморной лестнице; это Ферзен. При первых признаках опасности этот самоотверженно любящий человек прыгает в седло, скачет карьером, обгоняет армию женщин, "восемь тысяч Юдифей", как патетически назовёт её Камилл Демулен, чтобы в момент опасности быть возле королевы. Наконец появляется король. Его разыскали в лесу возле Порт–де–Шатильон, прервали его любимую забаву. С досадой опишет он вечером в своём дневнике скудные трофеи охоты с пометкой: "Прервана из–за событий".

И вот стоит он, озадаченный, с испуганными глазами. Начинается совет теперь, когда уже упущено всё, поскольку в общем замешательстве забыли преградить авангарду мятежников путь к мосту у Севра. Ещё есть пара часов, ещё достаточно времени, чтобы принять решительные меры. Один министр считает, что королю следует верхом, во главе драгун и фландрского полка выступить навстречу толпе: уже одно его появление обратит орду женщин в бегство. Более осторожные, напротив, полагают, что если король и королева немедленно покинут замок и направятся в Рамбуйе, то вероломно задуманная угроза трону будет сорвана. Но Людовик, вечно нерешительный, колеблется, и сейчас, в который раз, из–за неспособности принять решение даёт он событиям возможность наступать на него, вместо того чтобы бороться с ними. С закушенной губой стоит королева в окружении этих беспомощных людей, среди которых нет ни одного настоящего мужчины. Инстинктивно чувствует она, что любой акт насилия должен помочь, ибо с первой пролитой кровью каждый начнет страшиться каждого: "Toute cette revolution n'est qu'une suite de la peur"[153]. Но может ли она принять ответственность за всё и вся? Внизу, во дворе, стоят кареты, кони запряжены, за час королевская семья с министрами и Национальным собранием, присягнувшим во всём следовать королю, может добраться до Рамбуйе. Но король всё ещё не даёт знака к отъезду. С большей и большей энергией настаивают министры, и в особенности Сен–При: "Если Вас, Ваше величество, повезут завтра в Париж, корона будет потеряна". Неккера же больше заботит его популярность, нежели сохранение королевства, он возражает, и король, как всегда, словно безмолвный маятник, качается между двумя мнениями. Постепенно вечереет, кони внизу всё ещё бьют копытами в разыгравшейся к тому времени непогоде, лакеи ждут у карет, а совещанию всё нет конца.

В окна дворца врывается многоголосый шум парижских улиц. Они уже здесь. Тысячеглавая толпа в темноте, в ночи подходит к замку. Рыночные амазонки в юбках, накинутых на головы, чтобы защититься от дождя, льющего как из ведра. Гвардия Революции стоит перед Версалем. Предпринимать что–либо поздно.

***

Подходят и подходят женщины, промокшие до костей, голодные и замерзшие, в ботинках, полных жидкой грязи. Эти шесть часов никак не назовешь часами увеселительной прогулки, даже если в пути и разгромлено несколько трактиров и урчащий желудок получил пару капель горячительной влаги. Голоса женщин хриплы и грубы, а то, что они выкрикивают, не продиктовано дружескими чувствами к королеве. Первый визит – Национальному собранию. Оно заседает с самого утра, и для некоторых его депутатов – для тех, кто прокладывает путь герцогу Орлеанскому, – этот марш амазонок не так уж и неожидан.

Сначала женщины требуют от Национального собрания лишь хлеба (в соответствии с программой) – о переезде короля в Париж ни слова! Принимается решение направить в замок делегацию женщин в сопровождении его председателя де Мунье и нескольких депутатов. Шесть выбранных женщин[154] отправляются в замок, лакеи учтиво распахивают двери перед уборщицами, рыбачками, уличными нимфами. Со всеми почестями ведут необычную делегацию по большой мраморной лестнице в покои, вступить в которые до сих пор могли лишь люди с голубой кровью, аристократы с тщательно проверенной родословной. Среди депутатов, сопровождающих президента Национального собрания, – полный, жизнерадостный, ничем не примечательный внушительный господин. Но его имя придаст этой первой встрече с королём символический смысл. Ибо вместе с доктором Гильотеном, депутатом от Парижа, 5 октября гильотина нанесла первый визит двору.

***

Добродушный Людовик так дружелюбно принимает дам, что их оратор, молодая девушка, предлагающая завсегдатаям Пале–Рояля цветы, а, возможно, также и кое–что другое, потрясённая столь неожиданным приёмом, падает в обморок. Её приводят в чувство, добрый король–благодетель обнимает перепуганную девушку, обещает восхищённым женщинам хлеб и всё, чего только они не пожелают, предоставляет им в распоряжение даже свою собственную карету для возвращения в Париж. Похоже, всё кончится наилучшим образом, но внизу, подстрекаемая тайными агентами, толпа женщин встречает свою делегацию воплями ярости, обвинениями, что её подкупили, что она поверила лживым заверениям. Не для того шесть часов подряд они тащились из Парижа по грязи, в проливной дождь, чтобы с урчащими от голода желудками и пустыми обещаниями брести назад. Нет, надо оставаться здесь и не двигаться с места, пока они не захватят с собой в Париж короля, королеву и всю эту банду их приспешников. Уж там–то их отучат строить козни и заниматься проволочками. Бесцеремонно врываются женщины в Национальное собрание, чтобы переночевать там, тогда как иные из них, в том числе Теруань де Мерикур, находят себе приют у солдат фландрского полка. Число мятежников растёт, так как к Версалю всё время подходят отставшие. Подозрительные тени бродят в скудном свете масляных светильников у ограды замка.

Наверху, во дворце, двор всё ещё не пришёл ни к какому решению. Может быть, всё же лучше бежать? Но как отважиться на это, удастся ли тяжёлым, неуклюжим каретам пробиться сквозь возбуждённую толпу? Нет, слишком поздно. Наконец в полночь издали слышится барабанная дробь – приближается Лафайет. Первый визит он наносит Национальному собранию, второй – королю. И хотя он с подлинной преданностью, с глубоким поклоном говорит: "Сир, я явился и готов отдать свою жизнь ради спасения Вашего величества", его никто не благодарит, и Мария Антуанетта также. Король объявляет, что у него нет намерения куда–либо уезжать или отдаляться от Национального собрания. Похоже, всё приведено в порядок. Король дал обещание, Лафайет и вооружённые силы народа находятся рядом, чтобы его защитить, депутаты отправляются по домам, национальные гвардейцы и мятежники ищут убежища от проливного дождя в казармах, церквах, даже в арках ворот, в нишах стен. Постепенно гаснут последние светильники, и после проверки всех постов, в четыре утра, Лафайет ложится спать в Отеле де Ноай, хотя и обещал заботиться о безопасности короля. И король с королевой возвращаются в свои покои; они не подозревают, что эта ночь – их последняя ночь в Версале.