Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь Страница 62

От голоса Алиеноры у него по спине до сих пор пробегали мурашки. Даже в шестьдесят два года, будучи пленницей мужа, она сохранила способность заставлять мужчин опускаться на колени. Они или сдавались, или обожали ее.

– А на вас, госпожа, приятно посмотреть усталым после путешествия глазам, – галантно ответил Вильгельм. – Из всех красивых женщин, которых я встречал на пути в Иерусалим и обратно, ни одна не может сравниться с королевой Англии.

Она рассмеялась и убрала руку, потом жестом приказала ему встать.

– Вы всегда были льстецом. Рауль, вина сэру Вильгельму, – она быстро щелкнула пальцами, и паж поспешил выполнять приказ.

– Госпожа, это правда. От меня вы всегда услышите только правду.

Алиенора выглядела довольной.

– Значит, я должна вам верить, поскольку даже мой любимый муж говорит, что Вильгельм Маршал не умеет врать.

Вильгельм взял у пажа кубок. Вино было такого же цвета, как платье Алиеноры, и он подозрительно уставился на него.

– Вы можете спокойно пить, – заверила его королева. – Это мое вино, и только для моего потребления. Я отказываюсь прикасаться к уксусу, который мой муж заставляет глотать всех остальных.

Вильгельм ответил искренней улыбкой.

– В таком случае, госпожа, за ваше здоровье! – поднял он тост и сделал глоток.

Вкус вина напомнил ее голос – сочный, мягкий и возбуждающий. До этой минуты Вильгельм не осознавал, насколько ему его не хватало.

Алиенора отошла от него и снова села на стул за огромной шпалерой, такой широкой, что над нею работали еще две ее служанки.

– Иерусалим, – произнесла она и жестом показала, чтобы Вильгельм сел на складной стул напротив нее. – Расскажите мне про него.

Вильгельм пил вино, в котором не было осадка, потом взял второй кубок из рук пажа и рассказал королеве все, что она хотела знать. Но многое выпустил. Он взвалил себе на плечи предсмертное желание ее сына, отнес его к Гробу Господню и выполнил. Мать имела право об этом знать, как и о цвете и вкусе земли, которую однажды видела во время своего первого брака, когда была молодой королевой Франции. Вильгельм вручил ей небольшую хрустальную амфору с водой из реки Иордан. Но о саване, который он купил для себя, умолчал, и Алиенора не настаивала.

– Вы изменились, Вильгельм, – тихо произнесла Алиенора. – Но, возможно, это и не удивительно.

Он пожал плечами.

– В Иерусалиме я сбросил свою прошлую жизнь, как кожу, госпожа.

– Больше никаких поединков и турниров? – спросила она дразнящим голосом, правда, смотрела на него очень внимательным и напряженным взглядом.

– Нет, – ответил он.

Вильгельм уже выпил второй кубок до дна и почувствовал, что слегка опьянел. Ему надо было поесть и отдохнуть. Было неразумно разговаривать с Алиенорой заплетающимся языком.

– А что вы собираетесь делать?

Он улыбнулся.

– Найду хорошую женщину и остепенюсь.

Алиенора прищурилась, глядя на него, потом засмеялась грудным смехом.

– Да, искать придется долго, но я едва ли могу представить вас в этой роли, независимо от того, изменились вы или нет. Вы придворный, Вильгельм, рыцарь, солдат и военачальник. Вы сможете где-то осесть только в день вашей смерти, когда вас похоронят! Я все еще знаю вас лучше, чем вы себя.

– Возможно, госпожа, – вежливо согласился он. – Но в последнее время я думал о спокойной жизни с женой рядом и сыновьями у ног.

Алиенора поджала губы и взялась за иглу.

– Это говорит о том, сколько вы знаете о браке, – ответила она, и веселье теперь смешалось с резкостью и жесткостью, – Вероятно, последние двадцать лет вы ходили с закрытыми глазами, – она словно пронзила его взглядом. – Я не знаю, доходили ли до вас какие-то слухи во время ваших путешествий, но Маргарита больше не живет при дворе Филиппа. В прошлом году она вышла замуж за венгерского короля Бела.

При мысли о Маргарите Вильгельм почувствовал, что ему словно надавили на заживающую рану.

– Надеюсь, в этом браке она найдет счастье, – сказал он, понимая, что, вероятно, больше никогда ее не увидит.

– О да, надежда есть всегда, – резко сказала Алиенора. Вероятно, его лицо что-то выдало, поэтому ее собственное немного смягчилось. – Это неплохой брак, – сказала она. – Лучше, чем был какой-то из моих.

Вильгельм был избавлен от необходимости отвечать: в дверь постучали. Пришел посыльный, вызывая его к королю, который вернулся с охоты. Когда Вильгельм встал и склонился над рукой Алиеноры, прощаясь, она снова заговорила:

– Будьте осторожны со своими желаниями, Вильгельм, потому что они могут сбыться.

– Я надеюсь на это, госпожа, – сказал он с грустной улыбкой.

Алиенора смотрела, как он выходил из комнаты и еще раз поклонился перед дверью. Вильгельм все еще оставался таким же грациозным, как кот, несмотря на усталость после путешествия.

– Я хорошая женщина, – сказала младшая горничная, Герсендис, с надеждой.

Алиенора посмотрела на нее с жалостью.

– Но не в понимании Вильгельма Маршала, – ответила она и снова взялась за шитье.

Алиенора то и дело бросала взгляд на маленькую амфору, подаренную ей Вильгельмом, и думала о том, что он сказал, а еще больше о том, что скрывалось за его словами.

Вильгельма поразило, насколько король Генрих постарел за три года, прошедшие с того дня, когда они расстались у гробницы его сына в Руане. У Генриха были красные глаза, словно он выпил слишком много вина и мало спал. Лицо обветрилось и раскраснелось после долгого пребывания на свежем воздухе, но он не выглядел ни здоровым, ни цветущим. Принцу Иоанну теперь исполнилось девятнадцать лет, и он сопровождал отца на охоте. Он унаследовал от матери высокие скулы и красивые рыжевато-карие глаза. Молодой человек явно пытался отрастить бороду, и темная жесткая щетина красовалась на его мощном подбородке и над недовольно изогнутой верхней губой.

– Ха! – воскликнул Генрих, крепко сжимая руку Вильгельма и помогая ему подняться на ноги. – Значит, вы вернулись ко мне?

– Это был мой долг… И моя клятва верности, сир.

Верности, – повторил слово Генрих, словно не знал, подавиться им или расхохотаться. – Вы всегда произносите правильные слова, Маршал. Это я признаю. – Он повернулся к младшему сыну, у которого на губах играла полуулыбка. – Верность так же ценна, как золото, – сказал он. – В особенности верность таких людей, как Маршал. Хорошо это запомни.

– Ее можно купить на золото, – заявил Иоанн. – Или откупиться от нее. – Он посмотрел на Вильгельма: – Какая у вас цена, Маршал?

Вильгельм колебался, испытывая искушение сказать Иоанну, что он стоит гораздо дороже, чем может позволить себе слишком умный юноша вроде него, но осторожность и благоразумие заставили его прикусить язык. Он напомнил себе, что его брат – один из людей принца.

– Это вопрос для обсуждения между мной и вашим отцом, лорд Иоанн, – ответил он, – если ваш отец захочет принять меня на службу. А то, что я сделал ради вашего брата, я сделал из любви к нему, а не ради награды.

– Но вы же получите за это награду! – воскликнул молодой человек; в его глазах светилась злоба.

– Иоанн, довольно, прекрати его дразнить! – Генрих снисходительно посмотрел на младшего сына. – Давайте, Маршал, выпьем вина, и вы расскажете мне про паломничество.

Вильгельм вернулся в шатер очень поздно. Был прохладный весенний вечер; путь освещали звезды и отсветы костров, на которых готовилась еда. Его снова и снова останавливали люди, которые хотели его поздравить с возвращением домой. Он улыбался, находил нужные слова, ему удавались короткие разговоры. Он долго обучался придворному искусству и даже пьяным мог держать себя в руках, продолжая играть в эту игру. Но это утомляло, и он почувствовал огромное облегчение, когда, наконец, добрался до шатра. Обычно его пальцы работали очень ловко и быстро, но тут он запутался в завязках, которые держали кусок материи, закрывающий вход в шатер, и Юстасу пришлось ему помогать.

– Никогда не пей вино короля, тем более после вина королевы, – сказал он оруженосцу. – Они несовместимы.

– Как и их владельцы, – заметил Юстас. – А вы ели?

От первой фразы Вильгельм фыркнул, от второй отмахнулся.

– Меньше, чем выпил, но больше, чем достаточно, как подсказывает мой желудок. Теперь мне нужно только поспать.

Юстас завел его в шатер и снова завязал веревки, правда, очень слабо. При тусклом свете лампы Вильгельм улегся на матрас, радуясь, что оруженосец набил его свежей соломой. Хотя Вильгельм очень устал, сон не приходил и не позволял мозгу расслабиться. В полном животе урчало. Как будто все съеденное и выпитое там перемешивалось. Генрих хотел узнать про паломничество, но совсем не то, что королева. Его интересовали не цвета и ощущения от путешествия, а только голые факты, кратко изложенные, как в отчете о сражении. Подробно он попросил рассказать только о том, как Вильгельм положил плащ Генриха на Гроб Господень, и о том, как он зажег свечи за упокой души молодого человека. Вильгельм рассказал то, что от него ждали, как и Алиеноре. На него неотрывно смотрелпринц Иоанн и ловил каждое слово жадными глазами хищника. Но теперь все закончилось, и Вильгельм пытался прийти в себя. Шатер кружился у негоперед глазами. По крайней мере, все было рассказано, и воспоминания можно убрать в сундук вместе с материей для савана. Они навсегда останутся у него, он всегда сможет это вспомнить, но не нужно на это смотреть ежедневно.