Борис Васильев - Ольга, королева русов. Вещий Олег Страница 65

— И то ладно, — сказал Ставко. — А перстенек с пальца я все же сниму.

— Зачем?

— Привычным не удивишь. Удивишь неожиданностью.

А за день до Совета из Господина Великого Новгорода неожиданно пожаловал посадник Воята.

Естественно, и Новгород, и князь Рюрик знали о готовящемся соглашении со славянскими князьями, но Господина Великого Новгорода это не касалось. Городская дружина в походе не участвовала, Вернхира с его варягами Рюрик отдал Олегу, и все полагали, что Новгород отмолчится, приняв сообщение к сведению. И вдруг накануне столь необходимого Олегу Совета приехал не кто-нибудь, а лично посадник, при этом так точно рассчитав время, что затевать с ним тайные беседы было уже невозможно. Как славянские князья, так и воеводы Олега могли только гадать, с чем именно, зачем и почему на Совет решил прибыть сам Воята. Первое лицо Господина Великого Новгорода.

— Мы собрались не для охот, хотя в них отличился могучий воевода Перемысл, — начал князь Воислав, открывая Совет. — Все мы обеспокоены звоном оружия и топотом многочисленных ратей конунга Олега. Они не могут миновать наши земли, князья и бояре, и уже не миновали моей земли. Это — тяжкое бремя, и чем скорее мы избавимся от него, тем нам и людям нашим будет легче. Весной по спаду воды Олег двинет свои силы на Аскольда. Сил этих множество, Правобережье закрыто, и множество это обрушится на все земли Левобережья. Конунг Олег просит нашего дозволения пройти не только по Днепру, но и по Десне, и мне сдается, что нам лучше уважить его просьбу, потому что чем больше будет у него дорог, тем скорее его войска уберутся от нас. Подумаем над этим, князья и бояре.

— Русы — грабители, — хмуро сказал Северский князь. — От них уже стонет все Черное море, на которое, как рассказывали деды, они пришли с Донца во главе с конунгом Бравлином.

— Значит, нас просят открыть в курятнике не только дверь, но и ворота, чтобы лиса быстрее его пробежала? — насмешливо спросил вятич. — А если она там и останется?

Эти замечания нисколько не настораживали воевод Олега. И Перемысл, и Ставко знали, что вопрос решен, а все выпады призваны лишь затемнить уже оговоренное в частных беседах, чтобы создать хотя бы видимость принятия самостоятельного решения. Всем давно было известно, что предложение о помощи Олегу должно быть высказано князем Воиславом, а прочие, в меру поспорив, с тяжким вздохом с ним согласятся. К тому все и шло, но вдруг застопорилось, потому что посадник Воята взял слово в самом неподходящем для конунга Олега месте.

— Князья и бояре, вы не выразили удивления, когда я приехал на ваш высокий Совету но я читаю это удивление в ваших делах. Причина, которая заставила меня бросить все дела в Новгороде, в том, что князь Рюрик потерял княжеское лицо. Он устранился от всех судебных и военных дел, не появляется более на Совете Господ и даже не покидает Городища. Это нарушает договоренности между князем и Господином Великим Новгородом, и я в конце концов посетил его сам. И понял, что у Рюрика осталась одна забота, которая заполняет все его дни и ночи. Он забыл о своих княжеских обязанностях, забыл о конунге Олеге и думает только о том, чтобы любыми путями и средствами вернуть своего сына княжича Игоря.

— Он не найдет княжича, — решительно перебил Перемысл. — Дорогу туда знает только конунг Олег.

— Я говорил ему об этом, воевода, но Рюрик ничего не желает слышать. Мы спорили весь вечер. В конце концов князь признался, что намерен отозвать Вернхира, взять его варягами Старую Русу и тем принудить Олега вернуть ему младенца Игоря.

Воята чуть помедлил, и сразу же все глухо заговорили. Никто не повышал голоса, обращаясь к соседу или высказывая свои соображения, и отдельные слова тонули в общем гуле. Воята поднял руку, и все смолкли.

— Но спросил моего совета, и я приехал к вам, высокие князья и бояре, за этим советом. Надо хорошо подумать, надо все взвесить, надо все рассчитать, но мне думается, что у всех нас, братья-славяне, появилась, может быть, единственная возможность не дать грабителям-русам истоптать наши нивы, угнать наш скот, продать наших девушек на невольничьих рынках.

Вновь поднялся шум, но иной, громкий, когда все говорили для всех, заглушая друг друга. И никто не обратил внимания, как Ставко что-то шепнул Перемыслу, после чего воевода сразу же вышел.

— Пусть варяги и русы перегрызутся между собой! — кричали северяне. — Пусть Вернхир спалит Старую Русу, а Олег бросится тушить пожар!

— Возьмемся за топоры! — вторил им воинственный вятич.

Радимичи тихо совещались. Князь Воислав встал, и все замолчали.

— Посадник просил нас подумать, но я не слышу ваших дум. Я слышу только крики. На Совете не стоит кричать.

Все молчали…

— Прости нас, князь Воислав, — сказал наконец Северский князь. — Ты сказал мудрые слова, что на Совете не кричат. Но ведь Олег и вправду бросится тушить пожар.

— Но для начала спалит дотла Господин Великий Новгород, — как бы про себя, но достаточно громко сказал Ставко. — Посадник Воята должен был бы об этом хорошо подумать.

— Какой-то воевода смеет выступать впереди князей! — выкрикнул вятич. — Ему следует сперва послушать, что скажут старшие!

Ставко резко поднялся. Медленно обвел глазами присутствующих, неторопливо достал из-за пазухи перстень и показал. Не всем вообще, а каждому в отдельности.

— Я — наместник конунга Олега на этом Совете. Ты не знал об этом, посадник Воята, иначе поостерегся бы ссорить славянские земли с конунгом русов, ища выгоды для Господина Великого Новгорода. Я сказал свое первое слово, князья и бояре. Теперь я буду слушать, что скажете вы, и только потом скажу последнее. Князь Воислав, попроси высоких князей выступать по очереди и говорить только от своих земель.

Он неторопливо опустился на место. Тихо вошел Перемысл, сел рядом, что-то шепнул. И все угрюмо молчали, понимая, что гонец, нахлестывая коня, уже мчится к конунгу Олегу.

— Высокие князья и бояре, — начал Воислав, — воевода Ставко именем конунга Олега остановил дикие отряды у верхних волоков. Они уйдут зимовать в иные места, и посаднику Вояте надо хорошо подумать, как обезопасить от их набегов земли Великого Новгорода. Я думаю, что это и есть тот совет, за которым он к нам прискакал.

— У вас помутился разум, славяне! — гневно выкрикнул с места посадник.

И опять все зашумели, заговорили разом, не слушая друг друга, но ни Ставко, ни Перемысл более не вмешивались. Дело было сделано: Перемысл отправил гонца одвуконь к конунгу Олегу, а Ставко уже сказал свое первое слово.

Князю Воиславу не удалось в тот день угомонить собравшихся. Не имея опыта в подобных совещаниях равных особ, он и сам вскоре ввязался в никчемный спор, и заседание Совета пришлось отложить. Благо подоспело время застолья.

— Напрасно ты не вмешался, — недовольно сказал Перемысл Ставко, когда они вернулись в отведенные для них покои после затяжного застолья. — Они столкуются за нашей спиной.

— Не знаю, — вздохнул молодой воевода. — Ты и старше, и мудрее меня, Перемысл. Посоветуй. Перстня конунга им мало, хотя я ткнул его в глаза каждому.

— Им нужно ткнуть в глаза силу Олега, а не его перстень, — проворчал Перемысл. — А сила Олега — в его дружинниках… — Он вдруг оборвал самого себя. Подумал, сказал растерянно: — А дружинники — это ведь мы с тобой, Ставко. Мы с тобой!..

И сорвался с места.

— Ты куда?

— К Воиславу! — крикнул Перемысл: — Только бы он согласился!

На следующее утро все усиленно делали вид, что ничего не произошло, хотя перед рассветом уехал обиженный Воята, ни с кем не попрощавшись. Вот о нем и судачили у входа в обширные летние хоромы, старательно избегая даже намеков на иные вопросы. Каждый считал себя хранителем доверительной тайны, которой ночью лично с ним поделился Смоленский князь, внутренне, правда, подозревая, что одной беседой Воислав не ограничился, но не ведая, кого же еще посетил князь могущественных кривичей. И, боясь ошибиться, предпочитали говорить о новгородском посаднике,

— Чужими руками жар загребать прискакал.

А князь Воислав посетил всех участников Совета после краткого разговора с Перемыслом, но совсем не по его подсказке, а по собственному разумению. Правда, это разумение шевельнулось в нем потому, что неожиданное предложение воеводы очень уж пришлось по душе смоленскому владыке.

Он беседовал с каждым, беседа была короткой, но впечатляющей. Князь пересказал каждому то, что поведал ему Ставко при последнем личном свидании: боевая мощь русов не в количестве дружин, а в подготовке их воинов с самого детства. А для того чтобы славянам перенять их способ обучения, нужно освободить лучших отроков от всех обычных занятий: пахать, выращивать скот, бортничать, ловить зверя и рыбу. Одному племени это не по силам: народ останется голодным. Но если объединиться… Рассказывать он был куда больший мастак, чем молодой воевода, а потому и сумел заставить задуматься каждого собеседника. Кроме старшины вятичей, который только усмехнулся: