Нина Молева - А. Г. Орлов-Чесменский Страница 67

— Чтобы не платить по долгам. А что же княжна?

— Согласилась стать имперской княгиней.

— Поспешила воспользоваться возможностью.

— Ваше сиятельство, вы не поверите: княжна дала согласие, но с тем, чтобы отложить свадьбу на достаточно неопределенное время. Она решила дождаться окончания войны между Россией и Портой, чтобы получить необходимые документы о своем рождении.

— Она, что же, считает, что Россия предоставит ей такие документы? Что такие удостоверяющие бумаги вообще существуют?

— Я не считал себя вправе размышлять на эти темы, ваше сиятельство, но поспешил с докладом. Кроме того, возник вопрос о вероисповедании жениха и невесты. Филипп Фердинанд — католик, тогда как княжна — православная.

— Православная? Вы совершенно уверены в этом, Джузеппе?

— О, насчет этого не может быть никаких сомнений. Русская княжна и раньше откровенно говорила о принадлежности к ортодоксальной церкви.

— Она владеет русским языком?

— Насчет этого я ничего не могу сказать. Поляки, с которыми она сталкивалась в Европе, уверены, что их языком она владеет, хотя никогда и не пользуется.

— Конец войны между Россией и Портой… Любопытно. Но, может быть, все это пустая болтовня, которая должна княжне помочь выйти из неловкого положения?

— Боюсь, что такой вывод не соответствует действительности. Как залог предстоящего брака, княжна предоставила официальное право управления своим имуществом и вексель на очень крупную сумму. Известно, что теперь Филипп Фердинанд уже не испытывает никаких материальных затруднений, с которыми был знаком с самого раннего детства и он сам, и его предшественник на престоле княжества.

— И все же мне очень важно выяснить тайну ее рождения, Она никогда не называла своих родителей или хотя бы родственников?

— Нет, и уверяет, что сама их никогда не знала.

— Ни матери, ни отца? Но какая-нибудь верная прислуга, горничная, нянька, наконец?

— Весь штат набран княжной совсем недавно, едва ли не в Париже, и она платит такое высокое жалование каждому, что никто не станет проявлять неуместное любопытство с риском потери места. Впрочем, многозначительность такого умолчания стоит многих бумаг.

— И да, и нет. Вы должны узнать, где она была до Парижа. Должны. И не жалейте на эти поиски денег. К тому же у меня нет совершенно времени. Ищите, Джузеппе, черт побери, ищите же!

— Правда, есть еще одна подробность. Трирский конференц-министр продолжал настаивать на гарантиях и рекомендациях для заключения брака Филиппа Фердинанда. И княжна, как говорят, очень неохотно сослалась на своего опекуна, некоего богатейшего русского вельможу, проживающего последнее время в Спа.

— Но имя этого русского вельможи вы можете узнать!

— Я узнал его, ваше сиятельство, это Иван Иванович Шувалов.

ИЗ ИСТОРИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ

Я — ваш законный император. Жена моя увлеклась в сторону дворян, и я поклялся… истребить их всех до единого. Они склонили ее, чтобы всех вас отдать им в рабство, но я этому воспротивился, и они вознегодовали на меня, подослали убийц, но Бог спас меня. [После победы над дворянами обещание пожаловать казаков, татар, калмыков] рякою [рекою] с вершины и до устья и землею и травами и денежным жалованьем, и свинцом, и порохом, и хлебным провиантом, и вечною вольностью. Я, великий государь император, жалую вас.

Всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия, от кого ж — вам самим то небезызвестно: дворянство обладает крестьянами, и хотя в Законе Божьем написано, чтоб они крестьян также содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали собак своих, с которыми гонялись за зайцами; компанейщики завели превеликое множество заводов и так крестьян работой утрудили, что и в ссылках никогда того не бывает, да и нет, а напротив того, с женами и детьми малолетними не было ли ко Господу слез?

ПЕТЕРБУРГ

Дом Семена Нарышкина

С. К. Нарышкин, Дидро

— Итак, очаровательный спектакль смолянок — наша прелестная «Служанка-госпожа» оставила вас равнодушным, Дидро. Вы даже не высказали необходимых комплиментов императрице. Но помните, я пытался предупредить ваше разочарование или безразличие.

— Всегда и везде одни комплименты! С тех пор как я вышел из вашего экипажа в Петербурге, я физически ощущаю, как все и всюду ждут от меня одних комплиментов.

— Это так естественно: все готовились к вашему приезду.

— Дорогой князь, это становится слишком обременительным и к тому же совершенно, как вы знаете, не соответствует моей натуре. Я не придворный и делать из меня придворного бесполезное и неблагодарное занятие.

— О, вы полны желчи, мой друг. Неужели вас вывела из себя эта действительно прелестная Катишь Нелидова?

— Меня вывела из себя только пустая трата времени — ничего кроме.

— Вы не допускаете самой возможности несколько развлечься, отойти от серьезных мыслей?

— Князь, я все допускаю, но в данном случае речь идет о моем детище, которое не унаследовало никаких черт своего родителя, и мое разочарование должно быть вам понятно.

— Вы имеете в виду институт благородных девиц?

— Всю систему образования, которая свелась к изумительной по богатству и изощренности — этого отрицать я не могу — театральной интерпризе, в которой заняты бедные девочки.

— Даже бедные?

— Бога ради, найдите для них другое определение — я не буду в претензии. Но как назвать их после того, как все детство было отнято у них ради бесчисленных упражнений, которые профессиональному актеру обеспечат всю будущность и кусок хлеба, а ими должны быть забыты сразу же, как они покинут — и это в самом скором будущем — стены института?

— Просто у них появятся другие обязанности.

— Вам все кажется таким простым? О нет, князь, это далеко не так. Яд сцены отравит всю их будущую жизнь тем мишурным и призрачным счастьем, которого они больше никогда не испытают.

— Не слишком ли серьезно вы подходите к простому детскому развлечению?

— Судя по достигнутым результатам и потраченному на них времени, оно и не детское и не развлечение. Это трудная работа, которую им придется бросить на полпути. Их по высочайшему капризу обрекли на время обратиться в актрис, и по такому же капризу всего лишат. Мне искренне жаль прелестную, как вы изволили выразиться, Сербину. Эта девочка действительно очень хороша, естественна, убедительна и к тому же, как мне показалось, умна — в разговоре со мной она сумела блеснуть природным остроумием и непринужденностью, — но что же дальше? Что дальше, дорогой князь?

— Если так подходить к жизни, Дидро, никто не получит в ней и проблеска счастья.

— Мы говорим не о счастье, а о чужой воле распоряжаться юными жизнями. Я не скрываю, что протестую против всякого насилия.

— Мой друг, вы зашли слишком далеко. В таком случае и родители не должны распоряжаться судьбами своих детей.

— Родители? Но это совсем иное дело. Родители будут думать о своем чаде всю жизнь до гробовой доски, императрица же поиграет в занятные игрушки и просто их отбросит.

— Она безусловно обеспечит их будущность.

— Откупится от нее деньгами? Если бы все в жизни решалось так просто! Игра в куклы — вот как называется этот пресловутый институт. Игра в куклы, которой забавляется ее императорское величество, может быть, потому, что не сложилась ее собственная семейная жизнь.

— Полноте, Дидро, что вы говорите: императрица не одинока, и у нее есть сын.

— Меня не интересует институт фаворитов. А что касается сына, я не заметил и тени родственной привязанности в обращении императрицы с наследником.

— У великого князя не простой характер! И он очень напоминает собственного отца.

— Против такого преступления трудно возражать. По это не мое дело, и я не хочу, чтобы меня заставляли по подобным поводам высказывать мою личную точку зрения.

ПЕТЕРБУРГ

Дом Алексея Ржевского

Г. Р. Державин, А. А. Ржевский, Д. Г. Левицкий

— Простите мне мою бесцеремонность, господин Левицкой, но уж коли мы встречались и не раз у Львова, я взял на себя смелость обратиться к вам с вопросом.

— Что ж так официально, Гаврила Романович? Все мы здесь друзья и единомышленники. Во многом, во всяком случае.

— Благодарю вас. Сказывал мне Богданович, думаете вы над портретом нашей монархини и портретом необычным.

— Это верно. Думать думаю.

— Для какого-либо места присутственного, если не секрет?

— Никакого секрета. Задумал я сию композицию сам по себе, а если уж потом кому покажется, напишу как положено.