Эптон Синклер - Зубы Дракона Страница 7

Ланни, по-видимому, согласился со своим дядей. То, что русские делают, было важно, но для них. Спорный вопрос, случится ли то же самое во Франции, Англии и Америке. Ланни утверждал, что эти страны, являясь «демократиями», могут прийти к изменениям мирно. Он предлагал, что не надо никого обижать, вежливо обсуждать идеи и пусть победят лучшие идеи. Однако, дядя Джесс продолжал настаивать, что Ланни и его социалистические друзья помогают капиталистам обманывать рабочих, заманивая их ложными надеждами, заставляя их смириться с политической системой, купленной и оплаченной капиталистами. Ланни, с другой стороны, утверждал, что это Красные продают рабочих, пугая средние классы угрозами насилия и направляя их в лагерь реакции.

Дискуссия продолжалось, а молодая жена слушала её без эмоций. Брак был странным приключением. Вы вовлекаете себя во множество вещей, которые не могли предвидеть. Эти две самых эксцентричных семьи, Бэдды и Блеклессы! В собственную семью Ирмы входили только люди с Уолл-стрита. Они покупали и продавали ценные бумаги, они делали состояния и теряли их. И это казалось обычным и респектабельным образом жизни. Но теперь она оказалась в доме, полном красных и розовых всех оттенков, спиритических медиумов и религиозных целителей, фабрикантов оружия и еврейских спекулянтов, музыкантов, художников и артдилеров. Утром, открыв глаза, никогда не знаешь каких странных и новых созданий встретишь до наступления ночи. Даже любимый и милый Ланни, с кем Ирма была интимно близка, даже он вдруг стал чужим, когда стал разрабатывать свои схемы переустройства мира, Схемы, которые четко предусматривали его отказ от собственного имущества, отчуждение имущества Ирмы и уничтожение наследственных прав долгожданной и строго охраняемой Фрэнсис Барнс Бэдд!

Дядя Джесс остался на обед, затем пошел по своим делам. После короткого дневного сна, который врач прописал для кормящей матери, Ирма наслаждалась обществом отчима мужа, если есть такое название для этого странного семейного отношения. Мистер Пар-сифаль Дингл, новый муж Бьюти, пришел с виллы посмотреть на ребенка. Ирма хорошо знала его потому, что они были вместе на яхте прошлым летом. Он был религиозным человеком, и, конечно, без экзальтации относился к Красным и Розовым. Он никогда не спорил, и, как правило, не говорил, пока с ним не начинали разговор. Он интересовался только вещами, происходившими в собственной душе, и был бы рад рассказать о них, если его попросят. Он сидел у колыбели и любовался младенцем, а на его круглом ангельском лице было умильное выражение, Можно было бы принять их за двух младенцев, души которых находятся в полной гармонии.

Божий человек закрыл глаза и молчал какое-то время, и Ирма не мешала ему, зная, что он проводит «лечение» маленькой Фрэнсис. Это была своего рода молитва, которой он наполнял свою душу, и он был совершенно уверен, что это влияет на душу малыша. Ирма не была уверена, но знала, что он не может причинить никакого вреда, так как не было ничего, кроме доброго, в душе этого благородного целителя. Он казался немного сверхъестественным, сидя с мадам Зыжински, польским медиумом, находящейся в одном из своих трансов, беседуя очень прозаичным путём с предполагаемым индейским духом. «Тикемсе», как он себя называл, был капризным и своевольным, и говорил что-то или отказывался говорить, в зависимости от того уважительно ли к нему обращались, светило ли или нет солнце в мире духов. Постепенно Ирма привыкла ко всему этому, от духов не было никакого вреда, и, конечно, от мистера Дингла тоже. Наоборот, если бы вы почувствовали себя больным, он бы вас вылечил. Так он вылечил нескольких обитателей Бьенвеню. А это может быть очень удобно в случае чрезвычайной ситуации.

Так думала Ирма во время его визитов. Она задавала ему вопросы, и разрешала ему говорить, и это походило на посещение церкви. Ирма было приятно поговорить о любви к ближнему и думать, что это может принести некоторым людям много добра. Эти люди показали необходимость этих разговоров, т. к. у них наблюдались следы зависти, ненависти, злобы, а то и жадности. Мистер Дингл хотел изменить мир, так же, как любой большевик. Но он начал с себя. А это, казалось Ирме прекрасной идеей. Эта идея не угрожает состоянию Барнсов или будущему его наследницы. Пусть целитель читает свои мистические книги и журналы, которые он назвал «Новой мыслью», а затем бродит по саду, глядя на цветы и птиц, и, возможно, проводя их лечение, ведь в них тоже была жизнь, и они были продуктами любви. В Бьенвеню, похоже, мистер Дингл нашёл все, что ему нужно, и он редко выходил из поместья, только если кто-нибудь не приглашал его.

Странная прихоть судьбы, что недуховная Бьюти Бэдд выбрала этого божьего человека в свои спутники на закате своей жизни! Все ее друзья смеялись над ней, им было скучно до смерти, когда она пыталась говорить с ними на языке «духовности». Конечно, «духовность» не удержала ее от грандиозных усилий по захвату самой крупной «добычи» сезона для своего сына. Она также не мешала ей нагло торжествовать во время ее триумфа. Религиозные разговоры Бьюти, также как социалистические разговоры Ланни, послужили причиной для изменения распределения большей части рентного дохода Ирмы. Они прекратили давать изысканные приемы в Бьен-веню, которые огорчили всех на Мысе Антиб: торговцев, слуг, музыкантов, модельеров, обслуживающих богатых. Это огорчило сливки общества, которые были так напуганы паникой и разговорами о наступающих трудных временах. Конечно, кто-то должен подать пример мужества и предприимчивости. Кто бы это мог лучше сделать, чем не шикарная девица с целым банковским хранилищем, полным акций и облигаций «голубых фишек»? Что станет со сливками общества, если его фавориты станут превращать свои поместья в молочно-товарные фермы и самих себя в крупный рогатый скот?

Пришла телеграмма из Берлина: «Яхта прибывает в Канны, мы выезжаем поездом сегодня, вечером закажите проживание в гостинице Бесс». Конечно, Ланни не выполнит этой последней просьбы. Когда друзья приглашают вас в круиз и оплачивают все ваши расходы в течение нескольких месяцев, вы не позволите им жить в отеле даже в течение нескольких дней. В поместье был третий дом, называемый домиком. Он пустовал всю зиму, а теперь его откроют, вычистят и проветрят. Секретарь Ирмы, мисс Физерстоун, была возведена в ранг женского мажордома и возглавила эти операции. Ожидаемые гости могут наслаждаться трапезой с Ирмой и Ланни, а Физерс[4] будет консультироваться с поваром и следить за сменой блюд. Всё шло гладко, как по накатанной дороге. Ирма будет продолжать лежать на солнце, читать журналы, слушать игру Ланни на пианино и медсестру малютки Фрэнсис, когда одна из нянек её принесёт.

Ланни позвонил своему старому другу Эмили Чэттерсворт, которая была знатоком и организатором всех культурных мероприятий в этой части Ривьеры. Ее гостиная была гораздо больше, чем любая на Бьенвеню, и публика собиралась здесь, когда появлялась знаменитость. Ганси Робин всегда играл для Эмили, и светская публика, интересовавшаяся музыкой, и другие поклонники музыки приглашались в поместье «Семь дубов» для наслаждения. Эмили отправит Ганси чек, а он сделает на нём передаточную надпись и отошлет его для проекта рабочего образования, который был хобби Ланни.

Перед заходом солнца в этот день Ланни и Ирма сидели на лоджии своего дома, который выходил на Залив Жуан, и видели, как белоснежная яхта Бесси Бэдд вошла в гавань Канн. Они знали ее давно, потому что она служила им домом предыдущим летом, и Ланни совершил на ней два других круиза. Через бинокли они могли разглядеть капитана Моллера, у которого была возможность их поженить, но он струсил. Они могли почти представить его громкий прусский говор, командовавший замедлить ход для прохождения мола.

На следующее утро Ланни поехал в город со своей маленькой сводной сестрой Марселиной на своём автомобиле и шофером Ирмы на другом. Подкатил длинный голубой экспресс, в котором приехали пять их самых близких друзей, а также секретарь и няня в униформе и кепи с синими лентами, которая несла младенца в руках. Именно из-за младенца круиз начался так рано в этом году. Две кормящих матери объединят свои молочные фермы на борту корабля, который повезёт их в восхитительные места этого великого внутреннего моря, воспетого в истории.

Незадолго до Первой мировой войны Ланни Бэдд, маленький мальчик, путешествовал на поезде и встретил еврейского продавца электрических приборов. Они понравились друг друга, и незнакомец дал Ланни свою визитную карточку. Этот небольшая картонка пролежала в ящике комода. И если бы позже Ланни случайно не обнаружил её, роясь в этом ящике, как бы по-другому сложилась его жизнь! Он не написал бы Йоханнесу Робину, и Йоханнес не нашёл бы его в Париже и не встретился бы с отцом Ланни, а с деньгами отца Йоханнес стал одним из самых богатых людей в Германии. Сводная сестра Ланни не встретила бы Ганси Робина, и не шокировала бы свою семью, выйдя замуж за еврейского музыканта. Яхту не назвали бы Бесси Бэдд, и Ланни и его семья не совершили бы на ней трех рейсов, и яхта не стала бы средством поспешного брака Ланни и Ирма. Они, возможно, не поженились бы вообще, и не было бы никакого круизного медового месяца в Нью-Йорк, никакой малютки Фрэнсис, никакой плавучей молочной фермы! Короче говоря, если бы визитная карточка «Johannes Robin, Agent, Maatschappij voor Electrische Specialiteiten, Rotterdam»[5] осталась прикрытой галстуками и носовыми платками, то большая часть жизни Ланни была бы потеряна!