Мария Семенова - С викингами на Свальбард Страница 7

Когда же Карку бросили веревку с петлей и вытащили его на палубу, он немедленно нашел глазами Оттара и Хельги, и Хельги увидел, как враз окаменело его лицо. Тогда он понял, что здесь, подле Оттара, сидел раньше именно Карк.

6. Вагн не будет прятаться от врагов

Корабль стоял на якоре возле скалистого мыса. Мореходы развели костры и приготовили ужин, а потом улеглись спать, натянув над скамьями полог из раскрашенной кожи.

Хельги знал, что завтрашний день не покажется ему легким, что надо выспаться, пока можно, пока не начался этот переход к Свальбарду, длящийся несколько суток… однако сон не шел все равно.

Мать рассказывала, как она увидела отца после того последнего боя. Отца принесли к кораблю на огромном гардском щите. Воины опустили щит наземь так осторожно, словно боялись кого-нибудь разбудить, и мать увидела, что лицо отца осталось почти спокойным, только у ноздрей и на груди запеклась черная кровь, да открытые глаза были такими, что лучше в них не заглядывать. И вот тогда она поняла, что чужой воин, которого она боялась девять дней и ночей, никогда больше не обнимет ее, не проведет ладонью по волосам… и жизнь, остававшаяся еще впереди, эта долгая жизнь без него стала вдруг жизнью без радости и без счастья…

Хельги перевернулся на другой бок и вздохнул. Ему казалось порой, будто он все видел собственными глазами. Объятый пламенем погребальный корабль, медленно уходящий под парусом по великой реке, и мать, горько плачущую на берегу оттого, что ее не положили рядом с отцом…

А потом она родила на свет сына и стала отказывать всем, кто желал взять ее в жены и породниться с халейгами. А сватались к ней все достойные и славные люди и, уж верно, неплохо жилось бы ей хозяйкой в каком-нибудь богатом дворе…

Было дело прошлой зимой на празднике Йоль, когда съели жертвенного кабана и плясали вокруг костров во дворе. Хельги думал тогда, что это был последний для него Йоль в Линсетре, и веселился от души… когда сзади вдруг послышался сердитый шепот матери и мужской голос, произносивший:

– Много женихов ушло отсюда ни с чем, но от меня-то ты не отделаешься так просто.

Хельги обернулся, оставив Вальбьерг, с которой плясал. Там действительно стояла мать и с ней один из гостей, красивый и совсем не старый мужчина. Хельги знал, что еще перед пиром он долго беседовал с матерью наедине, но не слышал о чем. Теперь его пошатывало от выпитого пива, и мать, не желая поднимать шум, тщетно пыталась выдернуть у него руку.

Хельги как на крыльях перелетел через костер… Подоспевшие парни подняли неудачливого жениха и повели прочь, пока не разгорелась настоящая ссора. А мать подошла к Хельги и прижалась к нему, жалобно заглядывая в глаза, и ему показалось, что она впервые признала в нем своего защитника и надежу, хотя Хельги давно уже стал выше ее ростом и гораздо сильней… Она впервые не выбранила его за то, что он ввязался в драку, где вполне могли покалечить. Вот ты и вырос, сынок. Теперь уже не я присматриваю за тобой и оберегаю, а наоборот. Зачем же ты так скоро вырос, сынок, зачем я не могу всю жизнь присматривать за тобой и оберегать!..

Он пойдет с викингами на Свальбард. Он станет суровым героем, привычным к сражениям и к веслу и очень похожим на отца. Он думал об этом так, словно им предстояло вернуться через много-много зим, а не нынешним же летом… Все так, но ему отчаянно хотелось домой, в тихий Линсетр, и чтобы мать погладила по вихрам и назвала Мстиславушкой… А то еще посидела с ним, как всегда, когда он был маленьким и болел…

Небось, плакала теперь в жестоком отчаянии, потому что морские сторожа разглядели его прыжок с Железной Скалы и то, как Оттар втащил его на корабль. Не иначе, разыскала где-нибудь след и упросила Эйрика начертать крепкие руны, привлекающие удачу. Да порезала палец и окрасила их, чтобы вернее помочь сыну в пути… Матери таковы: всю кровь по капле отдадут ради детей. Даже ради самых бездельных, от которых не дождешься толку ни нынче, ни потом.

– Я вернусь, – молча пообещал Хельги и пожелал, чтобы мать услышала его слова. Это бывает, люди слышат друг друга за много дней пути…

С тем он и уснул.

– Ты вот что, парень, – сказал ему Ракни конунг две ночи спустя. – Пореже бы ты называл себя Хельги, такие имена не для беглых рабов. И чтоб я больше не видел тебя возле форштевня. Ты ничем еще не заслужил права стоять там и смотреть!..

Хельги больно хлестнули эти слова, но он промолчал: с вождями не спорят. А ведь он родился на корабле. На боевом корабле, где-то в датских проливах возле острова Хлесей, когда братья отца возвращались домой из Гардарики. Стояла штормовая ночь, и брызги из-под форштевня окропили его, новорожденного, заменив чашу с водой, которую должен был взять в руки отец… Людям показалось, что неспроста это и из мальчишки, пожалуй, получится мореход…

Ракни и его викинги привыкли узнавать волка по волчьим ушам. Им еще придется поверить, что внук Виглафа Ворона вырос не за жерновами и не в хлеву!

Попутный ветер совсем некстати затих, и пришлось взяться за весла. Хельги сидел на палубе, глядя на мерно работавшего Оттара, и не без трепета ждал, когда наступит его черед. Он, конечно, знал, где у весла лопасть, а где рукоять. Он греб на корабле дяди, когда тот приезжал в Раумсдаль. Но что значили эти выходы на полдня по сравнению с той долгой мужской работой, которая теперь его ожидала! Оттар греб легко; сядешь после такого, и все сразу заметят, что корабль движется медленнее. А у Хельги ко всему прочему нещадно разболелось плечо, проткнутое стрелой. После насмешек Ракни он не стал его перевязывать, вот и приключился нарыв, поселилась противная дергающая боль… как грести?

– Держи весло, – совсем неожиданно сказал Оттар. Хельги подлез под его руки и сел рядом, чтобы перенять весло, не помешав соседям. Он не попросит об отдыхе, пока Оттар сам не прогонит его со скамьи. Чего бы это ни стоило…

Весло было тяжеленное, вытесанное из мелкослойной сосны и длиной в три человеческих роста. Кормовые и особенно носовые весла всегда делаются длиннее, это затем, чтобы все разом достигали воды. Вот и получается, что сидящие на носу не только первыми бросаются в бой, но и работают больше других. Оттого никто не может сказать, будто зависть и почет достаются им не по справедливости.

После первого же десятка ударов плечо облило невыносимым огнем, стало одновременно жарко и знобко, и Хельги помимо воли принялся беречь левую руку, чувствуя, как катится по лбу и груди преждевременный пот… Ну уж нет, сказал он себе. Жалобы они от него не дождутся.

Он молча греб так еще некоторое время, но Оттар, улегшийся поспать под скамьей, все же что-то заметил.

– Сними-ка рубашку, – велел он Хельги, перехватывая рукоять. Хельги сполз на палубу и несколько мгновений наслаждался покоем, потом нехотя разделся. Он не мог посмотреть на себя сзади, а не то увидел бы, что кожа вокруг закрывшейся раны туго натянулась и была словно подперта изнутри.

– Садись опять за весло, – приказал безжалостный Оттар. – Я хочу посмотреть наконец, умеешь ли ты грести. Пока мне кажется, что ты больше любишь болтать о могущественной родне!

Хельги посмотрел на него с ненавистью и рванул весло на себя. Больное плечо обдало кипятком, и он содрогнулся всем телом. Скрипнул зубами и представил себе, что они догоняли врага… В плече сидел раскаленный гвоздь, и Хельги временами закрывал глаза, потому что из-под век текли слезы. Было трудно дышать. Он умрет здесь, за этим веслом. Наверное, это и есть судьба, которую он заслужил.

Потом гвоздь в его теле вдруг проткнул дырку наружу и вывалился вон. Оттар немедленно поднялся, кинул за борт кожаное ведерко и окатил Хельги, смывая растекшийся гной.

– Работай, как следует, – сказал он и улыбнулся. – Будешь грести, пока не вытянет все.

Вот так после сражения викинги не давали своим ранам воспаляться и гнить. Упорная работа изгоняет из тела дурную, испорченную кровь и, бывает, излечивает почти обреченных… Хельги только предстояло об этом узнать.

Вечером, когда ложились спать, Оттар подошел к нему, неся на плече любимца-кота. Он сказал:

– Я не знаю, сильно ли ты приврал насчет родни. Но ты, по крайней мере, выучился терпеть, и из тебя получится викинг. Теперь навряд ли кто будет бить тебя, как я тогда.

Хельги немедленно отозвался из-под одеяла:

– А попробовал бы ты ударить меня теперь, когда я совсем поправился и завел себе нож!

Засмеявшись, Оттар сгреб его в охапку вместе с одеялом и как следует стиснул. Хельги, не сопротивляясь, сперва сморщился, потом улыбнулся. От гребли трещала спина, да пришлось еще мыть и тереть тяжелый корабельный котел… так приказал Ракни сэконунг. Эту работу раньше всегда делал Карк.

Хельги рассказал Оттару:

– У меня ведь найдется и другое имя. Это потому, что моя мать приехала из Гардарики.

Оттар потребовал:

– А ну, скажи что-нибудь по-гардски.