А. Сахаров (редактор) - Александр I Страница 7

ГЛАВА II

Была светлая, лунная ночь, тихая и тёплая. Дворовый сторож громко выбил по железной доске двенадцать часов и ушёл спать в свою конуру.

В Каменках давно уже все спали. Князь Гарин ложился спать по-суворовски – рано, и вставал с петухами. Этому порядку подчинялись и все в доме.

Тихо отворилась калитка, выходившая со двора прямо в поле; вышел Николай Цыганов и быстро направился по едва заметной тропинке, которая вела в находившийся вблизи усадьбы лес; шёл он задумчиво, наклонив свою голову.

В лунную тёплую ночь особенно хорошо бывает в лесу; воздух чистый, оживляющий, исполинские деревья стоят не шелохнутся, кругом тихо, как будто вся природа спит крепким сном; вдруг эта лесная тишина прерывается криком какой-нибудь ночной птицы, раскатистым эхом пронесётся крик и замрёт где-то далеко в беспредельном пространстве.

Николай не обращал никакого внимания на окружающую природу. Он, видимо, спешил. Вот он вышел из лесу и пошёл по просёлочной дороге; направо и налево высокою золотистою стеною стояла колосистая рожь; пройдя несколько по дороге, он стал спускаться в овраг, поросший густым кустарником и мелким лесом; из оврага Цыганов выбрался на небольшую поляну, которую пересекала узкая извилистая речка, с ветхою деревянною плотиной и с полуразвалившейся мельницей. Почти рядом с ней стояла старая хибарка мельника в два окна, крытая соломою и достаточно покосившаяся уже набок.

Клок земли, на котором стояла мельница, составлял полную собственность старика мельника Федота; прежде мельница эта, как и всё вокруг, принадлежала князю Гарину; Федот был его крепостным, но за какую-то особую услугу князь отпустил Федота на волю и подарил ему мельницу. И вот старик лет двадцать уже владеет ею. Но мужики избегали возить к нему хлеб на помол: суровый и нелюдимый Федот был не в славе; народ говорил, что старик знается с нечистою силою, и считал его колдуном.

Федот жил на мельнице не один – с ним была ещё дочь Глаша, чудная красавица, статная, полная, румяная, с огневыми глазами, с соболиными бровями и с длинною-предлинною, до самых пят, косою.

Она выросла у мельника совершенной дикаркой, почти никуда не показываясь с мельницы. Пробовала было Глаша в праздник ходить на село, но девки и бабы сторонились её и не принимали в хоровод, парни искоса посматривали и любовались редкой красотою дочки колдуна, но разговаривать с нею боялись. Так и коротала красавица свою невесёлую жизнь со стариком отцом. Глаша всё же не скучала.

Федот мало обращал внимания на дочь и предоставлял ей право жить, как она хочет.

Глаша, управившись ранним утром с небольшим хозяйством в доме, отправлялась на целый день в лес. Летом она проводила здесь всё время, собирая грибы и целебные травы. Не раз она встречалась здесь с чернокудрым Цыгановым; красивый парень прельстил девичье сердце. Глаша полюбила княжеского приёмыша глубоко и вся отдалася ему.

Подойдя к мельнице, Николай пронзительно свистнул. Как бы в ответ на этот свист быстро отворилась дверь хибарки, и красавица Глаша поспешила навстречу молодому парню.

– Здравствуй, милый! Пришёл-таки. Что так поздно? Ждала-ждала…

– Некогда было – в путь готовился, – сухо ответил Николай.

– Стало быть, едешь, Николай?

– Завтра вместе с молодым князем поедем на войну.

– Зачем тебе ехать?

– А что же мне тут делать? Надоело мне тут всё.

– И я надоела? – спросила девушка, не умея скрыть тревоги, давно охватившей её.

– И ты надоела! – нисколько не смущаясь, ответил Николай.

– Разлюбил, разлюбил!.. – Глаша горько заплакала.

– Будет… Помиловались с тобой – и довольно! Слышишь, девка, я другую полюбил.

– Бесстыжий ты человек, погубитель ты мой!

– Не сердись на меня, Глаша, не кляни: сам я не рад своей любви. Ведь кого полюбил – и вымолвить страшно. На пагубу себе полюбил… От этой любви я и на войну напросился, авось там шальная пуля или острая сабля прикончат дни мои! – грустно говорил Цыганов.

– Кого же ты полюбил? Кто разлучница моя, скажи?

– Не спрашивай. Умру и никому об этом не скажу. Да тебе не всё ли равно? Где отец твой? Мне бы его повидать.

– Дома, спит. Зайди в избу, я разбужу его.

– Не пойду – душно в избе. Лучше сюда пошли отца.

– Проститься-то зайдёшь? – с глазами, полными слёз, спросила Глаша.

– Приду, жди! Поговорим с отцом, и приду.

Глаша ушла в избу, и через несколько времени к ожидавшему Николаю вышел старый мельник. Сердито посмотрел он на парня и хриплым голосом спросил:

– Зачем пришёл на ночь глядя?

– Без дела не пришёл бы.

– Что ж дня-то для тебя не хватило? Зачем я понадобился?

– Слушай, старик! Говорят, ты знаешься с нечистой силой?

– Ну, а тебе какое дело? – крикнул мельник.

– Приворожи ко мне одну красотку, корня приворотного мне дай.

– Вот чего захотел!

– За такую услугу – жизнь свою отдам!

– Зачем мне твоя жизнь? Велика в ней корысть!

– Есть у меня два заветных червонца – возьми их, а мало – украду, так больше дам.

– Тороват ты, паренёк, нечего сказать! А Глаша стала уж не нужна? Разлюбил её? Другую полюбил? – допрашивал мельник.

– Не волен я в своём сердце.

– Забыл ты, видно, паренёк, что отцом я Глашке прихожусь и тебе в обиду её не дам!

С этими словами Федот быстро опустил руку за голенище, вынул широкий нож и замахнулся им на Николая.

– Не стращай ножом: у меня припасён для тебя гостинец получше.

Николай быстро вынул из кармана своего кафтана небольшой пистолет, подаренный ему молодым князем, и прицелился в старика.

– Запаслив, дьявол! – злобно проворчал мельник.

– Что ж, испугался? Позови-ка своих чертей да ведьм на подмогу, – издевался Николай. – Что же, дашь приворотного зелья или нет?

– Погоди, пёс, попадёшься мне, узнаешь тогда мою месть! Заманю к себе да в омут, к водяному, к русалкам длинноволосым. Не минуешь моих рук! – хрипел в бессильной злобе мельник, уходя в своё логовище.

Николай, проклиная старого колдуна, зашагал домой, так и не простившись с Глашей.

Бедняжка долго ждала своего милого, но он был уже далеко.

Федот, вернувшись в избу, ни слова не сказал дочери и молча полез на печку.

Глаша вышла из избы, надеясь, что Николай ждёт её у мельницы. Напрасная надежда! Кругом была полная тишина. Вблизи не было ни одного живого существа.

– Ушёл, ушёл и даже проститься не зашёл! Разлюбил меня, над моею любовью чистой, девичьей надругался! Бог тебе судья! Моя слеза сиротская горючим камнем падёт тебе на сердце! – плакала Глаша. – Что же делать, куда с тоской деваться? Лучше в воду, в омут головой. Чего жить – мучиться, терзаться! В воду, скорее в воду…

Глаша побежала к речке.

– Господи, прости мне грех мой!

Глаша готова была броситься в быструю и глубокую реку. Старик мельник, следивший всё время за дочерью, подоспел как раз вовремя.

– Ты это что задумала? – схватив её крепко за руку, спросил мельник.

– Отец! – испуганно проговорила Глаша.

– Да, отец. А ты, безумная, что с собою хочешь делать? На что решилась?

– Невмоготу мне, батюшка, стало жить на белом свете.

– Жизнь прискучила, так ты к чёрту в лапы захотела! Одумайся! Кого ты удивишь своею смертью?

– Тошно жить на свете, батюшка! – плакала молодая девушка.

– Полно, глупая, а ты живи, живи для отместки своему врагу.

– Люблю я его, крепко люблю.

– А ты любовь-то да в ненависть обрати! Пойдём-ка в избу, там и подумаем, что делать, как беду избыть.

Глаша молча пошла за отцом в избу.

ГЛАВА III

У князя Гарина была ещё дочь Софья, восемнадцатилетняя красавица, недавно окончившая своё образование в Петербурге. Это была очень умная и начитанная девушка, обладавшая отцовским характером. Такая же добрая и ласковая, Софья считалась любимицей старого князя.

Княжна, вернувшись из Петербурга в «родное гнёздышко» – в живописные Каменки, с утра до вечера безвыходно жила в саду, а иногда уходила и в лес; несмотря на предостережение отца – не ходить в лес без сопровождения лакеев, княжна отправлялась только вдвоём со своей горничной, наперсницей Дуней. Дуня была очень молоденькая, хорошенькая девушка из дворовых; она жила в Петербурге с княжной во время её занятий в институте. Софья не разлучалась со своей любимицей и посвящала её в свои девичьи тайны.

Когда Софья уехала в Петербург, Николаю Цыганову было не более пятнадцати лет. Вернувшись после шестилетнего пребывания в институте домой, княжна с первого раза не узнала Николая – так возмужал и похорошел он за это время. Софья встретилась с Николаем в саду, гуляя по тенистым аллеям. Дуни на этот раз с ней не было. Николай учтиво поклонился княжне; та с удивлением и любопытством посмотрела на молодого человека.

– Не узнаёте, княжна? – смутившись от пристального взгляда красавицы, робко спросил Николай.

– Неужели Николай?