Александр Кравчук - Нерон Страница 7

Мальчик остался без родителей и средств к существованию. Его взяла к себе сестра отца, Домиция Лепида. Как и все Домиции, она обладала порывистым и необузданным нравом. Опекой над племянником себя не утруждала. Маленький Луций слонялся по дому, всеми забытый и никому не нужный. «Воспитателями» тетка назначила ему двух рабов, один из которых был парикмахером, второй танцором.

Домицию Лепиду иногда навещала ее дочь от второго брака, Валерия Мессалина. Уже несколько лет она была женой Клавдия, однако эта партия оказалась не самой удачной для молодой, красивой девушки с пылкими чувствами. Муж был значительно старше ее, постоянно рылся в старых книгах, из всех благ мира сего больше всего ценил добрую еду и вино. Посмешище для двора, в последнее время, после назначения членом жреческой коллегии, он вдобавок потерял и свое состояние. Ко всему этому Мессалина была по второму разу беременна. Словом, у молодой женщины хватало собственных забот, чтобы обращать внимание на своего маленького двоюродного брата Луция, который резвился где-то во внутренних дворах. Могла ли она предугадать, как трагически переплетутся судьбы ее детей с судьбой этого всеми покинутого мальчика! Пока же Луций и Октавия, дочь Клавдия и Мессалины, почти одногодки, мирно играли.

События января 4! года — смерть Калигулы и вступление на престол Клавдия — сразу же изменили положение всей семьи. Мессалина сделалась императрицей, Агриппина и Ливилла возвратились с Понтийских островов. Захваченное Калигулой богатство было возвращено вдове Домиция и его сыну.

Прибыв в Рим, честолюбивая Агриппина развила оживленную деятельность. Она жаждала наверстать два года страха и унижений. Прежде всего ей хотелось заполучить мужа, разумеется, богатого и блистательного, достойного императорской племянницы. Лучшим кандидатом она сочла Сульпиция Гальбу. Он происходил из уважаемого рода, был человек независимый, в расцвете сил, успел прославиться как полководец и наместник Тарраконской Испании. Правда, Гальба имел жену, но Агриппина не видела в этом существенной преграды. Она завлекала его самым явным и вызывающим образом. Однако ее ждал неприятный сюрприз. Гальба оказался абсолютно бесчувственным, а его теща на каком-то званом приеме публично охаяла соперницу дочери. Поговаривали даже, что между достойными матронами дошло до рукоприкладства.

Зато Агриппине удалось развести Криспа Пассиена. Он дважды избирался консулом, был уважаемым оратором, частым гостем при дворе очередных императоров. Самым важным для Агриппины представлялось его огромное состояние, оцениваемое в 200 миллионов сестерциев. Одной из причин развода послужило то, что женой Пассиена была Домиция, сестра покойного мужа Агриппины Гнея и Домиции Лепиды. Эта Домиция была несказанно богата, и возникал вопрос: почему малолетний Луций не воспитывался во время изгнания матери именно у этой своей тетки? А объяснялось все просто: отец Луция и Домиция, хотя были братом и сестрой, не терпели друг друга. Они сутяжничали по поводу каких-то денег, несмотря на то, что у обоих всего было вдоволь. Свою неприязнь к брату Домиция, очевидно, перенесла и на его сына. Можно себе представить, каким ударом для нее было то, что ее мужа отобьет именно вдова брата! Подобные унижения не забываются!

Почему Пассиен взял в жены Агриппину? Вероятно, руководствуясь честолюбием. Ему льстило, что его супруга — племянница императора. Для него всегда крайне дорога была благосклонность властителей. Демонстрируя свое уважение предыдущему императору, Калигуле, он, как заурядный раб, пешком сопровождал лектику последнего. А когда этот безумец поинтересовался однажды, состоит ли он, как сам Калигула, в кровосмесительной связи с сестрой, тот, чтобы не уязвить императора и не разминуться с правдой, смиренно ответил:

— Еще нет!

Вместе с тем это был неплохой человек. Самым большим удовольствием для него были прогулки в буковую рощу на холме возле Тускулюма. Там росло раскидистое старое дерево. Пассиен боготворил его как человека, по слухам, нежно обнимал его и гладил. Это дерево дарило ему самые сладостные минуты жизни. Лежа в тени ветвей и вслушиваясь в тихий шелест листьев, Пассиен проводил так долгие часы, попивая холодное вино. Со смехом поговаривали, что время от времени он отливает своему другу-дереву частицу божественного нектара.

Брак Агриппины и Пассивна был бездетным. А поскольку у него не оказалось потомства и от Домиции, через несколько лет он объявил своими наследниками жену и пасынка. Пассиен оказался столь неосторожен, что сообщил о завещании Агриппине. Судьба любителя деревьев была предрешена. Предусмотрительная супруга и заботливая мать, боясь, как бы завещание не претерпело изменений, отравила мужа. По крайней мере так единодушно и решительно утверждал весь Рим.

Именно из-за успеха, какой пришел к ней благодаря ее браку с Пассиеном, Агриппине долгие годы по возвращении приходилось быть начеку. Постоянно, ежеминутно со стороны Мессалины ей и ее сыну угрожала смертельная опасность.

Через двадцать дней после прихода Клавдия к власти, словом, в феврале 41 года, Мессалина родила сына. Это очень упрочило ее положение и влияние на мужа, которое и без того было немалым. Расчетливо и беспощадно она отстраняла от него всех потенциальных соперниц. Преследовала каждого, кто имел несчастье хотя бы безотчетно вызвать ее неприязнь. Необузданное тщеславие, подозрительность, зависть, патологическая сексуальная возбудимость превращали эту красивую женщину в зловещего монстра.

Клавдий, целиком поглощенный немыслимым трудом по оздоровлению империи после четырехлетнего господства безумца, не имел ни времени, ни возможности проверять истинность всех выдвигаемых ею обвинений. Он повидал в своей жизни немало заговоров против властителей. Он помнил, как убили Тиберия. Почти на его глазах убили Калигулу, да и сам он по чистой случайности избежал смерти. Ему постоянно чудилось, что и против него зреет заговор. Он вообще был трусоват. На любом приеме во дворце присутствовали вооруженные преторианцы. Когда он навещал больных сановников и даже друзей, перед его появлением перетряхивали покои, постель, матрац. Удостоенный аудиенции тщательно обыскивался вне зависимости от положения, какое занимал, возраста и пола. У писцов входивших сановников изымали даже стило и чернильницу. Итак, перед Мессалиной открывалось великолепное поле деятельности. Почему бы императору не доверять собственной жене, когда она предостерегает его от некоторых, даже самых приближенных, лиц? Недавнее прошлое учило тому, что наиболее опасны именно родственники и высокие сановники.

Только вольноотпущенники смогли бы парализовать происки Мессалины. Но они были разобщены. Некоторые, впрочем, сначала благоволили к жене властителя. Иные предпочитали выдерживать стороннюю позицию. Это было начало царствования Клавдия, новые люди еще не укрепились на своих постах, еще не понимали, сколь они влиятельны.

У Агриппины имелись серьезные основания ощущать угрозу. Ведь одной из первых жертв Мессалины стала Ливилла. Она вместе с Агриппиной возвратилась из ссылки, но была крайне неосторожна, часто навещала императора, своего дядю, а по отношению к его жене держалась надменно. Вина Ливиллы усугублялась еще и тем, что она была очень красива.

Доносчики и соглядатаи быстро снабдили Мессалину веским материалом: Ливиллу связывают подозрительно тесные отношения с Луцием Аннеем Сенекой.

Сенека

Ему в ту пору было 45 лет. Он происходил из богатой семьи, осевшей в Испании, в Кордубе. Его отец Марк Анней Сенека был знатным ритором, известным историком. Сам Луций Сенека воспитывался в Риме, своей карьерой в первую очередь обязан тетке, сестре матери. Поэтому позже он с благодарностью писал: «Ведь это она на своих руках принесла меня в город, благодаря ее нежной материнской опеке я после долгой болезни выздоровел. Чтобы добиться для меня должности квестора, она широко использовала свое влияние, и, хотя ей всегда недоставало смелости завязать беседу или внимать словам с выражением особой к ней почтительности, ради моего дела ее нежная любовь преодолела врожденную застенчивость. Ни уединенный образ жизни, ни ее провинциальная скромность, сохранившаяся среди столь ужасной женской развязности, ни ее скромный нрав, ни смиренные, приноровленные к одиночеству склонности не мешали ей настойчиво добиваться для меня должности».

Влиятельность его тетки объяснялась тем, что при Тиберии ее муж шестнадцать лет был префектом Египта; он умер на обратном пути в Италию. Должность квестора открыла перед Сенекой перспективы дальнейшей карьеры, позволив ему заседать в сенате. То была неслыханная честь, но сколько таила она в себе непредвиденных опасностей! Однажды случилось так, что во время правления Калигулы Сенеке пришлось взять слово в присутствии самого властителя. Говорил он великолепно. Но именно этим и возбудил гнев и зависть императора, который жаждал прослыть самым блестящим оратором своего времени. Слишком способного сенатора спасло только заступничество одной из императорских любовниц: та сумела убедить Калигулу, что Сенека — чахоточный и что со дня на день и так умрет естественной смертью. Зачем тратить время на этого снедаемого лихорадкой испанца?