Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности Страница 7

– У Йоланты и Тома скоро свадьба, – сообщила она. – Все уже знают.

Ее слова произвели ошеломляющий эффект. Изора, насколько хватило сил, постаралась унять дрожь во всем теле – результат крайнего возмущения, безграничной ярости. Это был удар в самое сердце, но сохранить видимость безразличия просто необходимо. Пылкое чувство, которое она испытывала к Тома, – ее секрет, и она надеялась, что о нем не знает никто, и прежде всего – объект ее обожания.

– Неужели? – спросила она едва слышно. – Какая неожиданность…

– Откуда бы ты узнала, ты ведь получила место воспитательницы и уехала в Ла-Рош-сюр-Йон! – всхлипнула Йоланта. – Тома сам хотел тебе сказать.

– Конечно, хотел! – подхватила Онорина. – Он собирался написать тебе и поздравить с днем рождения, а тут такое несчастье…

Изора, которая еще не до конца оправилась от потрясения, улыбнулась. У нее были все основания гордиться своей должностью в частной школе, полученной благодаря доброте Клотильды де Ренье. Дочь простолюдинов, эта дама вышла замуж за графа, удовлетворив тем самым свое стремление к роскоши и высокому положению в обществе. Родители Изоры, Люсьена и Бастьен Мийе, со времен женитьбы арендовали ферму в усадьбе графа де Ренье. Земля в тех краях давала хороший урожай, и положение фермеров считалось весьма завидным.

Появление в церкви четвертого персонажа оборвало разговор в самом начале. Это был отец Жан, поселковый кюре – благообразный мужчина лет шестидесяти, высокий и седовласый, в чьих ясных голубых глазах отражались глубочайшая доброта и живой ум. Он поприветствовал женщин кивком. Вид у него был мрачный.

– Моя дорогая Онорина, вас-то я и ищу! – воскликнул он. – Вместе с моими прихожанами я стоял возле входа в Пюи-дю-Сантр, когда снизу пришла плохая новость. Спасательные работы пришлось приостановить. Галерея, в которой находились спасатели, частично обвалилась из-за дождей, ливших несколько дней не переставая. Одну лошадь из тех, что вывозят из шахты обломки, убило большим камнем. Сперва нужно вытащить наверх тело несчастного животного, оно затрудняет движение.

– Убило лошадь? Которую? – дрожащим голосом поинтересовалась Изора.

– Затрудняюсь сказать, дитя мое! – удивился вопросу священник.

На лице отца Жана промелькнула едва заметная улыбка. Он знал, что отец Изоры на протяжении многих лет продает горнорудной компании лошадей. Животные, которых он выращивает на ферме – крепкие, среднего роста, – прекрасно подходили для работы под землей. Все, что требовалось от тягловой лошади в шахте, – так это выносливость и податливый нрав.

– Мне очень жаль, – добавил он мягко и вздохнул.

Ему только что пришла в голову мысль, что девушка, должно быть, видела, как лошадки растут на родительской ферме, и их участь не может оставить ее равнодушной.

– Нет, это я, глупая, задаю такие вопросы, когда опасность угрожает людям! – пробормотала Изора, поворачиваясь, чтобы уйти. – Сейчас не время думать о лошадях…

Онорина с Йолантой проводили ее взглядом до порога церкви. Поведение девушки показалось им нелогичным, но обе были слишком заняты своим горем, чтобы задумываться о подобных вещах. Судьба Тома и Пьера – вот что их волновало. Будущие свекровь с невесткой попрощались с кюре, и тот легким касанием перекрестил обеих.

– Будем уповать на Господа нашего! – просто сказал он.

По дороге к шахте Пюи-дю-Сантр Йоланта, несмотря на природную застенчивость, осмелилась высказать свое мнение:

– Странная девушка. Не знаю, подходит ли такое слово… Но Тома часто так говорит: странная. А я не смогла придумать, как это будет по-польски…

– Правильнее будет сказать, у Изоры есть свои чудачества. Но упрекнуть ее не в чем, – возразила Онорина. – С ранних лет жизнь у нее не сладкая. Родителям нужны были только мальчики, помощники, вот ее и пинали без конца. Сначала отдали кормилице, а когда забрали, дома малышку ждали одни оплеухи и издевательства. По четвергам она часто околачивалась возле нашего поселка. Неудивительно, что Тома, при его доброте, стал ее опекать. Однажды он привел Изору к нам. Я как раз пекла бриоши. Девочка примостилась у меня на кухне, и вид у нее был такой, словно в раю оказалась. Пригрелась возле печки и молчит, как рыбка, а мордашка счастливая… А у самой кофточка серая и деревянные сабо – при том, что ее родители, Мийе, вполне могли купить ребенку ботиночки. Так нет же! Одно я знаю точно, Йоланта: с тех пор, как оба ее старших брата погибли на фронте, Изоре приходится туго. Что бы она ни делала, мать осыпает ее упреками, а отец подыскивает подходящего жениха – крепкого, чтобы мог работать на ферме. Бедная девочка вздохнула свободнее, когда получила работу в городе, уж можешь мне поверить!

– Я ей сочувствую, – отозвалась Йоланта, но как-то неубедительно.

Изора тем временем уже пробиралась сквозь толпу, собравшуюся возле конторы горнорудной компании. Здесь было много углекопов в робах и касках, с серыми от пыли лицами. Они готовились к спуску в забой – сменить товарищей, которые проработали там много часов подряд.

Их жены стояли тут же, причем большинство женщин молились, перебирая четки. Матери, сестры, дети, рабочие стекольного завода, старики – сплоченные единой надеждой, все ждали, когда же извлекут тех двоих, которых земля, уподобившись алчному и безжалостному монстру, затаившемуся в глубине шахты, удерживает в своих каменно-водяных ладонях. По меньшей мере, такую картину происходящего нарисовало Изоре ее воображение…

– Есть новости? – спросила девушка у стоящего рядом мужчины, даже не взглянув на него.

– Должны вот-вот поднять мертвую лошадь, – отозвался он. – Здравствуй, Изора!

Изумленная, она обернулась. Крайняя бледность и печальное выражение лица растрогали бы Жерома Маро, если бы он мог видеть. Юноша был слеп, что, впрочем, не помешало ему уловить в ее интонации отчаяние.

– Это ты, Жером! – тихо проговорила она. – Извини, я тебя не заметила. Здесь столько народу!

– Не извиняйся. Ты не можешь сделать ничего такого, что бы меня обидело. И я представляю, как ты волнуешься за моего брата.

Из всего семейства Маро только Жером догадался, что Изора души не чает в Тома. Внезапная слепота, казалось, обострила остальные чувства, в том числе и восприимчивость к эмоциям окружающих.

Это случилось под Верденом. Задело осколком снаряда… Домой, к семье, вернулся молодой инвалид с небольшой пенсией. С тех пор Жером носил на глазах черную повязку, чтобы не пугать окружающих пустыми бесполезными глазницами.

– Как бы мне хотелось им помочь, сделать хоть что-нибудь! – воскликнул он. – В шахту меня брать не хотят, хотя я научился передвигаться в полной темноте. Как невыносимо – ждать сложа руки, когда Тома с Пьером в беде!

– Мы молились в церкви с твоей матерью и Йолантой, – смущенно проговорила девушка.

– Ну да, Йоланта – моя будущая невестка, если даст Господь… Тебе, крошка Изора, новость разбила сердце, – добавил он шепотом.

– И вовсе нет, мне все равно! – соврала Изора таким же тихим доверительным тоном. – Мое сердце разбилось давно. Хочу тебе напомнить, что война, лишившая тебя зрения, забрала у меня двух братьев, которых я любила…

Жером Маро с горькой усмешкой кивнул. Он уже собирался ответить, когда в толпе послышались взволнованные возгласы. Изора тоже тихонько ойкнула.

– Там твой отец!

В тусклом свете ноябрьского дня все смотрели на Гюстава Маро. Его лицо и ладони были в земле, рабочая одежда – в пятнах грязи. Он вскинул руки, призывая собравшихся к спокойствию.

– Они живы! – крикнул он. – Мой сын Тома и Пьер Амброжи. Мы пробили, наконец, брешь и передали им лампу. Пока всё. Ни сегодня вечером, ни ночью мы до них не доберемся. Зато теперь можем передавать воду и еду.

Пятидесятидвухлетний углекоп устремил на толпу печальный, но исполненный непоколебимой уверенности взгляд. К нему уже спешили Онорина с Йолантой. Люди с уважением и сочувствием расступались перед ними. Все в поселке знали мельчайшие детали недавней трагедии. Юную польку жалели вдвойне, ведь пленниками завала оказались ее жених и родной брат. От всей души сопереживали и матери Тома: Онорина Маро слыла женщиной доброй, набожной и деятельной – в поселке ее любили.

– Бедная мадам Маро! – вздохнула пожилая крестьянка, которую на площадь привело любопытство.

– Еще бы! – подхватила супруга одного из угольщиков. – Ее Жером – слепой, а младшая девочка – в санатории. Не хватало только, чтобы Тома, такой славный парень, не вышел из шахты!

Эти слова долетели до Изоры, стоявшей в паре метров от кумушек. «Кликуши! Слетелись, как вороны на падаль!» – подумала она, дрожа от возмущения.

Ей на плечо опустилась сочувствующая рука. То был Жером Маро, и Изора в ожесточении оттолкнула его.

– Я не нуждаюсь в твоей жалости! – процедила она сквозь зубы.

– А я уверен, что нуждаешься! – спокойно возразил он. – Когда-нибудь сама поймешь. Я собираюсь написать сестрам Адели и Зильде, чтобы они в своем монастыре помолились за тебя. Я думаю, Изора, что ты, как никто другой, нуждаешься в божественном милосердии.