Патрик О`Брайан - Командир и штурман Страница 7

Итак: старомодность. Он полюбил «Софи» с первого взгляда за ее изящно выгнутую палубу, но холодный расчет подсказал Джеку, что именуемый шлюпом бриг тихоходный, не первой молодости, и вряд ли с его помощью можно добыть состояние. Под командованием его предшественника бриг участвовал в паре серьезных сражений: одно — с двадцатипушечным французским капером из Тулона, а второе произошло в Гибралтарском проливе, когда «Софи», охраняя свой конвой, отбила атаку множества гребных канонерок, вышедших из Альхесираса и в штиль напавших на англичан. Однако, насколько он помнит, бригу ни разу не удалось захватить сколько — либо стоящего призового судна.

…Они вернулись на скромные по размеру шканцы, скорее походившие на полуют, и Обри, нагнув голову, вошел в свою каюту. Не разгибаясь, он добрался до рундуков под кормовыми окнами, которые шли от одного борта до другого, являя собой элегантную, гнутую раму для удивительно живописного, в стиле Каналетто, вида на Порт Магон, залитый спокойным полуденным солнцем, — вид был особенно яркий из-за скупого освещения каюты; тускловатый свет как бы напоминал, что здесь другой мир. Осторожно сев, Джек Обри убедился, что в таком положении может поднять голову: до подволока оставалось еще добрых восемнадцать дюймов. Устроившись, он подвел черту под смотром:

— Итак, мистер Маршалл, я должен поздравить вас с внешним видом «Софи». Все на надлежащем уровне, как и подобает военному кораблю. — Капитан решил ничего не добавлять к этой казенной фразе. Тем самым он дает понять, что не собирается подлаживаться под экипаж и сулить матросам какие-то блага. Сама мысль о том, чтобы стать этаким «свойским» командиром, была ему противна.

— Благодарю вас, сэр, — отозвался штурман.

— А теперь я сойду на берег. Но ночевать, разумеется, буду на судне. Так что будьте любезны, пришлите баркас за моим рундуком и вещами. Я остановился в «Короне».

Он посидел некоторое время в своем салоне, наслаждаясь его уютом. Пушек в нем не было, поскольку, благодаря своеобразной конструкции брига, их дула оказались бы дюймах в шести от поверхности воды, и две ретирадные четырехфунтовые пушки были установлены на палубе у него над головой. Однако и без орудий в каюте было тесновато. Рундуки и поперечный стол занимали почти все свободное место. Но в прежних плаваниях Джек довольствовался куда меньшим, поэтому он чуть ли не с восторгом разглядывал изящно скошенные окна — семь рам, со вкусом расположенных в кормовой части каюты, были лучше и краше любой корабельной мебели.

Это было больше, чем он когда-либо имел и на что мог рассчитывать в начале карьеры. Так почему же его восторг омрачался трудно определимым чувством, этой aliquid amari[15], знакомой ему по школьным дням?

Возвращаясь на берег на шлюпке, гребцами которой были теперь уже его матросы, облаченные в белые парусиновые штаны и соломенные шляпы с надписью «Софи» на лентах, рядом с мичманом, восседавшим на корме с торжественным видом, Обри понял природу этой горечи — он перестал быть частью корабельного «мы», превратившись в того, кого называют «они». И Обри в первый раз почувствовал, что это такое. Во время обхода он был окружен почтением совсем другого рода, чем то, к которому привык, будучи лейтенантом — одним из многих. Это почтение как стеклянный колпак отделило его от команды. Когда он покинул «Софи», у всех вырвался так хорошо знакомый ему вздох облегчения: «Иегова покинул нас».

«Вот цена моего эполета», — стоя на ступенях лестницы, подумал Джек и произнес вслух, обращаясь к маленькому мичману:

— Благодарю вас, мистер Бабингтон.

Шлюпка развернулась и стала удаляться. Мистер Бабингтон свистел:

— А ну-ка посторонись! Не спать, Симонс, пьяная твоя рожа.

«Такова цена, которую нужно платить, — повторил про себя молодой офицер. — Но, клянусь Господом, за ценой я не постою». И вновь на его просиявшем лице появилось счастливое, почти восторженное выражение. Но, идя на встречу в «Короне» — встречу с тем, кто не обязан ему козырять, — он шагал более энергичной походкой, чем та, которая была еще вчера свойственна лейтенанту Обри.

Глава вторая

Они сидели за круглым столиком в эркере, высоко над водой, и небрежно швыряли пустые устричные раковины в их родную стихию. От разгружавшейся в полутораста футах от них тартаны пахло шведским дегтем, пеньковыми тросами, парусиной и итальянским скипидаром.

— Позвольте положить вам еще немного бараньего рагу, сэр, — произнес Джек.

— Что ж, раз вы настаиваете, — отозвался Стивен Мэтьюрин. — Очень уж оно вкусно.

— Это одно из блюд, которое в «Короне» умеют приготовить, — продолжал Джек. — Хотя не мне хвалить здешних поваров. Кроме закусок я заказал пирог с утятиной, говяжье жаркое и свиную щеку под соусом. Вне всякого сомнения, малый не понял меня. Я несколько раз повторил ему: «Visage de роrсо», и он закивал, как китайский болванчик. Странные люди: когда хочешь, чтобы тебе приготовили пять блюд, cinco platos, и старательно объясняешь им это по-испански, оказывается, что принесли тебе только три, да и то два из них совсем не те, что заказал. Мне стыдно, что ничем лучшим я не могу вас угостить, но это вовсе не из-за невнимания к вам, уверяю вас.

— Так вкусно я не ел много дней, к тому же, — добавил Мэтьюрин с поклоном, — в таком приятном обществе, честное слово. Возможно, сложности возникли оттого, что вы объяснялись на кастильском наречии?

— Видите ли, — отвечал Джек, наполнял бокалы и с улыбкой разглядывая их содержимое на свет, — мне сдается, что я разговариваю с испанцами не лучше, чем немой с глухим.

— Вы, разумеется, забыли, что на этих островах разговаривают на каталанском языке.

— А что это за язык?

— Это язык Каталонии — на нем говорят на островах, на всем Средиземноморском побережье, до самого Аликанте и дальше. В Барселоне, в Лериде. В самых богатых провинциях полуострова.

— Вы меня удивляете. О таких тонкостях я не имел ни малейшего представления. Выходит, это совсем другой язык, сэр? Но мне кажется, это одно и то же — putain[16], как говорят во Франции?

— Вовсе нет, ничего подобного. Это гораздо более изящный язык. Он строже и литературней. Гораздо ближе к латинскому. Кстати, вы, скорее всего, имели в виду другое слово — patois[17], если позволите.

— Вот именно — patois. И все же, могу поклясться, то, что я имел в виду, произносится как-то иначе, — возразил Джек. — Однако не стану строить из себя ученого, сэр. Скажите, а язык этот звучит иначе для уха человека непросвещенного?

— Он так же отличается, как итальянский от португальского. И те и другие друг друга не понимают — эти языки звучат по-разному. И интонации в них совершенно разные. Как у Глюка и Моцарта. Это великолепное кушанье, к примеру, — я вижу, они постарались, чтобы вам угодить, — по-испански называется jabali, а по-каталански — senglar.

— Это свинина?

— Мясо дикого вепря. Позвольте…

— Вы очень добры. Не передадите ли мне соль? Действительно, роскошная пища. Я бы ни за что не догадался что это свинина. Скажите, а что это за вкусные темные колбаски?

— Вы меня ставите в тупик. По-каталански они называются bolets, а как по-английски — не знаю. Очевидно, у них нет названия, я имею в виду английское название, хотя натуралист сразу определил бы их как Линнеевы boletus edulis[18].

— Как-как?.. — воскликнул Джек, глядя на Стивена Мэтьюрина с добродушным изумлением. Успев съесть два, если не три фунта баранины, а в завершение жаркое из вепря, он размяк душой. — Откуда вы все это знаете? — Однако, сообразив, что приступает к гостю чуть ли не с ножом к горлу, Обри кашлянул и позвонил официанту, сдвинув пустые бокалы к краю стола.

Вопрос ненадолго повис в воздухе, и лишь недоброжелательное отношение или мрачное настроение доктора помешали бы ответить на него.

— Я вырос в здешних местах, — произнес Стивен Мэтьюрин. — Значительную часть моей юности провел в Барселоне, вместе с дядей и бабушкой, и еще в провинции недалеко от Лериды. Пожалуй, я больше жил в Каталонии, чем в Ирландии, и когда впервые поехал на родину, где стал учиться в университете, то математические задачи решал на каталанском языке, потому что таким образом цифры более естественно приходили мне на ум.

— Выходит, вы разговариваете на этом языке как местный уроженец, сэр, я в этом уверен, — отозвался Джек. — Это же превосходно. Вот это называется — с пользой провести детство. Жаль, что мне в свое время не так повезло.

— Нет, нет, — покачал головой Стивен. — Я понапрасну тратил время. Сносно изучил птиц — в этой стране множество хищных птиц и животных, сэр, — а также рептилий. Однако насекомые, помимо lepidoptera, и растения — это же непочатый край, к которому прикоснулись лишь невежественные руки! Только прожив несколько лет в Ирландии, я сумел написать небольшую работу, посвященную явнобрачным, и понял, до чего же чудовищно бездарно я потратил свое время. Огромная часть территории, интересной для всестороннего изучения, осталась нетронутой со времен Уилагби и Рея до конца минувшего столетия. Испанский король пригласил Линнея приехать в свою страну, гарантируя ему свободу вероисповедания,-как вы, несомненно, помните, — однако ученый отклонил его предложение. Все эти неисследованные богатства были у меня в руках, но я пренебрег ими. Подумать только, что бы на моем месте совершили Паллас, ученый Соландер или Гмелины, старый и молодой! Вот почему я воспользовался первой представившейся возможностью и согласился сопровождать старого мистера Брауна. Правда, Менорка — это не материк, но, с другой стороны, такая огромная площадь известняковых пород имеет свою особенную флору, и вообще, здесь много любопытного.