Владимир Балязин - Охотник за тронами Страница 7

— Как звать-величать, православный?

Мужик, выявляя вежество, встал, огладив окладистую густую бороду, ответил без искательности, как равному:

— Зовут меня Аверьяном, а прозвище мне Рыло.

Глинский взглянул в благообразное, даже по-своему красивое лицо мужика и спросил простодушно:

— Это почему такое?

— Я, князь, двадцать лет в землеройных артелях атаманю, к рытью и прочей будовницкой работе привычен, и оттого прозвали меня — Рыло.

— Так ты из-под Клёцка, Аверьян?

— Места мне и так добре знакомы.

— Ну, тогда помоги нам разобраться, что к чему, — улыбнувшись, попросил Глинский и вместе с Османом снова начал допрос. На хлопчика пока и не взглядывал.

Однако оказалось, что и Аверьян не все хорошо здесь знает. Тогда Глинский повернул голову к пареньку:

— Это тебя отбили жолнеры у татар в Городище?

— Меня, — тихо ответил хлопчик.

— Ты что же, родом оттуда?

— Нет, ясновельможный пан воевода, прибег туда из татарского коша.

— Славно, совсем славно, — обрадовался Глинский. — Молодец, Осман, прихватил кого надо!

Турок, польщенный похвалой, сверкнул ровными белыми зубами.

— Ну, а звать тебя как? — спросил Глинский.

— Николкой. А прозвище мне, — подражая только что отвечавшему Аверьяну, сказал хлопчик, — Волчонок.

— Ну, сказывай, — не заинтересовавшись Николкиным прозвищем, проговорил Глинский, — долго ли у татар был, что видел, что знаешь, откуда бежал и давно ли?

Николка стал отвечать на вопросы и видел, что рассказ его воеводе нравится.

Через короткое время Глинский выяснил, что царевичи стоят лагерем неподалеку от Клёцка, на берегу озера Красный Став. С одной стороны прикрывает их приток Припяти — Лань, а с другой — совсем уж невеликая речушка Цепра.

Аверьян хорошо знал дороги к Клёцку. По его словам, до лагеря ордынцев было не более сорока верст.

Когда все это выяснили, татарина увели.

Встали, собираясь уходить, и Аверьян с Николкой.

— Погодите, — остановил их Глинский. — Хочу совета у тебя спросить, Аверьян, и подмоги, если присоветуешь.

Мужик с нескрываемым изумлением поглядел на князя.

— Я вот о чем, Аверьян. Если правда, что царевичи встали лагерем меж двумя реками и озером, то выбить их оттуда будет нам трудно. Если же сами встанем насупротив татар лагерем, то нам его еще поставить надо. Так ли, Аверьян, этак ли, а без посохи нам не обойтись. И ставить свой лагерь и брать чужой всегда помогала ратоборцам мужицкая рать — посоха.

— Это так, князь. Ямы рыть, валы насыпать, колья вбивать мужику куда сподручнее пана.

— Да и лестницы несть, телеги с нарядом катить или гуляй-город сладить, опять же без посохи не обойдешься, — поддакнул Глинский.

— Понял, князь Михаил Львович, — спокойно и просто заключил Аверьян, — дело мирское, миром тебе и помогать будем. А сколько посошных ратников тебе надо?

— Что ни больше, то и лучше, — ответил Глинский, протянув собеседнику на прощание широкую сильную ладонь.

Николка, пугаясь почти так же, как перед побегом из плена, принуждая себя, как тогда, к поступку, который казался отчаянно дерзким, наклонил упрямо голову и проговорил, запинаясь:

— Возьми меня в войско к себе, пан воевода.

Глинский шагнул к нему, положил на голову руку, но тут же отдернул — больно уж грязны были у мальчишки волосы. Сказал как мог ласковее:

— В войско мал ты еще. А к Аверьяну в артель — сгодишься. Даст он тебе работу по силам твоим.

И полез за пояс в кошель.

Вытянул две монетки. Одну — желтенькую, другую — беленькую. Первую дал Аверьяну, вторую — Николке.

— Спасибо, православные, — сказал. И покачал головой — идите-де.

4 августа 1506 года под вечер десятитысячная армия и четыре тысячи посошной рати из Новогрудка двинулись к Клёцку. Разгоняя мелкие конные шайки и рассеяв под деревней Ишкольд полутысячный татарский отряд, шедший на соединение с царевичами Гиреями, Глинский вывел войско к реке Уше и остановился в селе Налиной, подтягивая обозы и выстраиваясь в боевой походный порядок.

В среду, 6 августа, еще до петушиного крика, из Налиноя ушли вперед четыре конных сотни — головной отряд и боевое охранение главных сил. На рассвете литовские полки подошли с юга к сонной речке Лань. С высокого берега увидели татарские тумены, изготовившиеся к сражению.

Михаил Львович долго внимательно разглядывал вражеский лагерь. Ордынцы стояли в две линии, четкими квадратами по тысяче человек. Первая линия состояла из двенадцати квадратов, вторая — из десяти. Позади второй линии на невысоком взгорке виднелась большая белая юрта Калги-богатыря, окруженная двумя дюжинами шатров поменьше — обиталищем ханов и мурз, темников и тысячников. Еще дальше, совсем уже близко к горизонту, увидел Глинский несметное число войлочных палаток и телег и пестрое многоличье обоза — стада коров, отары овец, табуны коней, множество снующих человеческих фигурок. Чуть в стороне едва колыхалась темная толпа лежащих и сидящих на земле полоняников.

Глинский повернулся к стоящим у него за спиной военачальникам.

— Как думаете, Панове, следует ли нам переходить Лань?

Станислав Глебович, воин старый и осторожный, ответил первым:

— Татар в два раза больше, чем нас. А ну как повернут они наши полки, князь? Всяко ведь может статься.

— Если заставят они нас отступить, не худо бы иметь в тылу вагенбург[16], — поддержал Станислава Глебовича князь Жижемский.

Глинский задумался. Затем произнес решительно:

— Быть по-вашему, Панове. Будем ставить в долине вагенбург, но, чтобы татары об этом не догадались, тут же начнем и другое дело: станем гатить реку сразу в двух местах. Пусть попробуют догадаться, где ждать переправы? А чтоб посоха от них безопасна была, прикроем мужиков огнем мушкетным, пищальным и пушечным.

Военачальники поскакали к своим отрядам, и, будто по мановению колдуна-чародея, лагерь пришел в движение.

Две тысячи посохи отошли в долину, скрытую от неприятельских глаз высоким береговым гребнем, для того чтобы ставить вагенбург — гигантское двойное кольцо из телег, связанных меж собою цепями. Еще две тысячи трудников, разделившись на две артели, начали осторожно спускаться по крутому берегу на песчаные отмели. Вместе с ними ссыпались вниз лучники, арбалетчики, пищальники и пушкари, чтобы отгонять татар, если те попытаются перейти на южный берег.

Три часа палили из пушек и пищалей литовцы и забрасывали татар стрелами. Все это время мужики-белорусы — пахари и жнецы, — в кровь сбивая ладони, сыпали в Лань корзинами и мешками землю, кидали камни, покрывая гати бревнами и хворостом. В долине, перед уже стоявшим вагенбургом, двухтысячная артель Аверьяна Рыло копала ямы, ставила на их дно колья с заостренными с обеих сторон концами, закрывала ямы плетенками из прутьев, раскидав поверху дерн, чтобы падали в приготовленные ловушки татарские кони и всадники, если удастся ордынцам повернуть вспять королевскую силу. В ближнем лесу валили мужики березы, дубы и осины и стаскивали их к вагенбургу, окружая телеги еще одним кольцом — засекой из переплетенных ветвями деревьев. Другие ставили палисады — крестообразно сколоченные жерди с заостренными верхними концами, торчавшими остриями в сторону неприятеля.

Через три часа стук топоров начал стихать. Аверьян Рыло подошел к Михаилу Львовичу с другими артельными атаманами.

— Все сполнили, князь, как велел, — чуть поклонившись, сказал Рыло.

Глинский сошел с коня.

— Спасибо, мужики. Благодарствую. Вы войску послужили, и войско ныне послужит вам… Князь Андрей Александрович! — подозвал Глинский верного своего друга — лидского державца Дрозда. — Возьми тысячу конных, отведи мужиков подальше. А как станут от татар безопасны — поспешай обратно.

Аверьян в пояс поклонился Глинскому. Склонились и двое его товарищей.

— Мы тебе этого, князь Михаил Львович, вовек не забудем. Поди, понимаем, как тебе тысяча сабель ныне нужна, а ты о мире подумал, и мир о том всегда помнить будет.

— Чего там, одно дело делаем, — отмахнулся Глинский. — Идите с Богом. — И, резво вскочив в седло, поскакал к тропочке, что положе прочих бежала к берегу. Однако, не доехав до спуска, придержал коня и крикнул громко: — Князь, Андрей Александрович!

Дрозд пришпорил скакуна, подлетел проворно, склонил голову.

— Князь Андрей, ты посполитых далее Городища не провожай. Дойдут с Божьей милостью. Скажи им, что далее дороги безопасны. А сам рассейся по ближним шляхам и не пропусти татар, что будут пробираться к кошу царевичей. Услышишь пушечную пальбу — тут же поворачивай обратно, и притом обязательно голубя пусти.

— Могут и за Городищем быть татары, — вздохнул князь Андрей.