Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101 Страница 7

— Филипп! Марианна! Не смотрите… Это отвратительно… На глазах у детей!.. Как вам не стыдно! — воскликнула пожилая няня, оттаскивая в сторону двух ребятишек четырех-пяти лет.

Когда же они, наконец, обратили внимание на ее присутствие, то их странные улыбки, невидящие, обращенные в самих себя взгляды заставили ту опустить голову и ускорить шаг.

— Эта дама права, мы выбрали неподходящее место. Поужинаем у моей подруги, Марты Андрие. Это совсем рядом.

— Марта Андрие?

— Это хозяйка частного ресторана на улице Сен-Жак.

У выхода из сада их остановили французские полицейские в штатском и попросили предъявить документы. Обычная проверка. Их пропустили, не задав ни одного вопроса.

— Кого они ищут? — спросила Леа, в то время как они пересекали бульвар Сен-Мишель.

— Террористов, евреев, коммунистов, сторонников де Голля…

— А что они с ними сделают, когда арестуют?

— Это зависит от полицейских, но, как правило, последние предпочитают от них избавиться. Передают в гестапо, где тех в зависимости от обстоятельств могут пытать, выслать или расстрелять.

— Если Сара арестована, то что они с ней сделали?

— Когда я видел ее в последний раз, она входила в состав группы Сопротивления, занимавшейся вывозом евреев в свободную зону.

— А сейчас?

— Сейчас я боюсь за нее больше, чем когда-либо. Если они узнают о ее участии в Сопротивлении, то будут пытать. Насколько я ее знаю, она не заговорит и предпочтет умереть.

Опустив голову, сжав кулаки, Франсуа Тавернье ускорил шаг. Вцепившейся в его руку Леа пришлось почти бежать, чтобы поспеть за ним… Она чувствовала напряжение своего спутника, и это ее беспокоило.

Величественный Пантеон возвышался перед ними, упираясь куполом в мрачное небо. Порывы холодного ветра, гнавшего маленькие смерчи пыли по улице Суффло, становились все сильнее.

Весело смеясь, неподалеку прошла группа студенток в плиссированных шотландских юбочках, канадках и плащах, с непокрытыми головами, в толстых гольфах и ярких носках из ангорской шерсти.

— Надо найти ее, — сказала Леа.

— Кого?

— Сару. Я тоже боюсь за нее. Вчера к нам приходил Рафаэль Маль. Он спрашивал меня о ней.

— Не вижу в этом ничего такого, что могло бы вызвать беспокойство. Они с Сарой давно знакомы, и вы знаете, с какой снисходительностью она к нему относится.

— Я тоже снисходительна к нему. Помимо воли он меня забавляет и веселит. Но вот… сейчас… я это чувствую… как бы вам сказать… как будто бесконтрольность. Да, он больше не контролирует то плохое, что в нем есть. Я чувствую это, понимаете, чувствую… Я не могу объяснить почему.

— Он больше не сказал ничего, что могло бы вас встревожить?

Леа опустила голову, чувствуя себя бессильной передать Франсуа свою тревогу. Она была уверена в том, что из-за Рафаэля Маля с Сарой могло случиться что-то ужасное…

— Он спросил меня, благословил ли дядя Адриан брак Франсуазы с… с…

Тавернье пришел ей на помощь.

— …капитаном Крамером. В других обстоятельствах этот брак оказался бы для вашей сестры просто находкой. Что может быть гармоничнее пары меломанов! К несчастью, Крамер не только музыкант, но еще и офицер СС. Я могу даже вам сказать, что его очень ценит начальство, хотя некоторые подозревают, что он стал добровольцем лишь потому только, чтобы не разочаровывать своего больного отца, большого друга шефа СС Генриха Гиммлера. Кроме того, Отто Крамер — протеже еще одного друга своего отца, знаменитого Пауля Ауссера, основателя школы офицеров СС. Именно благодаря ему Крамер смог уделять музыке по нескольку часов в день. Я был удивлен, когда узнал, что он намерен жениться на вашей сестре. Старик Крамер никогда не даст своего согласия на этот брак.

— Но что же тогда станет с Франсуазой?

Они подошли к дому на улице Сен-Жак, где находился частный ресторан Марты Андрие, и это спасло Франсуа от немедленного ответа.

Как и в прошлый раз, Леа и Франсуа был оказан теплый прием, но они обратили внимание на покрасневшие глаза хозяйки.

— Что случилось, Марта? Вы чистили лук?

— Нет, месье Франсуа, — ответила она, — это из-за Рене.

— Что с ним? Судя по его виду, у него все в порядке.

— Они хотят отправить его в Германию.

С тарелкой в руке подошел Рене.

— Успокойся, мама, посетители обращают на тебя внимание.

— Наплевать мне на то, что думают посетители! Я не хочу, чтобы ты уезжал!

Франсуа Тавернье обнял ее за плечи.

— Пойдемте на кухню. Вы мне все расскажете. Извините, Леа.

— Разрешите, мадемуазель, я провожу вас к вашему столику, — сказал Рене.

Смакуя сотерн, Леа осматривалась вокруг, пытаясь понять, кто эти люди, которые могут позволить себе роскошь обедать в подобном месте. Прилично одетые мужчины были очень молоды и очень упитанны. Женщины всем своим видом выражали удовлетворенное тщеславие. На спинках их стульев висели куртки или меховые манто. Леа подумала, что в одежде сестры она похожа на них. Это показалось ей отвратительным. Она уже готова была уйти, но в этот момент появился Франсуа. Вид у него был озабоченный…

— Что-то не так?

— Вы слышали: Рене отправляют на работы в Германию. Я посоветовал ему ехать.

— Вы говорите серьезно?

— Совершенно серьезно. Если он не явится на сборный пункт, то полицейские нагрянут сюда, и у его родителей будут неприятности.

— Но вы можете для него что-нибудь сделать?

— Я постараюсь, но это становится все сложнее. Немцы затребовали двести пятьдесят тысяч человек и, столько же им понадобится в первом квартале 43-го года.

Франсуа Тавернье быстро огляделся вокруг и продолжил немного тише:

— Поговорим о другом. Как чувствует себя Камилла?

— Хорошо. Она очень помогает мне в управлении поместьем.

— Файяр, заведующий вашим винным погребом, вернулся к своим обязанностям? Он все так же имеет виды на Монтийяк?

— Разговоров об этом больше не было, но я остерегаюсь его; мне кажется, что он следит за каждым нашим шагом. Когда я спросила, не получал ли он известий от Матиаса, он как-то странно посмотрел на меня и, что-то проворчав, отвернулся. Он не может мне простить того, что его сын уехал в Германию.

Взбитые яйца с трюфелями, которые им принесла Марта, были настоящим чудом.

В зал вошла странная пара. Среднего роста мужчина в застегнутом наперекосяк пальто с меховым воротником. Маленькие жесткие и умные глаза казались чужими на его грубоватом лице. Его спутница в роскошном манто из меха пантеры и высоком тюрбане из черного бархата выглядела очень элегантно.

Марсель и Марта заспешили к новым посетителям, оказывая им всяческое внимание. Женщина с рассеянной изысканностью поблагодарила кивком головы и небрежно сбросила свои меха. На безупречном черном платье блестело колье из нескольких ниток великолепного жемчуга. Леа не могла отвести взгляда от этого сказочного сияния.

— Леа… Леа…

— Да? — ответила она, с трудом оторвавшись от созерцания жемчуга.

— Не смотрите так на этих людей… Марта!

Хозяйка, проходившая мимо их столика, остановилась.

— Что-нибудь желаете, месье Франсуа?

— Да, поскорее счет.

— Но мы же не закончили, — воскликнула Леа.

— Что-нибудь не так, месье Франсуа?

— Нет, добрый мой друг, просто я вспомнил, что у меня назначено важное свидание… которое может оказаться полезным для вашего сына, — добавил он, понижая голос при виде ее расстроенного лица.

— Тогда… — произнесла она, устремляясь на кухню.

— Вы, наконец, объясните мне, в чем дело, Франсуа?

— Слишком поздно…

Мужчина встал со своего стула и устремился к Франсуа, протягивая ему руку.

— Ну конечно, мне сразу показалось, что это месье Тавернье. Элен оказалась права. Вижу, вы тоже знакомы с неплохими местами. Вам надо внести в свою записную книжку адрес еще одного — моего дома. Без ложной скромности должен сказать, что у меня — лучший повар в Париже. Каждый день я принимаю человек двадцать друзей и надеюсь, что вы войдете в их число. Разумеется, я буду рад видеть у себя и мадемуазель.

Он поклонился Леа, которая ответила ему простым кивком головы.

Марта положила на стол счет.

— Вы уже уходите, мой дорогой Тавернье?

— Важное свидание, — ответил Франсуа, вынимая из бумажника несколько купюр.

Мужчина порылся во внутреннем кармане пиджака.

— Вот, возьмите мою визитную карточку. Запомните адрес: улица Пресбур, 19. Мой дом посещают все, кто сегодня имеет вес в Париже… У меня собираются только сливки общества. Прежде чем уходить, поприветствуйте мою жену, иначе она вам этого не простит, а вы знаете, как Элен злопамятна.

— Дорогой мой, как вы могли подумать, что я не засвидетельствую своего почтения самой прекрасной женщине Парижа? Я следую за вами.