Михайло Старицкий - РУИНА Страница 7

— Ну что? — спросил он мальчика.

Мальчик обошел со всех сторон дуб и ответил уверенно, что тут не рассмотрит и сам дьявол.

— Ну, так ступай, да заберись подальше, чтоб лошади не заржали.

Через несколько минут мальчик с обеими лошадьми скрылся в чаще леса. Слышно было только, как трещали сухие ветви под их ногами, но вскоре и эти звуки исчезли.

Притаившись в листьях, нищий стал чутко прислушиваться. Отдаленный шум слышался уже явственнее, — он приближался; теперь можно было легко различить топот нескольких коней.

Через несколько минут на дороге показался небольшой казацкий отряд. Впереди отряда ехала высокая стройная молодая женщина, вооруженная с ног до головы.

Рядом с нею ехал молодой светловолосый казак.

Небольшой отряд из пятнадцати—двадцати казаков сопровождал их. Лошади путников были утомлены; видно было, что они совершили немалый переезд.

— Тут, что ли, остановимся, Марианна? — обратился к молодой спутнице сопровождавший ее казак. — Вот здесь, смотри, под этим дубом?

— А разве так не доедем? Зачем терять время? До Чигирина ведь близко, — ответила она низким, грудным голосом.

— О нет, еще верст пятнадцать, а то и двадцать осталось… Тебя разобьет, панна Марианна, совсем.

— Пустое!

— Да и лошадям надо бы дать отдохнуть. Смотри, уморились совсем.

— Ну, коли так, то гаразд.

— С коней, панове! — скомандовал казак, обращаясь к своим товарищам. — Сходи на эту полянку, сделаем привал.

Все свернули с дороги и въехали на прогалинку, на опушке которой стоял дуб.

Соскочив с коня, молодой казак подошел к Марианне, чтобы помочь ей сойти с лошади; но девушка отстранила его руку и легко и ловко соскочила сама на землю.

— Гей, хлопцы, коня возьмите! Иди сюда, панна Марианна, вот здесь, под дубом, приляжь, отдохни! — Он указал на разостланный уже казаками под дубом ковер.

Девушка последовала его приглашению, а казак бросился доставать из тороков всевозможные припасы. Через минуту на ковре перед Марианной появились фляжка меду, хлеб, вяленое мясо, копченое сало и другие запасы. С самой нежной заботливостью принялся казак угощать свою спутницу, но девушка ела мало. Она рассеянно отвечала на его вопросы. Брови ее были сурово сжаты, глаза глядели задумчиво и сосредоточенно вперед. Казалось, что за этим темным непрозрачным стеклом ее глаз хранилась какая-то грустная тайна: она-то проглядывала и в сурово сдвинутых бровях девушки, и в скорбно сжатых углах ее рта; но видно было, что этой тайны не вырвал бы у нее никто, никогда…

V

— Ты устала, панна Марианна? — произнес казак, всматриваясь в бледное лицо панны.

— О, нет!

— Не ешь ничего…

— Благодарю тебя, я уж сыта.

— Выпей хоть келех меду, Марианна, он подкрепит тебя.

Девушка улыбнулась:

— Если ты этого хочешь — изволь, но сил мне не к чему подкреплять; ты ведь меня знаешь, Андрей!

Разговор оборвался. Между тем коням распустили подпруги, подвязали мешки с овсом; хлопцы, достав из тороков провизию, расположились на отдых. Несколько душ бросилось было собирать сухой хворост для костра, но атаман остановил их.

— Не надо огня, панове! Опасно, чтобы дым не привлек кого-нибудь.

— Да ведь Ханенка, Андрей, уже загнал гетман в Крым? — произнесла Марианна.

— Самого-то загнал, а собаки его косоглазые еще шныряют кругом. Видела ты эти сожженные, пустые села? Ведь это все их дела…

Это слово казака вызвало и в его душе, и в душе Марианны ужасные картины, виденные ими по пути. Оба замолчали под тяжестью нахлынувших воспоминаний.

Между тем нищий даже свесил голову, внимательно прислушиваясь и присматриваясь к тому, что происходило внизу, но остальные казаки, утомленные длинным переездом, говорили мало и неохотно.

— О, этот Ханенко! — вздохнула, наконец, глубоко Марианна. — Пусть вся эта кровь, все эти стоны на голову ему упадут! Но если удалось дело в Стамбуле, тогда мы ему живо подрежем крылья… Вернулся ли уже Мазепа?

При этом вопросе девушки по лицу Андрея пробежала какая-то неуловимая тень.

— Не знаю, — ответил он, и в голосе его послышалась худо скрытая, неприятная нотка.

— На перевозе говорили, что уже видели его здесь… Когда бы застать… Не услал бы его куда гетман? Далеко ли еще до Чигирина? — продолжала оживленно девушка.

— Марианна… — произнес как-то робко Андрей и замолчал, устремив на Марианну пытливый, вопросительный взор.

Под влиянием этого взгляда щеки девушки покрылись легким румянцем, а брови сердито нахмурились.

— Мазепа привезет нам важные вести, — ответила она гордо, — от этих вестей зависит вся будущность отчизны.

Лицо казака прояснилось.

— Прости, прости меня, Марианна, — прошептал он, — ты знаешь… я…

— Если кони уже отдохнули, прикажи собираться в путь, — перебила его Марианна.

Андрей поднялся и отдал приказание. Через четверть часа Марианне подвели коня. Она собиралась уже вскочить в седло, как вдруг сильный треск на дубе заставил всех вздрогнуть и оглянуться; но не успели они даже подумать, что могло бы быть причиной этого треска, как с дуба посыпались дождем сухие листья, мелкие ветки и вслед за этим к ногам казаков рухнула какая-то грузная, неуклюжая масса.

— Человек! — вскрикнула Марианна, подбегая к упавшему.

— Какой-то странник или монах, — произнес Андрей, рассматривая нищего.

— Убит?

— Нет, жив! Гей, хлопцы, подведите его да струсните хорошенько, пусть-ка расскажет нам, что он тут, на дереве, делал?

В одну минуту казаки окружили странника, подхватили его под руки и поставили его перед Ащуэеем.

Действительно, нищий не был убит; удар и испуг ошеломили его только на одно мгновенье; когда же он увидел себя окруженным казаками, когда почувствовал на себе пронзительный взгляд их предводителя, на лице его, исцарапанном, окровавленном, отразился неподдельный ужас.

— Ясновельможный пане сотнику, пане полковнику, за что, за что? — залепетал он.

— Что ты здесь делал на дереве? Отвечай, да по правде, а не то мы опять подымем тебя туда на веревке! — крикнул на него грозно Андрей.

— Ясновельможный пане, как перед Богом… говорю правду,., вот хоть повесь меня, — заговорил странник прерывающимся голосом, — услыхал топот конский и подумал, что татаре… потерял со страху и рассудок, да и бросился на дерево, думал, что там укроюсь…

— Кто же ты такой?

— Был когда-то добрым хозяином, а теперь вот старец бесприютный, нищий, сирота голодный.

Из груди странника вырвалось жалобное всхлипыванье, голова его беспомощно затряслась, по щекам побежали слезы. Вид его невольно возбуждал сожаление.

— Куда же ты идешь теперь? — продолжал Андрей уже смягченным голосом.

— И сам не знаю, куда… побираюсь теперь Христовым именем… С ласки гетманских союзников.

— Не гетманских, а ханенковских, — перебила его строго Марианна, — ты на гетмана не каркай, гетман никогда с басурманами земли своей не воевал.

— Ох, вельможная, милостивая пани! Разве я смею на егомосць каркать? Продли ему, Господи, и веку, и доли… а только вот слышно кругом, что хочет всех нас гетман басурманам отдать, Ох, как же, слухаючи такое, не заболит сердце у всякого, кто родился в вере христианской?

— А ты всякому слуху не верь, это недруги гетманские, баламуты, нарочно такие слухи распускают, чтобы смущать и тревожить добрых христиан, — возразила Марианна, — гетман для того только с турками и в згоду вошел, чтобы оборонить вас от татар, да от своих же псов, которые шарпают, рвут Украйну на тысячу кусков.

— Ох, ох, ясновельможная пани… Кто уже теперь нас, голых и бездомных, оборонит? Расшарпали уже нас вороги… Оттуда ляхи наступают, тут татаре душат, на левый берег не пускают… да и на левом берегу… Ох!

— Молитесь Богу и святому Петру. Он и расшарпанное соединить может… — произнесла с каким-то особенным ударением Марианна и, вынувши из кожаного мешка золотую монету, подала ее нищему, — а это тебе, старче, на хлеб насущный.

Нищий бросился было целовать руки молодой девушке, но Марианна отстранила его.

— Не надо, брате! — произнесла она более мягким голосом, затем вскочила на подведенного ей коня и повторила еще раз значительно: — Молитесь Богу и святому Петру.

— Ну, в путь, панове! — скомандовал Андрей и, обратившись к нищему, прибавил: — А ты, старче, берегись да осматривайся: татаре еще бродят кругом.

Казаки подняли лошадей вскачь, и через несколько минут отряд скрылся из виду.

Долго следил за ним нищий, прислушиваясь к замирающим звукам конского топота. Когда последние отзвуки наконец совершенно угасли, он выпрямился и вздохнул глубоким, облегченным вздохом.

— Ну, уж и трухнул, даже волосы к голове прилипли, — прошептал он, дотрагиваясь до своего мокрого лба. Затем он ощупал все свое тело, попробовал сделать несколько шагов, и по лицу его разлилась довольная улыбка. — Ничего, все цело… хе–хе!.. думал, что уже прямо к черту в пекло лечу; одначе, видно, что разумный человек и из пекла вырваться сможет, да еще заработать при том и добрый червончик! — Нищий рассмеялся каким-то наглым смешком и с удовольствием потер свои руки. — Так вот на какой ток летят наши пташки зернышки клевать! Молитесь Богу и святому Петру… хе–хе! Запомним, запомним, пане Гострый, какому святому молитесь вы!