Алексей Салмин - Буря на Волге Страница 7

— Значит, тупик, — сказал Коротков.

- То-то и оно. А весна того... не ждет. Вода подпирает. Туда, сюда соваться — нигде не берут, завод отказался переделывать. И верно, кому нужда заботиться о бугровском пароходе? Другие-то хозяева только радуются, что у Бугрова с пароходом нелады. Им же больше грузов перепадет... Костюшка наш задумался, стоит около лачужки, перебирает пальцами цепочку на животе. Видит — молодой паренек идет, такой же вот, — кивнул Трофим на Чилима.— «Эй, ты! Федотка! Зайди-ка сюда!» — позвал его Костюшка. — «Ты чего шляешься в такую пору>... «А так, прохлаждаюсь», — отвечает Стрежнев. «Без работы?» — спрашивает Костюшка парни. «Выгнали». — «За что?» — «Вот», — показал он кончик языка. «Хочешь подработать?» — «Неплохо бы», — «Идем со мной! Сумеешь расточить вот эти штуки?» — сунул он цилиндры. «Могу», — сказал Федот. Он раньше токарем работал у Четвергова по ремонту судовых машин, а Костюшка у того же хозяина приказчиком служил, парень он был находчивый, расторопливый, поэтому Бугров его к себе сманил.

«Ну, как?» — спросил Костюшка.

«Сделаю».

«Скоро надо. Сам видишь, что кругом творится... Хорошо уплачу».

«Знаю ваше хорошо, — пробурчал Федот, — А срок?»

«Чем скорее, тем лучше...»

<Ну, брат, скоро хорошо не сделаешь, Тут надо все обмозговать...»

«А сколько за работу?»

«Одну бумажку».

«Ты что, батенька, ряхнулся?»

«Тогда везите на завод...»

«Знаю без тебя. Половину хочешь?»

«Нет», — и Федот пошел к двери.

<Постой, постой. Куда ты, черт тебя дери! За семь красных идет?»

«Ладно», — махнул Федот.

«Когда начнешь?»

«Можно сегодня ночью, только задаточек нужен».

«Да ты что, ей-богу, как будто не знаешь меня».

«Вот именно знаю...» — смеется Федот.

«Хорошо, на, держи!»

«Человечка мне надо на помощь».

«Вон, Трошку возьми!» А мне крикнул: «Дороднов, пойдешь с ним работать!»

Вошел я ночью в лачужку, где свалены цилиндры, а он уже там ходит, как лунатик, сопит и что-то соображает... Я тоже думаю: «Как же он, чертушка, сделает? Заводы отказались, а он берется».

«Эх, если бы токарный станок, живо бы их свернул...»

«Как же, — говорю, — на станок-то взвалишь такие махины?»

«В том-то и дело, что на станок их ставить нельзя, тут требуется специальная машинка, а ее только на станке можно сделать».

Ну, думаю, я не мастер на такие штуки, делай, как знаешь.

«Придется, видно, в слободу качать. Теперь, наверно, третья смена работает, начальства на заводе нет», — как бы сам с собой рассуждал он.

На заводе, вижу, парень он свой... Все идут к нему, здороваются, спрашивают, как дела. Ну, думаю, тут дело хорошо слажено. Живо подыскали ему стальную болванку, проточили на станке.

«Сейчас, дядя Трофим, — кричит он, — только перышки заправлю да закалю...»

Под утро вернулись к своему зимовью. На следующую ночь я вышел из каюты, вижу — и он тащится.

«Теперь начнем», — говорит он, а сам вытаскивает из кармана бутылку водки, из другого — закуску, кладет ее на ящик. Сперва выпил половину стаканчика, потом налил и мне: «На-ка зыбни, для начала...»

Думаю, это и дурак сумеет зыбнуть, а ты вот взятую работу сделай...

«Ну как, устал? — спрашивает он. — Выпей-ка еще, на душе будет веселее...»

«А что же сам?»

«Я ведь не пью. Это только для тебя принес, работа тяжелая, а жизнь еще тяжелее... Ну, ничего, потерпи, жизнь все равно полегчает... Ну, упирай-ка в стену домкрат, да полегонечку нажимай». Вижу, болванка хоть и туго, а все же лезет в цилиндр.

Вон, думаю, что ты за птица... «Ты где работать выучился?» - спрашиваю «А где работал там и учился, в Сормове, у одного токаря, да жаль, скоро выслали его с волчьим билетом...»

«За что?»

«Шумиха на заводе вышла, а его обвинили как зачинщика. И мне пришлось оттуда выехать».

«А теперь он где?»

«Вернулся. Только в Сормово больше не поехал. Остался в Казани, на Алафузовском работает... Ну, давай, еще покрутим».

На третью ночь мы закончили свою работу. Утром пришли машинист, два слесаря и сам Костюшка.

«Так скоро? — удивился Костюшка. — Чем же ты?»

«Русской смекалкой...»

Трофим закончил свой рассказ:

— А вот, скажи ты, был такой же, как Васька.

Он торопливо стал спахивать веслом угли и головни с раскаленного песка.

— Это зачем, дядя Трофим? — спросил его Чилим.

— Тащи котел, сейчас узнаешь.

Высыпанный под сено в шалаше раскаленный песок обдавал Чилима приятным теплом.

Глава пятая

Ночью лед зашумел еще сильнее, потянула злая низовка, и льдины стало грудить в тихий плес. Хозяин проснулся раньше всех и уже стоял на коленях у входа в шалаш. Он тряс длинной рыжей бородой, читая утреннюю молитву, клал земные поклоны в направлении высоких кустов, из-за вершин которых, точно улыбаясь утренней прохладе, выглянуло огненное солнце. Рассеянный взгляд Расщепина скользнул в сторону плеса: в прогалине выставлены сети. Не донесши поклона до земли, он вскочил, как ужаленный.

— Вставай! Будет вам дрыхнуть!

— Что случилось, Петрович? — спросил Трофим, -вылезая на четвереньках из шалаша.

— Беда! Сети пропали...

— Как пропали? — не понял Трофим и тоже заглянул в прогалину между кустами.

Воды на плесе не было видно — все кругом забито серыми глыбами льда.

Почти весь день разбивали и разводили баграми лед, но сетей так и не удалось достать.

К вечеру низовку сменил горыч, и льдины зашевелились, зашумели и пошли, погоняемые ветром, к луговой стороне.

Плес очистился и морщился теперь под ветром в солнечной приветливой улыбке.

— Ну, ребята, отдыха не жди, — сказал Трофим, глядя в спину уходившему к берегу Расщепину. — Как сыч, вертит головой — добычу ищет...

— А ну-ка, все на неводник, поехали — заложим вечернюю! - властно скомандовал вернувшийся хозяин.

— Не поздно? — глянув на солнце, спросил Тарас.

— По-твоему, спать сюда приехали?

— Я ничего, только люди сегодня работали много, чай, устали.

— Ночь-то — год, выспитесь.

Неводник вскоре обогнал громадную дугу по тихому плесу и причалил к берегу.

— А ну-ка, навались,— скомандовал Трофим, глубоко упираясь ногами в сырой пасек.

Чилим и Совин, краснея от натуги, кряхтели, а невод не поддавался.

— Логом при! Чего вы не тянете! — гремел хозяин.

— Поди-ка сам, попри, он те вывернет кишки... Это тебе не с Дуняхой крутить, — ворчал Совин, перехлестывая лямку.

— Навались на бежно!

— Промывай! Ил загребли, не идет, — кричал Тарас.

— Своди! — снова раздавался голос хозяина.

-- Ну, теперь легко пойдет, когда вразбег тянешь, он тяжелее, — говорил Совин.

— Вот тебе сколько илу... Гляди, полна мотня рыбы! — сказал Коротков. — Пудов на двадцать!

— Нет, пожалуй, и в сорок не уложишь,— возразил Тарас, подбегая к мотне и вытряхивая рыбу в лодку.

Хозяин, сдвинув шапку на затылок, улыбался. Разбирая рыбу, Он крупную откладывал в корзины.

— Вот до чего ловко поддели! — заметил Трофим, — Ради такого улова не мешало бы хорошую уху и четвертуху за бока. С холоду да с устатку оно бы хорошо - косточки пообмякли.

- Тебе бы только глохтить, — косо поглядел на него Расщепин.

- Есть за что, Петрович, сам видишь, наша работа лошадиная... Все жилы трещат, когда его, проклятого, тянешь... Людей маловато, Петрович. надо бы еще два-три человечка...

- Не дуди мне в ухо, сам знаю,— сердито оборвал хозяин.

Поздним вечером в тихом плесе замаслило, а в небе высыпали яркие звезды. Луна взошла, покрывая серебром туманные дали. А за густой гривой вербача продолжался все тот же звонкий, точно стеклянный, разговор уносимых быстрым течением льдин. Ночь становилась морозной, кустарники покрывались белым саваном. Хозяин натянул валенки, завернулся в овчинный тулуп и, шепотом поговорив с богом, захрапел в углу шалаша. Тарас кряхтел, поворачиваясь с боку на бок, и старался натянуть на голову рваный кафтан. Чилим тоже дрожал от мороза и, кутаясь, тыкался локтями в бок Трофима.

— Ты чего тут, суслик, возишься?

— Озяб, — выбивая зубами дробь, ответил из-под зипуна Чилим.

— Знамо, как же не озябнуть. Я вот тоже места не найду под «енотовой», - ворчал Тарас. — Дрова-то есть у нас?

- Хватит на ночь.

- Пойти огонек разложить.

- Иди, и мы придем погреться...

Скоро затрещал хворост, и вспыхнуло пламя, освещая заиндевевшие кустарники. Оно ласково манило к себе продрогших рыбаков.

— Помнится, ага было в шестьдесят третьем или шестьдесят четвертом году, — задумчиво начал Тарас, — когда мужик взял разводную с барином... Ну, думали, полегчает... Ан нет, снова барин заклинил мужика, никуда не вывернуться. Вот тогда еще плыл плот какого-то князя — сказывали тогда фамилию, да я уж забыл. — Тарас провел ладонью по широкой лысине, как бы что-то припоминая. — Плот-то шел в Астрахань, для постройки какого-то важного дома...