Анатолий Афанасьев - Одиссея генерала Яхонтова Страница 7

Были, однако, и другие пассажиры, которые старались говорить как можно меньше. К их числу относился и Яхонтов, и его старый знакомый — румынский дипломат, который с женой и дочерьми занимал все соседнее купе. Среди молчаливой части пассажиров опытным взглядом профессионального военного Яхонтов угадывал многих переодетых офицеров. Впрочем, солдаты тоже без труда их всех распознавали. Атмосфера в этом ковчеге на колесах была крайне напряженной. Тем более, подъезжая к очередной остановке, никто не мог предвидеть, какая здесь власть. И чем дальше на восток, тем реже догоняли поезд вести из Петрограда.

Наконец связь полностью прекратилась: телеграфные провода на каком-то перегоне оказались срезанными. Напряжение все возрастало, конфликты вспыхивали все чаще, и, несмотря на свои намерения мириться с чем угодно, лишь бы добраться до цели, Яхонтов вмешался в один из них. Напротив его купе, в коридоре, уже долгое время ехал бойкий солдат. Чем дальше на восток, тем нетерпимее делалось его поведение. Объектом своего хамского остроумия он избрал румынскую семью. Вызывая смех окружающих, солдат предлагал дочери дипломата ехать с ним в деревню. Земли у нас теперича много, дурачился солдат, так мы с тобой нарожаем детишек цельную кучу. Лежащие рядом покатились от хохота, когда солдат предложил ехать к нему в деревню и супруге дипломата. Румын сделал попытку уладить дело дипломатическими методами. Сдержанно, достойно, корректно он попросил солдата оставить в покое его семью, показал свой дипломатический паспорт, тщательно подбирая русские слова, сказал, что по международным законам дипломаты и члены их семей неприкосновенны.

— Законы? — насмешливо переспросил солдат и сплюнул. — Это ваши буржуйские законы. И паспорт у тебя буржуйский. Мы тебя не звали. Вот когда будет у вас в Румынии советская власть, тогда и приезжай. Только хрен тебя тогда пошлют, приедет к нам в Питер мужик румынский навроде меня…

Лежавшие рядом мужики загоготали. И тут Яхонтов не выдержал:

— Молчать! — крикнул он. — Прекратить! Прекратить безобразничать! Это женщины, иностранки, им нет дела до наших переворотов. Ясно?

Но солдат не сробел.

— Вот ты и заговорил, ваше благородие, — усмехнулся он. — А то все молчишь да молчишь, я уж думал — профессор какой с университета или духовного звания. А как заорал, так враз и обнаружился — ваше благородие. Постой, а может, и превосходительство? А то благородия теперича с нами одним классом едут. Вон, глянь-ка, у сортира курит.

Солдат указал на молодого человека с нервным интеллигентным лицом, одетого в рваную австрийскую шинель. Тот сделал вид, что ничего не слышит. А остряк все не унимался.

— Погоди, погоди, — пригрозил он. — Я на станции до Петрухи доберусь. Он говорил, что твоя личность ему вроде как знакомая.

Кто такой был Петруха, Виктор Александрович так и не узнал, но после стоянки беспокойный сосед вернулся на свое место и забарабанил в дверь купе:

— Эй, генерал! — кричал он. — Генерал Яхонтов, подь сюды, потолкуем.

Однако беспокойный солдат опоздал со своими разоблачениями. Поезд прибыл на пограничную станцию. Дальнейший путь до Владивостока пролегал по Китайско-Восточной железной дороге. Еще на российской стороне в купе к Яхонтову пришли представители местных властей. От него как члена Временного правительства они ждали указаний и распоряжений. Виктор Александрович, стараясь выбирать как можно более нейтральные выражения, сказал, что он не является более членом правительства, что оно низложено и никаких указаний он никому давать не уполномочен. Гости потоптались в недоумении и ушли. Поезд дернулся и медленно переполз границу с Маньчжурией.

Бегство

После переезда через границу настроение в вагоне стало быстро меняться. Все слышали переговоры Яхонтова с посланцами местных властей и сделали вывод, что Советы сюда еще не дошли. Тем меньше оснований было ожидать советских порядков в зоне КВЖД, где, как знали многие из едущих, жесткой рукой правил русский генерал Д. Л. Хорват. Прикусил язык бойкий солдат, без опаски прошла в туалет дочь румынского дипломата. А с самим румыном заговорил по-французски молодой человек в рваной австрийской шинели. Положительно — российская неразбериха кончалась.

Однако не всем, как вскоре оказалось, можно было облегченно вздохнуть. На станции Хайлар в купе к Яхонтову вошел местный русский комендант и сухо осведомился, почему господин генерал едет на восток. Подтекст вопроса был оскорбительно ясен — комендант как бы равнял Яхонтова с заполнявшими поезд дезертирами. Виктор Александрович, сохраняя выдержку и достоинство, предъявил свой дипломатический паспорт и предписание начальника Генерального штаба отбыть в Токио для дальнейшего прохождения службы. Комендант внимательно изучил документы, небрежно козырнул и вышел. Но когда поезд уже тронулся, в вагон вскочили два солдата с винтовками.

— А ну, братцы, — спросил один из них сидевших в проходах людей, — где тут генерал? Приказано караулить.

Так доехали до Харбина. Здесь же, в «столице КВЖД», дело приняло для Яхонтова совсем уж скверный оборот. Едва поезд остановился, в вагон вскочил агент местной русской полиции, за ним следовали два носильщика.

— Господин Яхонтов, вы арестованы, — сухо сказал агент и махнул носильщикам. — Берите вещи, выносите.

— На каком основании, — начал было Яхонтов, но полицейский перебил его: «Приказ коменданта. Я исполняю приказ». Пришлось подчиниться. Яхонтова тронуло, что несколько пассажиров, в том числе румынский дипломат и молодой офицер в рваной шинели, отправились вместе с ним. Но вряд ли помогла бы их поддержка, если бы в зале ожидания Яхонтов не увидел двух знакомых офицеров, с которыми несколько лет назад служил в Хабаровске. Разумеется, они знали коменданта. Яхонтов собрался было и здесь предъявить свой дипломатический паспорт, но комендант — сама любезность — удержал его руку.

— Приношу свои извинения, генерал, — козырнул он. — Соблаговолите считать инцидент исчерпанным. Как вы добрались? Есть ли жалобы на порядки в поезде?

Жалобы были. Яхонтов, горячо поддержанный недавно столь молчаливыми пассажирами, пожаловался на беспокойного солдата, рассказал о его наглых приставаниях к румынским женщинам и попросил арестовать хулигана.

Через несколько минут, подгоняемый уколами штыков, солдат был доставлен в комнату коменданта. Здесь же был франтоватый ротмистр и огромного роста вахмистр.

— Ну вот и наш большевик, — удовлетворенно сказал комендант и повернулся к ротмистру. — Это уж по вашей части, Евгений Илларионович.

— У нас суд скорый и справедливый, — сладко улыбаясь, сказал ротмистр. — Каждому преступлению — свое наказание. Так вы говорите — этот хам приставал к барышне? Предлагал на захваченной земле плодить большевиков? Отлично, отлично… Пилипенко! — крикнул он не оборачиваясь.

— Слушаю, вашбродь! — выпрямил грудь великан вахмистр.

— Бычков холостил?

— Так точно!

— И чудно. Оскопи-ка, братец, этого большевичка — красного бычка, чтоб на барышень не бросался.

Судорога страха прошла по лицу молодого солдата.

— А за большевистскую агитацию, — лениво добавил ротмистр, — вырви ему, Пилипенко, язык.

Солдат рванулся было к двери, но Пилипенко успел ухватить его и выкрутил руку. Сложившись пополам от боли, солдат крикнул с ненавистью в лицо Яхонтову:

— Сволочь ты… а еще генерал!

— Действительно большевик, — хмыкнул комендант, когда дюжий Пилипенко выволок парня из комнаты. — Что делается с Россией, о боже…

Когда они остались вдвоем с Яхонтовым, комендант рассказал о ротмистре Евгении Илларионовиче. Оказалось, что у этого офицера трагическая судьба. Его имение в Саратовской губернии разграбили крестьяне, сожгли старинный дом с уникальной библиотекой, а старика отца и сестру-курсистку, вставших на защиту имущества с оружием в руках, зверски убили. Затем комендант расспросил Яхонтова о петроградских событиях.

В экспресс Петроград — Владивосток Виктор Александрович не вернулся. Ему не хотелось больше никаких приключений. Да и после сцены у коменданта было неловко перед соседями по вагону. Он немало поездил по этим краям и хорошо ориентировался в здешних дорогах. По нынешним временам безопасней и проще было держаться подальше от русских. Вечером того же дня Яхонтов был в Чанчуне. Гостиница «Ямато» была ему хорошо знакома, и после долгих беспокойных ночей он наконец-то мог насладиться комфортом уютного номера с роскошной кроватью. Как хорошо, что, кроме несчастной взбаламученной России, есть страны, где уважается закон и порядок, где не теряют силу такие атрибуты порядка, как дипломатические паспорта, военная форма, билеты на поезд, наконец, деньги. Этого не замечаешь, как не замечаешь воздуха, которым дышишь. Но как нельзя жить без воздуха, так нельзя жить и без порядка. За что убили князя Туманова? Какому-то матросу не понравилось его породистое лицо? Но тут что-то царапнуло по подсознанию, и Яхонтов вспомнил солдата, которого он выдал палачам. А может быть, ротмистр все же шутил, только пугал? Ой, нет, не надо себя обманывать. Виктор Александрович содрогнулся, представив себе, что по его вине сейчас терзают в застенке, в сущности, ни в чем не повинного человека. Ведь ротмистр видит в «большевике» убийцу своего отца и своей сестры, одного из тех, кто разорял и жег его родовое гнездо.