Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II Страница 7

В душе у Дмитрия, пока он читал письмо жены, произошло что-то необычное. Потом он много раз вспоминал этот момент и никак не мог постичь произошедшего с ним тогда. Это было настоящее чудо. Он просто поверил каждому слову жены. Он вообще не думал, не анализировал и не взвешивал. Он даже не верил. Он просто знал. Теперь он знал наконец то самое главное в жизни, к чему всегда неосознанно стремилась его душа. И вот душа наполнилась тихим, ясным, ласковым светом. Прошло не больше двух минут. Майор помнил, что за стеной его ожидает беснующаяся толпа, но больше не было ни страха, ни сомнения. Всё стало таким кристально-прозрачным, словно он видел теперь не действительность, а её духовный смысл. Дмитрий почувствовал, что даже лицо его разгладилось, освободившись от морщин, наложенных тягостными раздумьями.

Князев вышел на улицу и посмотрел в глаза старому мулле. Он вдруг почувствовал такое сострадание к этому человеку, словно и не было никакого муллы, а перед ним стоял давно потерянный, сбившийся с пути друг. Чудесным образом к нему пришло понимание судьбы этого человека, который теперь исполнен высокомерия, властолюбия и ненависти, а вот — это он же — юный воспитанник медресе, сердце которого пылает искренней любовью к пророку Мухаммеду, да благословит его Аллах и да приветствует. Юноша копит жалкие гроши, порою отказывает себе даже в хлебе, чтобы совершить хадж. Он печалится оттого, что намаз надо совершать всего пять раз в день, он хочет всю свою жизнь превратить в непрерывный намаз. И вот теперь он — страшный старик, позабывший мечты своей юности. «Прости его, Господи, ибо не ведает, что творит», — от всей души взмолился Дмитрий. Он обратился к мулле:

— Дервиш признан невиновным. Он полностью оправдан и будет отпущен.

— Сэр мошавер, вы адекватно оцениваете ситуацию? — мулла усмехнулся сдержанно и криво. Голос его прозвучал не слишком уверенно для человека, осознающего свою силу. Кажется, он почувствовал, что ситуация незримо переломилась. В его глазах читалось недоумение, которое легко перерастает в страх. Он даже не стал напоминать майору про страшные возможности уже почти обезумевшей от жажды разрушения толпы.

— Вы можете не сомневаться, почтенный, смысл происходящего мне вполне понятен. Дервиш будет освобождён в любом случае. Дальнейшее обсуждение.

Дмитрий не успел договорить. Невдалеке раздался сильный взрыв и сразу же — пламя. На несколько бесконечных секунд повисла гробовая тишина, толпа смолкла. А потом прозвучали почти одновременно ещё два взрыва. «Стингеры» — сразу же оценил ситуацию майор. Моджахеды проводят карательную операцию, наказывая город, покорившийся неверным. Знали бы они, сколько тут у них вдруг появилось добровольных помощников, не стали бы и «Стингеры» тратить. Могли бы без боя в город победителями войти.

Толпа лихорадочно и панически заметалась. Мулла стоял неподвижно, словно впал в транс или превратился в соляной столб. Князев тоже стоял, как стоял, не утратив спокойствия. Опытный боевой офицер хорошо понимал, что куда-то бежать во время такого обстрела совершенно бесполезно, ракета может накрыть тебя где угодно. Лучше бы, конечно, лечь, так можно хотя бы от осколков уберечься, но заполнившее душу майора спокойствие не покидало его. Обстрел показался даже естественным и закономерным, как будто страшная концентрация ненависти, заполонившая город, сама породила эти взрывы. Смерть тоже совершенно не пугала. Самое важное в жизни уже произошло. Он теперь знает «что есть Истина». А может и не знает. Просто Истина заполнила его сердце.

Неожиданно страшная мысль обожгла его: «Клава! Что с ней?». Князев бросился через весь город к своему дому. Город пылал, всё горело и рушилось. Дмитрий ни на что больше не обращал внимания, он хотел только увидеть жену — живую и здоровую.

Ракета попала точно в их дом. Князев рванул дверь, запертую изнутри на задвижку, так что дверь слетела с петель. Клава лежала на лестнице, ведущей на второй этаж. Наверное, она спускалась вниз из спальни. Оказаться в момент попадания ракеты именно здесь было наименее вероятно, а окажись она в любом другом — была бы жива.

Из её груди торчал длинный осколок. Крови почти не было — попадание точно в сердце. Князев не бросился к ней. Он знал, что его жена уже мертва. Её голова, запрокинувшись, лежала на ступеньке. Лицо было очень спокойным, как будто она просто уснула, думая при этом о чём-то очень приятном. «Наверное, молилась в спальне, — подумал Князев. — Она знала, что я её не подведу и всё сделаю правильно».

Клава лежала в очень естественной, женственной и вместе с тем целомудренной позе, словно сама прилегла здесь и устроилась поудобнее. Рука не казалась бессильно повисшей, она замерла в красивом умиротворяющем жесте. Так она обычно без слов давала понять: «Всё будет хорошо». Князев вдруг явственно увидел тихое, лёгкое сияние вокруг её головы. Больше он ничего не помнил. Мир исчез.

Дмитрий сидел на камушке на берегу небольшой горной речки. Когда таяние снегов проходит, эта речка из бурного, ревущего потока превращается в тихий речек. Спокойно так журчит, никуда больше не торопится. Некоторые вообще пересыхают, а эта — нет, не пересыхает. А вода в ней — словно жидкий кристалл. Такая чистая. И вкусная. Едва только взглянешь на такую воду и сразу же хочется умыться и напиться. Ещё надо хорошенько вымыть руки. Нет, руки не надо мыть. Руки чистые, руки чистые, руки чистые. Это ангел ему нашёптывает? Да, наверное, ангел. Или жена. А его жена — и есть ангел. Как же ему повезло. Это Бог дал ему такое счастье. Его жена — ангел.

Дмитрий встал и сладко потянулся. Всё хорошо. Словно заново родился. Он, наверное, умер? Конечно, умер, а иначе как он мог заново родится?

Неожиданно перед его глазами появилось лицо. Очень хорошее лицо. Доброе. Похоже, он знает этого человека. Только никак не может вспомнить. Потом до него донёсся голос, словно из другого мира:

— Дмитрий Юрьевич, вы меня слышите?

— Шах!!! — в его голове словно разорвался «Стингер». В одно мгновение он вспомнил всё. И сразу же потерял сознание.

Очнувшись, Дмитрий увидел перед собой уже два лица. Это были Шах и Сашка. Он лежал на земле рядом с той самой речкой, под голову ему был заботливо положен какой-то брезент. Рдели угли затухающего костра. Дмитрий спросил:

— Где мы?

— Недалеко от границы с Ираном, — ответил Шах.

— Шах, расскажи всё по порядку.

— Мы с Александром сбежали во время ракетного обстрела. Это оказалось несложно. Не волнуйтесь, никого из русских мы во время побега не убили. Мы очень хотели обойтись без крови и Бог благословил. Спрятались в горах недалеко от города, решили, что не покинем страну, пока не узнаем, что с вами. Ведь мы оба обязаны вам жизнью. А с вами было плохо. С того момента, как вы узнали о смерти жены, ваш рассудок бездействовал. Вы ходили, ели, все основные функции организма были в порядке, но вы ничего не говорили, никак не реагировали на людей и, похоже, вообще не воспринимали действительность.

— Шах, давай «на ты». Откуда ты узнал о моём состоянии?

— Хорошо, Дмитрий, давай «на ты». В городе многих увлекли мои проповеди. Друзья рассказали мне всё о тебе. Они же по моей просьбе вывели тебя ночью из больницы, которая совсем не охранялась. Мы тронулись в путь.

— А Клава?

— Не беспокойся за неё, Дмитрий. Клавдию Ивановну похоронили с отданием воинских почестей. А на небесах её душу встретили ангелы. Не сомневаюсь в этом.

— Она сама — ангел.

— Да, такая праведница, можно сказать — ангел. А может и выше ангелов. Аллах знает об этом лучше.

Утрата жены стояла в душе Дмитрия тяжёлой тупой болью. Он не думал о жене, просто испытывал очень сильную боль. Это была необычная боль — она не вызывала отчаянья, но и не оставляла ни на секунду. Наверное, рассудок покинул его на время именно потому, что иначе он оказался бы не в состоянии это выдержать. Сейчас, присущие профессиональному разведчику навыки, были уже достаточны для того, чтобы вытерпеть боль, не теряя самообладания.

— Я шёл сюда с вами, не сопротивляясь?

— Извини, но ты был как барашек на верёвочке, которого не трудно вести за собой. Никаких объяснений ты не воспринимал, но следовал за нами без возражений.

— Зачем вы привели меня сюда?

Шах тяжело вздохнул:

— Скажи, Дмитрий, когда ты пришёл в сознание, ты был рад увидеть рядом меня и Александра?

— Да, рад, — совершенно бесстрастно ответил Князев.

— Значит, я не ошибся, тебе не надо было тогда оставаться среди советских офицеров. Сейчас, если захочешь, можешь вернуться.

— Не захочу, — равнодушно сказал Дмитрий.

Шах, кажется, продолжал испытывать неловкость:

— Дмитрий, поверь, я не распоряжался твоей судьбой по своему усмотрению. Я молился Царю царей Господину нашему Исе, и Он открыл мне, что надо делать. Но мы решили не покидать Афганистан, пока ты не придёшь в сознание и не дашь согласие. Даже если ты решишь остаться, перед этим мы сможем обстоятельно поговорить. Тебе нужен этот разговор.