Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне Страница 73

— Что вы болтаете всякий вздор, — сказал пожилой человек в полудеревенской и полугородской одежде, управляющий мызой барона Пухгейма. — Бедняжка Кристель никому не делает зла, а вы её порочите, как будто и в самом деле видели, как она вылетает из трубы на метле.

Женщины замолчали, но за них заступился Рупрехт, богатый крестьянин из Ауракирхена, в длиннополом голубом сюртуке с серебряными пуговицами, который, сообразно своему высокому положению в деревне, стоял в стороне от толпы.

— Как будто не всем известно, — сказал он с ядовитой улыбкой, — что она ведьма. Грех и стыд позволять такой дряни оставаться с простодушными христианами. Эта Кристель давно заслуживает хорошей порки. Только Пухгеймы могут покровительствовать подобным людям!

Слова эти задели за живое управляющего Пухгейма, который счёл нужным заступиться за честь своего господина:

— Что же он недоговаривает! — воскликнул он запальчиво, указывая пальцем на своего противника. — Сам похож на турецкого пашу, а корчит из себя барина! Верно, Кристель недостаточно низко поклонилась ему, мироеду!

— Мироеды не мы, а господа! — ответил Рупрехт вне себя от ярости. — Они заедают и губят людей, строят разные козни и заваривают кашу, а нам приходится расхлёбывать её. Ему досадно, что я не слеп и всё вижу. Всякий раз, когда соберутся знатные господа, для веселья устраивается или охота или война — и всегда за крестьянский счёт. Вот барон приказал послать Флориана как будто на рубку леса, а на деле Кристель и Флориана посылают в другие места. Тут дело не совсем чисто.

Ссора, несмотря на близость церкви, грозила закончиться дракой, потому что между крестьянами Ауракирхена и слугами барона Пухгейма существовала давнишняя непримиримая вражда; но этому помешало восклицание одной старухи:

— Пресвятая Богородица, вот и она идёт, несчастная!

Чёрная Кристель робко подошла к ограде кладбища, расположенного на откосе горы. Она ни на кого не глядела и ни с кем не здоровалась, но чувствовала, как все взгляды тотчас же устремились на неё. Между тем в её наружности не было ничего особенного. Это была худенькая, смуглая девочка с босыми ногами, в коричневой шерстяной юбке со множеством заплат, которая едва покрывала ей колени. На плечах её был накинут небольшой шёлковый платок, в который она нарядилась по случаю предстоящего торжества. Чёрные вьющиеся волосы были распущены; большие карие глаза имели мечтательное и грустное выражение. Вся фигура её отличалась стройностью, но движения были порывисты, и она, видимо, спешила проскользнуть скорее через толпу. Но сегодня по крайней мере её не преследуют мальчишки и она не слышит бранных слов. Как она боялась идти сюда, но что-то гнало её из дому к этим людям, которые так недоброжелательно относились к ней и от которых она никогда не видела ни одной ласки.

Но теперь она должна пройти мимо богатого крестьянина Рупрехта, который особенно ненавидит её. Сердце бедной девочки замирает от страха, но она надеется, что он не заметит её.

— Прочь с дороги, чёртово отродье! — закричал на неё Рупрехт и поднял кулак, чтобы ударить её.

Но управляющий Пухгейм выхватил девочку из-под его рук.

— Встань тут, Кристель, у ограды, — сказал он, загораживая её собой и размахивая своей тростниковой палкой с набалдашником из слоновой кости.

На счастье девочки, в этот момент с противоположного берега раздался колокол капуцинского монастыря; ему вторил колокол кармелиток, а вслед за тем дружно ударили оба колокола приходской церкви.

Всё стихло на кладбище. У всех сжалось сердце от какого-то боязливого ожидания; смолкли суетные помыслы перед грозным голосом, предвестником смерти.

Но это настроение продолжалось всего один момент, и толпа опять вернулась к обыденным интересам.

На дороге, ведущей к кладбищу, показался быстро несущийся экипаж, запряжённый четырьмя лошадьми.

— Это карета Вольфсеггов, — послышалось в толпе.

— На запятках два лакея.

— Должно быть, дамы.

— Маркиза с дочерью.

— Говорят, дочь необыкновенно хороша собою и учёнее всех наших священников и лекарей.

— Так и должно быть; она из Вены...

— Карета остановилась у церкви; вот они выходят.

— Их ведь не увидишь без особенного случая. Говорят, они обе такие гордые, что не приведи Бог.

— Ну, с тобой они, конечно, разговаривать не станут. Ты и сам не знал бы, что отвечать им.

— Смотрите, у них венки в руках; они чуть не плачут.

— Прелюбопытная история случилась с этим покойником. Верно, он был какой-нибудь важный господин.

— Что за важный господин, просто лакей.

— Неужели!

Кругом раздался хохот.

— А ты и поверил этому. Они рассказывают это, чтобы надуть нас, потому что никто не должен знать имя покойника.

— Это знает один только император в Вене.

— Да разве покойник был наследный принц?

— Тише, они идут.

Маркиза с дочерью в это время подходили к кладбищу. Обе они были одеты в длинные чёрные мантии с креповыми вуалями, прикреплёнными к волосам, и с венками имортелей в руках. За ними шли два лакея в зелёных ливреях с серебряными нашивками и в треугольных шляпах. Ризничий шёл впереди, чтобы очистить им дорогу, хотя это было совершенно лишнее, потому что толпа добровольно расступалась с обеих сторон. Все сняли свои шляпы и шапки перед знатными дамами, и даже крестьянин из Ауракирхена низко поклонился им, несмотря на свою ненависть к дворянам. Обе дамы вскоре скрылись за липами кладбища из глаз толпы, и только время от времени виднелись концы их вуалей, развеваемые ветром. Между тем шествие при непрерывном звоне колоколов перешло мост и вступило на небольшую улицу, которая вела от церкви к кладбищу. Впереди шёл хор мальчиков с зажжёнными восковыми свечами в руках, за которыми несли церковную хоругвь с образом Богоматери. Затем следовал чёрный деревянный гроб, окованный серебром и увешанный венками, в котором покоились останки несчастного Бурдона. Гроб попеременно несли графские слуги, одетые в чёрное с головы до ног. За ними выступал священник из Гмундена с большим серебряным распятием в руках, окружённый капуцинами, опоясанными белыми шнурами с поднятыми капюшонами и в сандалиях. За духовенством шёл граф Вольфсегг с маркизом Гондревилль и бароном Пухгеймом, за ними граф Ауерсперг с Эгбертом и его приятелем, так как участие, выказанное молодыми бюргерами несчастному Бурдону, дало им право на почётное место в процессии. Затем следовали в том же порядке представители всех дворянских родов, имевших поместья у озера Траун и в соседних горах. Цамбелли должен был