Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость Страница 75

В этот миг Йордан задает вопрос, на который Бисмарк едва ли рассчитывал: «А как же быть с морской формой для матросов?» Трафальгар – Копенгаген – Абукир … Он ведь слышал, что полосы на гюйсе за эти морские битвы предписаны адмиралом Нельсоном. А Нельсон ведь англичанин. Я чуть не поперхнулся от удивления, а Бисмарк так просто оцепенел. Йордан, наверное, спятил! Теперь то уж точно его отправят к праотцам. Так провоцировать начальника может человек, которому все до одного места.

Не успев придумать ничего нового, бросаюсь на помощь Йордану: «Наш галстук, а именно узел – это тоже английская традиция…».

Теперь уже все взоры устремлены на меня. Но Йордану я кажется, помог. Неужели эти идиоты так ничего и не поняли? Словно по принуждению, продолжаю в том же духе: «Если мне не изменяет память, черный платок, в знак скорби, был надет в день смерти Нельсона». Несколько человек выражают взглядами свое одобрение. Но Бисмарк этого не видит. Склонив голову, он демонстрирует блестящую, как Луна, лысину, с тем, чтобы не выдать как ему тяжело.

Пытаюсь поймать взгляд Йордана. Тот не моргнув глазом, выдерживает мой взгляд.

Какое-то время слышен лишь стук столовых приборов. Кажется, что Бисмарк сейчас взорвется! Но нет: он все еще не готов к отпору.

Наконец, Кренц пытается спасти ситуацию: «Господа офицеры! Воротники и узлы – да никакой гражданский не свяжет их с Нельсоном. Они ведь не говорят по-английски!» Его речь прерывается смехом: «Воротник не говорит по-английски! Ха-ха-ха!!!»

Было ли это действительно выручкой Бисмарку? Или очередным подхалимажем?

- Господа! Прошу внимания! – произносит, наконец, Бисмарк, – полагаю, что серьезность ситуации…

Я перестаю вслушиваться, в чем заключается серьезность ситуации, а погружаюсь в размышления: «Ну, кто первым начал нести весь этот вздор о песнях? Если бы эта чертова образина знал, что на самом деле поют на лодках, а иногда даже злобно горланят во всю глотку: швейцарские песни!

Вид этого сановника во главе нашего стола доставляет мне почти физическую боль. Бисмарк все же по сути своей настоящий надутый гунн! Я уже просто не в силах притворяться как он мне ненавистен. Дракон сидящий во мне готов ринуться на него.

Успокаиваю себя: внимание! Держи рот на замке! Чувствуй момент! Не становись на скользкую дорожку спора, на которой не удастся удержаться.

После еды подхожу к адъютанту: «Что еще планируется? Я не хотел бы задерживаться здесь надолго», – говоря это, ловлю себя на мысли: как ему удается выглядеть как с иголочки? Тот же с вызовом отвечает: «Я здесь не начальник! Вам предписано находиться здесь!» – «Но не до посинения же!» – «Это все, что я могу вам сказать!». Да, это в Берлине мне удавалось схитрить, а здесь сижу, словно на крючке. Человек предполагает, а Бисмарк располагает. У меня такое чувство, словно мчусь по замкнутому кругу: мой берлинский покровитель хотел отправить меня в безопасное место, а это чудище удерживает меня здесь в своей берлоге.

- А когда состоится церемония награждения Железным крестом?

- В 15 часов.

- И кто счастливчик на этот раз?

- Ефрейтор- артиллерист флота, Мёртельбауэр.

У меня чуть не вырывается «Ух ты, черт!», но лишь изображаю невинное удивление от услышанного. Старина Мёртельбауэр! Собственно говоря, его имя давно на слуху: о его бесстрашии перед врагами ходят легенды. С другой стороны, человек, носящий синюю форму как поношенную детскую одежонку, к сожалению, совсем не украшает ВМФ. военная форма ему претит, и он этого вовсе не скрывает.

Но вот как все обернулось – теперь уже к его большому удивлению. Что же касается геройских деяний Мёртельбауэра, то они менее всего являются доказательством его мужества и отваги, но в большей степени слепой удачи. О нем говорят, что он по-пиратски захватил город Нарвик: едва сошедши с эсминца на берег, тут же схватил свой мотоцикл с коляской, швырнул в него свой скарб и с шумом укатил, не думая ни о чем другом, как о том, чтобы добраться до высочайшей точки города и оттуда кинокамерой «обстреливать» всю бухту со стоящими на рейде эсминцами. Никто и не сомневался, что этот парень будет наверху.

На церемонию награждения собрались все, кто мог двигаться: авторы книг и художники-иллюстраторы, которые, наверное, целый год согласовывают и проталкивают свои проекты, сценаристы, корпящие в тиши своих кабинетов, драматурги, месяцами не могущие ничем толковым разродиться…

Парадная лошадь Бисмарка, «коллекционер значков», не присутствует на этом великолепном сборище. Единственный человек, которому прикрепили все до единого имеющиеся в ВМФ значки, утонул вместе с Гиппером. Ему как раз не хватало значка «За участие в битве боевых кораблей». Теперь лишь вдова порадуется всем его побрякушкам. Интересно, вручили ли ей этот его последний посмертный значок…?

Все идет по плану: присутствующие вновь построены – теперь уже прямо напротив конторы Бисмарка – в коридоре. Вновь в три шеренги, фуражки надвинуты на лбы. Лицо Мёртельбауэра сияет от удовольствия, а черные усища придают действительно пиратский вид.

Адъютант следит за построением. Затем зычно командует: «Смирно! Для встречи командира – равнение налево!» в тот же миг двери кабинета Бисмарка распахиваются, да так, что стекло в них дребезжит, и он, словно черт из табакерки, появляется в проеме дверей. Адъютант рапортует: «Пропагандистский Отдел ВМФ «Вест» для церемонии награждения Железным крестом – построен!»

Кто-то вздохнул за моей спиной. Жаль не видно лица государственного драматурга. Хотелось бы узнать, как он воспринимает всю эту показуху.

Место перед строем ограничено, и потому Бисмарк остается стоять в проеме дверей своего кабинета, но все же набирает побольше воздуха , щеки при этом раздуваются как меха и начинает свою речь.

Хочется смыться отсюда и завалиться в какой-нибудь угол, а там смеяться до слез над всем этим фарсом, но стою неподвижно, как истукан и хочу того или нет, внимательно слушаю обожаемого начальника.

Лучше всего, дабы сохранить подобающее моменту выражение лица, сконцентрироваться на какой-нибудь другой теме: пытаюсь найти такие слова, какими можно было бы точнее описать выражение лица нашего начальника Отдела. Наиболее подходит нечто среднее между мордой бульдога и рожей жабы: то ли жаба, то ли бульдог.

- Фюрер и его полководческий гений! – Фюрер наша единственная надежда! – Величайший полководец всех времен! – Тысячекратно подтвержденная гениальность! – Его знамена овеяны славой! – Ни одной проигранной битвы! – Историческая миссия невероятного масштаба! – Спасение мира от жидовских лап…! – настоятельно вколачивается в мозги собравшихся.

Нет сил моих слушать и далее этот старый треп! А Бисмарк основательно закусил удила: «Великое сердце Фюрера!»- дважды повторяет он громким голосом. И опять: «Наш Фюрер!... Фюрер!...». кажется, что у Бисмарка, в его пузе, спрятан магнитофон с одной записью. Вспоминаю, как однажды ко мне прицепился старина Мёртельбауэр на моей прогулке, хотя мне, из-за его смешных, как у Гитлера усиков, это вовсе не понравилось, но мы, тем не менее, довольно весело фланировали по Pigalle. Как наяву, вижу нас обоих – одетых в матросские форменки – перед Folies-Berg;res, и я, т.к. Мёртельбауэр не может читать по-французски, объясняю ему, что не смогу принять участие в спектакле, поскольку работаю за «железным занавесом».

В этот миг за нами появился какой-то майор и сквозь пенсне стал пристально рассматривать фотографии обнаженных красоток. Ефрейтор-артиллерист флота Мёртельбауэр, выше среднего роста, плотный крепыш, четко поворачивается кругом, при этом кресты его громко бряцают, резко выбрасывает в приветствии руку и высоким голосом кастрата выпаливает: «Господин майор! Разрешите обратить ваше внимание на то, что спектакль не состоится из-за того, что рухнул железный занавес!» И все это на полном серьезе, и вполне в рамках уставного обращения к старшему по званию.

Так, кажется Бисмарк выдохся. Адъютант бесшумно выходит вперед и на небольшом подносе выносит Железный крест для Мёртельбауэра. Бисмарк громко командует: «Ефрейтор-артиллерист флота Мёртельбауэр – выйти из строя!»

Боковым зрением вижу, как Мёртельбауэр, словно пловец, рассекая ряды строя, выходит из последней шеренги, при этом внося сутолоку в передние шеренги: Бог мой! Неужели ему так и не втолковали в учебке, что, находясь в последней шеренге с краю, надо обойти строй, а не переть сквозь него как танк. Этакий молодцеватый танк. Но можно ли танк наградить орденом? Некоторые офицеры смеются и пока шеренги выравниваются за Мёртельбауэром, продолжаю размышлять: это все из-за того, что его всегда ставят в последнюю шеренгу, с тем, дабы неуклюжая фигура не портила общую картину строя. А этому идиоту адъютанту не пришло в голову ничего другого, кроме как главного виновника торжества засунуть в конец строя? Мёртельбауэр и Бисмарк – Пат и Паташон!