Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария Страница 8

Про себя император решил, что Русскому Барсу будет понятней и проще найти общий язык с воином, нежели с изощрённым в премудростях дипломатии посланником, которого предложил начальник Тайной стражи.

– Будет исполнено, богоравный! Что же касается Болгарии, – заметил Агриппулус и бросил короткий вопрошающий взгляд на Фоку. – Может, с учётом нынешних осложнений стоит смягчить отношение к Петру и пообещать старому мисянскому правителю столь желанный для его сыновей брак с нашими принцессами? Пусть Борис и Роман приедут в Константинополь, надо же им с невестами познакомиться? – хитро усмехнулся Викентий. – А потом мы оставим их у себя, как ценных заложников. Если на то будет твоя божественная воля, мои люди отправятся с этим поручением в Болгарию в ближайшие дни.

– Пусть будет так, – согласно кивнул после некоторого раздумья император.

Начальник Тайной стражи распростёрся на мозаичном полу, а затем удалился так же тихо, как и вошёл.

Глава 3

Соколиная охота

Лета 6475 (967), Киев

От прошлой до нынешней весны киевский князь совершил много походов – наводил порядок в землях покорённых хазар, койсогов и волжских булгар. Гонял свою конницу от одной границы до другой и сам шёл с дружиной, как пардус, лёгкий и грозный. И являлся повсюду на белом коне, как Перун Громоразящий, махая мечом, будто молнией. Одних непримиримых врагов уничтожил, других заставил подчиниться его руке и дать клятву на верность Киеву. Но часть хазар, ясов койсогов да кочевых булгар ушла от его грозных мечей аж за Дунай, в Болгарию. Там они и осели под крылом престарелого болгарского царя Петра. Святослав решил тем же летом обрушиться на них и уже двинул войска к Дунаю. Да вятичи, прознав о том, «отложились» от Киева, и дружине пришлось возвращаться на Оку. А там и на Волге, и в Альказрии понадобилась твёрдая рука князя.

Много добра несли те походы и много горя. Воины, возвращаясь, везли с собой воинскую добычу. А другие принимали смерть на полях брани. Но Святослав восполнял дружину и снова бросался в сечи, словно не мог насытиться пьянящим звоном мечей и ратных подвигов.

Молодёжь со всех концов разросшегося Киевского княжества шла в Ратный Стан, и казалось, откуда только берутся эти юноши, один другого выше и крепче. А начальники обучали их всем правилам воинского Устава: как мечи отбивать, как стрелы и копья точить, уздечки и сёдла чинить, поторочные сумы готовить, как за конём своим боевым ухаживать и чем мазать ему копыта. И были то будущие десятские и сотские – надежда войска киевского.

Князь Святослав, едва вернувшись в Киев к Яровым дням, как водится, поспешил в Стан, где, став на возвышении, внимательно глядел, как молодые начальники постигают ратную науку. Вот он знаком остановил «схватку» и подозвал запыхавшегося и раскрасневшегося юного воина.

– Рубишься добре, да только забыл, что не за себя в бою ответ держишь, – строго молвил князь. – Ты должен сотню свою не то что оком, спиною, всем телом чуять, на то ты и сотник! А тысяцким станешь, за всю тысячу ответ держать будешь, да всем воинам своим примером служить! – веско закончил князь, чтобы и другие юные начальники те коны воинские накрепко запомнили.

Тем временем к нему неслышно подошёл Варяжко. Увлечённый учебными схватками Святослав увидел изведывателя, когда тот был уже в шаге от него.

– Ты, брат, совсем манеру своего начальника перенял, будто тень ходишь, – одобрительно отозвался князь. – Нет ли вестей от него?

– Княже, – как всегда негромко, чтоб слышал только Святослав, начал помощник начальника Тайной стражи, – Ворон сегодня в ночи вернулся, доложить готов тебе обо всём, что узнать смог в земле Болгарской.

– Про византийское посольство, что два дня тому прибыло, что скажешь? – вместо ответа, спросил князь.

– Во главе сего посольства Калокир, сын хорсуньского воеводы. Пришли под надёжной охраной, по всему, поклажа непростая у них. Купцы, что по пути к ним пристали – шутка ли, дармовая защита от кочевников, – бают, будто тех кочевников ни единого даже поблизости не видели.

– Выходит, безопасность сего посольства с самых византийских верхов обеспечена? – глянул внимательным оком Святослав.

– Думаю, что так, княже, – подтвердил изведыватель.

– Скажи Ворону, – промолвил князь, – жду его у себя в шатре после вечерней поверки. Да кликни темников старых, Притыку с Инаром. Сам же выясни к тому времени всё, что сможешь, про этого Калокира.

– Будет исполнено, княже. – Слегка поклонившись, Варяжко так же тихо и быстро удалился.

Вечером четверо названные князем собрались у него в шатре. Ворон выглядел ещё не совсем отдохнувшим после дальнего и нелёгкого путешествия, но, как всегда, собран и молчалив. Святослав обнял его.

– Ну, Варяжко, реки, что узнал о посланнике визанском, – повелел князь, когда все разместились.

– Калокир, сын хорсуньского стратигоса Аполлинария, – начал помощник Тайного тиуна, иногда заглядывая в бересту, – обучался в ихней гимнасии, где преуспел более всего в плавании, борьбе и стрельбе из лука. Славянскую речь разумеет, потому как и отец его, и сам он сызмальства знаком с проживающими и торгующими в Хорсуни славянами. Я многих наших купцов да охоронцев порасспросил про сего мужа младого, никто о нём худого не слыхивал. Отец его был вызван в Царьград, куда отправился вместе с сыном. Рекут, что встреча у него была с самим императором. После этого Калокир был представлен императору Никифору Фоке, от коего лично получил звание патриция и указание возглавить посольство, – закончил краткую речь Варяжко.

– Не густо разузнал, – подытожил Святослав.

– Да что там разузнавать, – пожал могучими плечами коренастый Инар, – сам, княже, встретишься с посланником, там и прояснится, кто он и зачем пожаловал.

– Эге, брат Инар, – усмехнулся Варяжко, – разве неведомо тебе, что византийцы молвят одно, а думают другое?

– Зачем посольство прибыло, догадаться можно, – пробасил Притыка. – Ты, княже, в Тьмуторокани и Корчеве лодии строить повелел морские великие. Потому Визанщина в беспокойстве, не сбираемся ли мы град Хорсунь да иные климаты греческие себе забрать, а может, опасаются, что на Болгарию или на сам Царьград пойдём теми морскими лодьями.

– Пусть Византия думает что хочет, а мы своё делать будем, – обвёл присутствующих твёрдым взглядом Инар.

– А поведай-ка нам, Ворон, что вызнать удалось в Болгарской земле, – велел князь.

Тайный тиун заговорил, как всегда негромко, потому темники затихли и невольно обратились в слух.

– Болгария, княже и братья темники, как вам ведомо, страна непростая, потому как образовалась от смешения славянских да булгарских родов, а теперь и вовсе закрутилось там такое, что и не разберёшь сразу. – Ворон помолчал, обдумывая, потом продолжил: – С соседом своим неспокойным, Византией, часто войну вела, била греков, да в последнее время ослабла сила её и единство. Многих из болгар сумели визанцы в свою греческую веру обратить. Но предыдущий болгарский царь Симеон, хотя и был христианином, греков бивал крепко и силой добился того, что кичливая Византийская империя была вынуждена признать его не только болгарским, но и ромейским императором. «Симеон, волею Христа Бога самодержец всех болгар и ромеев», – прочёл Ворон с какого-то свитка. – А болгарская церковь впервые заимела своего личного патриарха, чего отродясь не было. Нынешний же болгарский царь Пётр, в отличие от отца своего, истый поклонник всего византийского. Отношение к Руси тоже изменилось. При Симеоне купцы наши свободно шли через Добруджу, издавна именуемую Малой Скифией. Селились там наши люди с древних времён, торговлю вели. Оттуда потом текли товары в Византию, Грецию, Италию, по всей Европе. При Петре же, особенно в последнее время, болгарские купцы всё более препятствий движению нашего товара чинят.

– Ещё и хазар с койсогами приютили, жаль, в прошлый раз не дошли руки. Коли б не вятичи, задали бы им ещё прошлым летом! – горячо отозвался Притыка.

– Не всем это в Болгарии по нраву, – продолжил изведыватель, – да и в самом дворце царском, как и в державе, согласия нет. Прямо сказать, слаб стал Пётр для царской ноши, годами состарился, считай ведь, сорок лет страной своей правит. Недавно император царьградский Никифор Фока велел послов болгарских, что за ежегодной данью пожаловали, по щекам отхлестать и выгнать прочь.

– Ого! – воскликнул от удивления Инар. – За такое спуску давать нельзя. Неужто болгары смолчали?

– То-то и оно, что смолчали, – ответил Ворон. – Мало того, Фока своё воинство на Болгарию двинул, да в горы сунуться побоялся, тем более что агаряне снова на Визанщину войной пошли.

– А с чего это Фока так вдруг на болгар разгневался? – спросил старый Притыка.

– Как ему не гневаться, коли у них договор подписан, что болгары не должны пропускать угров на границы империи, а у Болгарии сейчас и сил-то нет, чтоб с Угорщиной схватиться. Говорю же вам, братья темники, не просто там всё в земле Болгарской. Одни из болгар готовы хоть сейчас к Византии присоединиться, как братья по вере, другие ненавидят греков так же, как и мы, и славянским богам по-прежнему молятся. Третьи хоть и христиане, а мнят о сильной Болгарии, как при Круме да Симеоне было. Македонские же славяне восстания поднимают, сербский князь Чеслав вовсе изгнал болгар из Рашки.