Юрий Вяземский - Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник Страница 8

Гнев вспыхнул в глазах Натана, но тут же погас, и с прежней ласковой и усталой улыбкой священник сказал:

— В то же утро Пилат отправил конников в Город. И уже к вечеру штандарты со значками были возвращены в Кесарию…

— Да, это была очень крупная ошибка. Но он ведь осознал… Он ведь подчинился, — после некоторого молчания неуверенно произнес Аристарх.

— И начал строить водопровод, — грустно вздохнул Натан.

Слово «водопровод» точно всколыхнуло Аристарха.

— Ну, тут совсем другое дело! — пылко заговорил он. — Тут даже скорее обратная картина. И если отец Натан мне позволит… У нас ведь доверительная беседа… Отец Натан меня отечески наставляет, и, если я правильно понял, я также могу высказать свою точку зрения. А старшие учителя меня, если надо, поправят! Во-первых, водопровод очень нужен Городу. Сколько мы знаем случаев из истории, когда люди страдали от отсутствия воды, особенно во время осад. Во-вторых, водопровод нужен Храму. Во время праздников, когда приносятся тысячи жертв, всегда не хватает воды для очищения. Не мне об этом рассказывать отцу Натану, главному священнику первой череды. Очень нужна хорошая и чистая вода!

— Больше всего нам нужен покой, — сказал главный священник, но так тихо, что Аристарх счел возможным не заметить этого замечания и доказательно продолжал: — В-третьих, говорят, что наместник Понтий Пилат знает толк в строительстве водопроводов. Он пригласил опытных архитекторов и мастеров по водоснабжению. Они тщательно проверили и рассчитали запасы воды. Строили по лучшим римским образцам, а римские водопроводы, по моему мнению, — такое же чудо света, как египетские пирамиды или храм Дианы Эфесской. В-четвертых, деньги на строительство были выданы по решению синедриона и из корвана, то есть той части сокровищницы, которая не может использоваться для священных целей… Мало ли что болтала чернь. Мы, храмовые служители, прекрасно знаем, откуда взялись эти деньги.

Тут Аристарх призывно посмотрел на Натана. Но что-то во взгляде священника смутило молодого начальника, потому что он вдруг растерял свою доказательность и с досадой признался:

— С этим народом очень трудно разговаривать. Они ничего не желают слушать. У них на всё готовый ответ, и чем он бредовее, тем больше они уверены в своей правоте. А тут еще к нашей голытьбе примкнула разная сволочь из Галилеи. Они-то и возмутили толпу. И есть у меня мощное подозрение, что за всем этим делом, как всегда, скрывались фарисеи, которые и наших возмутили, и галилеян к ним подослали, и всю эту нечисть направили на водопровод и на римского наместника.

Аристарх вновь покосился на Натана. Но тот, приветливо улыбаясь, хранил молчание.

— Они сами начали! — с пущей досадой проговорил Аристарх. — Сперва они напали на строителей. Оскорбляли их. Называли римскими прихвостнями. Заставили немедленно прекратить все работы. Многих покалечили. Несколько рабочих погибли. Затем громадной толпой отправились в преторий. Они вопили, бранились, размахивали палками. Я сам при этом присутствовал, потому что почтенный Амос поднял по тревоге всех начальников стражи, всех храмовых солдат и даже слуг, как только услышал о начинающихся беспорядках. Пилат к ним вышел. Спокойный, какой-то даже торжественный. С ним было не более десяти человек охраны. Он селв судейское кресло. А эта обезумевшая толпа, руководимая галилейской сволочью, его окружила, орала, трясла кулаками и размахивала палками. Он просил их успокоиться, но куда там! Они еще громче стали кричать. А некоторые — они явно были из Галилеи и явно провокаторы — подбежали к Пилату и стали обзывать его, оскорблять, угрожать, что ворвутся во дворец Ирода, что никакие солдаты их не остановят… И что в такой ситуации должен делать римский наместник и префект Иудеи?! Я стоял довольно близко и видел, что он не только оскорблен — он напуган! Они угрожали преторию. Они угрожали лично ему! Они угрожали Риму за то, что он хотел напоить их чистой и свежей водой!! И на то, чтобы принять решение, у Пилата были считанные минуты!!!

— Ну да, — согласно закивал головой Натан, — в считанные минуты он принял решение вызвать примерно когорту солдат, переодеть их в одежду простолюдинов, так ловко рассеять их по толпе, чтобы на каждого солдата приходилось по три безоружных человека… И всё это, как ты говоришь, в считанные минуты?.. Наивный Аристарх! Пилат заранее знал, что готовится возмущение. Я думаю, что, когда толпа направилась к Навозным воротам, где в то время шло основное строительство, уже тогда в этой толпе была по меньшей мере центурия переодетых солдат, а может быть, даже манипула. Вторая переодетая манипула влилась в толпу, когда смутьяны из Нижнего города поднялись в Верхний. И третья манипула добавилась к ним, когда они бросились на площадь перед преторием… Спокойный и даже торжественный вышел… Еще бы, он всё заранее предусмотрел! Теперь оставалось только изобразить на лице сначала удивление, потом страх, а затем молча подать условный сигнал.

— Но он не хотел кровопролития, — сказал Аристарх. — Он выдал солдатам только кнуты и дубинки. Они их спрятали под одежду…

— Он выдал им также кинжалы. А у тех, что стояли ближе к возвышению, были даже мечи, — сказал Натан.

— Но он не велел применять оружие. Он приказал бить крикунов кнутами и вытеснять их с площади… Оружие — это так, на крайний случай, — неуверенно уже возражал Аристарх. — Но мятежники тоже были вооружены палками. Некоторые держали в руках камни… Возникла давка… — Аристарх обрадовался найденному слову и радостно воскликнул: — Давка, отец Натан! Одни кинулись в одну сторону, другие — в другую. Падали, не успевали встать, топтали друг друга… Они сами себя растоптали в этой жуткой давке. Сами начали и сами же были за это наказаны!

— Давку эту Пилат тоже предвидел, — грустно улыбнулся Натан. — Для этого и переодел солдат, чтобы не было понятно, кто — свой, кто — чужой… Он и тебя вычислил, Аристарх.

— Меня? Как это?!

— Он заранее рассчитал, что люди потом будут говорить: «Наместник не виноват, он хотел успокоить народ, а люди погибли от дерзкого возмущения и страшной давки, которой Господь покарал их за грехи…» Десятки убитых и сотни раненых и искалеченных. И сами виноваты! А Пилат был спокойным и торжественным…

Больше Аристарх не стал возражать. Он испуганно смотрел на священника, и к его испугу примешались теперь недоверие и подозрение.

— Я очень уважаю твоего отца, — вдруг признался Натан и заговорил ласковым, успокаивающим тоном: — К тебе я тоже отношусь с искренней симпатией. Я знаю, что в храмовой страже ты отвечаешь за борьбу против антиримских настроений. Я тоже с ними борюсь. По тому что во всей внешней политике синедриона сие есть главная наша задача: чтить великого кесаря, дружить с Римом, от которого мы полностью зависим и который является единственным гарантом нашей безопасности, нашего благосостояния и сохранения наших священных законов. Я не против Рима выступаю, боже упаси! Я в нашей доверительной и, надеюсь, совершенно конфиденциальной беседе делаю замечание префекту Иудеи, Луцию Понтию Пилату, который, на мой взгляд, римскую политику проводит плохо и тем самым лишь усиливает, провоцирует и разжигает антиримские настроения в иудейском народе.

— Пилат жесток, — продолжал Натан. — А иудеями нельзя управлять с помощью жестокости. Мне известно, что ни одного своего раба Пилат не отпустил на свободу, хотя в Риме уже давно мода на вольноотпущенников и многие вольноотпущенники занимают высокие посты в империи. Он и нас считает за своих рабов, а это очень грубая политическая ошибка, потому что иудеи — самый свободолюбивый народ в мире. Он жесток с нами, потому что он нас ненавидит и не скрывает этого. С самого начала своего правления он настроил против себя фарисеев, и это очень большая глупость с его стороны. Он презирает синедрион, и первосвященники и старейшины давно уже ощутили на себе его презрение. Он даже с Антипой Галилейским успел рассориться, Иродом Антипой, этим римским прихвостнем и римской подстилкой… Всё это ты знаешь не хуже моего, потому что, несмотря на свою молодость, ты человек чуткий и сообразительный. А раз так, то ответь мне вот на какой вопрос: почему наместник, который одну за другой совершает грубые и непростительные для руководителя ошибки, до сих пор остается у власти? Почему его до сих пор не сместили с должности и с позором не отослали в Рим?

— Может быть, потому что в Риме не известно о его… ну, о том, что тут у нас происходит?

Натан усмехнулся:

— Запомни, молодой человек, что в Риме всегда и решительно всё известно. Притом в таких деталях, которые нам и неведомы.

— Значит, его ценит император. Натан покачал головой:

— Интересно ты борешься с антиримскими настроениями. Ты утверждаешь, что великий кесарь терпит на ответственном посту никудышного начальника и. стало быть, плохо управляет своей собственной провинцией?