Амин Маалуф - Крестовые походы глазами арабов Страница 8

Под стенами же самой Антиохии схватка развёртывалась совсем по-другому. При первых лучах солнца защитники начали массивную вылазку, которая вынудила осаждающих отступить. Сражение было ожесточенным, и воины Яги-Сияна находились на отличной позиции. Где-то перед полуднем они уже проникли в лагерь франков, когда пришло известие о разгроме войск Алеппо. Скрипя зубами, эмир велел своим людям вернуться в город. Едва они завершили отступление, как рыцари, сокрушившие Рыдвана, появились с жуткими боевыми трофеями. Жители Антиохии вскоре услышали их дикий гогот, сопровождаемый приглушённым свистом. Затем на них стали сыпаться, посылаемые катапультами, жестоко обезображенные отсечённые головы воинов Алеппо. Над городом повисла смертельная тишина. Яги-Сиян постарался ободрить тех, кто был рядом, но сам он впервые почувствовал, что тиски вокруг города сомкнулись. После разгрома обоих враждующих братьев, он ничего уже не мог ждать от сирийских князей. Оставалось одно спасение — правитель Мосула, могучий эмир Карбуга, который, к несчастью, находился более чем в двух неделях пути от Антиохии.

Мосул, родной город историка Ибн аль-Асира, был столицей Джасфры или Месопотамии, плодородной равнины, омываемой двумя великими реками — Тигром и Евфратом. Это был политический, культурный и экономический центр первостепенного значения. Арабы гордились здешними сочными фруктами: яблоками, грушами, виноградом и гранатами. Превосходная ткань, которую этот город экспортировал, под названием «муслин» (слово, происходившее от имени города), была известна тогда во всём мире. Ко времени появления франков население царства эмира Карбуги уже использовало тот природный ресурс, который путешественник Ибн Джубаир описывал с изумлением через несколько десятков лет [9], — залежи нефти. Эта драгоценная тёмная жидкость, которой впоследствии было суждено стать счастливым достоянием этой части мира, уже тогда была источником незабываемых впечатлений для путешественников.

«Мы подъехали к местности под названием Аль-Кайяра («смоляное место») около Тигра. С правой стороны от дороги в Мосул в земле есть низменность, чёрная, как если бы она была накрыта тучей. Именно здесь Бог заставил изливаться большие и малые источники смолы. Иногда один из них выбрасывает куски и как будто закипает. Сделаны чаши, в которые эту смолу собирают. Вокруг источников — чёрное озеро. На его поверхности плавает лёгкая чёрная пена, которая осаждается на берегах и, сгущаясь, превращается в битум. Это вещество выглядит как очень липкая, гладкая и блестящая грязь с резким запахом. Так нам довелось увидеть своими глазами чудо, рассказы о котором мы слышали, и описания которого казались нам совершенно необыкновенными. Неподалёку отсюда, на берегу Тигра, есть ещё один большой источник. Мы могли издалека видеть дым от него. Нам сказали, что когда хотят получить битум, то разводят огонь. Пламя сжигает жидкую часть. Тогда битум режут на куски и перевозят. Он известен во всех этих землях вплоть до Сирии, Акры и во всех прибрежных областях. Аллах творит, что только пожелает. Хвала ему!»

Жители Мосула приписывали этой тёмной жидкости целебные свойства и погружались в неё, когда были больны. Битум, получаемый из нефти, также использовался в строительстве для соединения кирпичей. Поскольку он не пропускал воду, его употребляли для покрытия стен в общественных банях, где он по виду напоминал чёрный мрамор. Но, как мы увидим, наиболее широко нефть использовалась в военном деле.

Помимо этих многообещающих ресурсов, Мосул во времена франкской агрессии обладал ещё жизненно важным стратегическим значением: его правители приобрели право вмешиваться в дела Сирии, и этим правом амбициозный Карбуга собирался воспользоваться. Он рассматривал обращение Яги-Сияна за помощью, как отличную возможность расширить своё влияние. Он немедленно пообещал снарядить большую армию. С этого момента Антиохия мучилась неизвестностью в ожидании прихода Карбуги.

Этот посланник божий был бывшим рабом, состояние, которое турецкие эмиры отнюдь не считали унизительным. Действительно, сельджукские князья имели обыкновение назначать своих самых верных и способных рабов на самые ответственные должности. Зачастую рабами, «мамлюками», были командующие армиями и правители городов, и власть их была столь велика, что даже не было необходимости в их юридическом освобождении. К концу франкской оккупации весь мусульманский Ближний Восток управлялся султанами-мамлюками. А в начале 1098 года наиболее влиятельные люди Дамаска, Каира и некоторых других больших городов являлись рабами или сыновьями рабов.

Карбуга среди них был самым сильным. Этот властный правитель с седеющей бородой носил турецкий титул атабега, что буквально значит «отец князя». Члены правящих семей в империи сельджуков — из-за сражений, убийств и казней — были подвержены ошеломляющему уровню смертности, и властители часто оставляли наследников, ещё не достигших совершеннолетия. Для защиты интересов этих наследников назначались воспитатели, и, чтобы в полной мере исполнять роль приёмного отца, воспитатель часто женился на матери своего воспитанника. Эти атабеги, естественно, стремились стать реальными держателями власти, каковую они часто передавали уже собственным сыновьям. Законный принц после этого становился всего лишь марионеткой в руках атабега, а иногда и заложником. Внешние приличия, однако, соблюдались скрупулёзно. Нередко армии официально «возглавлялись» детьми трёх-четырёх лет отроду, «делегировавшими» свои полномочия атабегу.

Именно такое удивительное представление можно было увидеть в последние дни апреля 1098 года, когда около 30 тысяч людей собрались, чтобы выступить из Мосула. Официальный указ гласил, что отважные воины будут вести джихад против неверных под командованием некоего сельджукского отпрыска, который, как полагали, ещё с пелёнок доверил свои обязанности атабегу Карбуге. Согласно историку Ибн аль-Асиру, который провёл всю свою жизнь на службе у атабега Мосула, франки были объяты страхом, когда услышали, что армия Карбуги находится на пути в Антиохию, ибо они были очень ослаблены, а их запасы скудны. Защитники, напротив, воспряли духом. Они снова начали готовить вылазку, которая должна была совпасть с наступлением мусульманских отрядов. С той же твёрдостью, что и прежде, Яги-Сиян при умелой поддержке своего сына Шамса ад-Даула проверял запады зерна, осматривал укрепления и воодушевлял войска, обещая им «с божьего позволения» скорое окончание осады. Но эта публичная самоуверенность была лишь показной. Реальная же ситуация на протяжении нескольких последних недель всё более усугублялась. Блокада города становилась всё плотнее, всё труднее было пополнять запасы продовольствия и — что было ещё хуже — информация из вражеского лагеря поступала всё реже. Франки, которые, очевидно, поняли, что каждое их слово и действие становится известно Яги-Сияну, решились на радикальные меры, чтобы справиться с этой проблемой. Агенты эмира однажды увидели, как франки убили человека, зажарили его на вертеле и стали есть его плоть, выкрикивая, что такая участь ожидает каждого обнаруженного шпиона. Напуганные осведомители разбежались, и Яги-Сиян больше не имел детальных известий об осаждающих. Как опытный военный, он считал положение угрожающим.

Его поддерживало только то, что Карбуга был в пути. Его ждали с десятками тысяч воинов в середине мая. Этого момента все в Антиохии ждали с нетерпением. Каждый день приходили новые слухи, распространяемые людьми, которые принимали свои надежды за реальность. Народ перешёптывался, все ходили к крепостным стенам, пожилые женщины-матери приставали с расспросами к неоперившимся солдатикам. Ответы всегда были одни и те же: нет, отрядов спасения не видно, но уже ждать недолго.

Великая мусульманская армия, шедшая из Мосула, представляла собой ослепительное зрелище: бесчисленные копья сверкали на солнце, и чёрные стяги (эмблемы Аббасидов и сельджуков) веяли над целым морем одетых в белые одежды всадников. Несмотря на жару, движение было скорым. Армия достигла бы Антиохии меньше чем за две недели, если бы сохранила первоначальный темп. Но Карбуга был обеспокоен. Незадолго до выступления армии он получил несколько тревожных известий. Отряд франков занял Эдессу, известную арабам под названием Ар-Руха, большой армянский город к северу от пути из Мосула в Антиохию. Атабег не переставал думать, что франки из Эдессы могут зайти ему в тыл, когда он приблизится к осаждённому городу. Не подвергается ли он опасности попасть в ловушку? В начале мая он собрал своих главных эмиров и объявил, что решил избрать другую дорогу. Сначала он пойдёт на север и за несколько дней решит проблему с Эдессой; после этого он будет иметь возможность без всякого риска встретиться с осаждающими Антиохию. Некоторые эмиры возражали, напоминая ему о тревожном послании Яги-Сияна. Но Карбуга заставил их замолчать. Однажды приняв решение, он становился упрямым как мул. Эмиры нехотя повиновались, и армия направилась к горным проходам, ведущим к Эдессе.