Александр Артищев - Гибель Византии Страница 8

Постепенно мельтешащие в глазах зигзаги и полосы стали тускнеть и отступать, и она вновь увидела в пугающей близости от себя лицо незнакомца. Он лежал рядом и подперев голову рукой, с терпеливым равнодушием ожидал, когда жизнь вернется в её тело. Испуганно дёрнувшись, гетера отползла, цепляясь дрожащими пальцами за край бархатного покрывала. Юноша довольно усмехнулся и откинулся на спину.

— Ну вот, ты уже проснулась. А теперь слушай и запоминай: мне не страшны ни твои крики, ни твои слуги. Но всё же будет лучше, если мы обойдемся без лишнего шума и крови.

— Что ты хочешь от меня? — дрожащим голосом произнесла женщина, отползая всё дальше и дальше, пока не уткнулась в спинку кровати. — Тебе нужны мои драгоценности и украшения? Бери всё, только не убивай! Но может ты пришел за другим?

Она попыталась улыбнуться и принять соблазнительную позу. Её рука нащупала край просторной туники и поползла вверх, обнажая стройную белую ногу.

— Что же дальше? — спросил юноша, растягивая губы в неприятной усмешке.

Ефросиния торопливо принялась расстёгивать заколку на плече.

— Довольно, — остановил он её. — Мне не нужно ничего из того, что ты столь щедро предлагаешь. Ты лишь ответишь на пару-тройку моих вопросов и я оставлю тебя в покое, наедине с твоими сокровищами.

Рука остановилась, но после мимолетного облегчения красавица вновь ощутила прилив страха. Незнакомец резко приблизился и она с ужасом уставилась в чёрные провалы его зрачков.

— Ты провела прошлую ночь здесь, с мегадукой Лукой Нотаром, — чётко и раздельно выговорил юноша, дыша ей прямо в лицо. — Что тебе рассказывал этот старик?

— Что…? Не знаю. Как всегда….Говорил, что любит меня, — задыхаясь и обмирая от страха, стала перечислять Ефросиния, — что я единственная его услада. Что еще…? Восхищался моим телом, говорил, что….

Юноша презрительно сплюнул.

— Я не о том тебя спрашиваю, дура. Он обсуждал своих сподвижников? Рассказывал тебе о своих планах?

Сильные пальцы вновь сдавили её шею.

— Пусти меня…. я…. а-а-а-…,- она натужно захрипела и тогда они ослабили свою хватку.

Несколько мгновений женщина лежала на спине с закатившимися глазами и побагровевшим лицом, пока раскрытый рот заглатывал живительный воздух.

— Клянусь Богородицей, господин, — гетера зарыдала, прикрывая руками быстро темнеющее красными пятнами горло, — я ничего не знаю…. Он никогда не говорит со мной о делах. И вчера он говорил лишь о любви. Верь мне, это правда! Клянусь тебе Святым Писанием!

— Что ж, придется поверить, — ухмыльнулся юноша и поднялся с кровати. — Такие как ты, всегда очень набожны. Но запомни, потаскуха, когда ты что-либо узнаешь, ты пошлёшь своего слугу с запиской в Пизанский квартал, в мастерскую кривого бондаря. В этой записке будет указан день и час. К тебе придет человек. Не я, другой. И с ним у тебя и состоится беседа.

Он сладостно потянулся, запрокидывая голову к потолку.

— А если ты позабудешь это сделать или проговоришься мегадуке, я посещу тебя еще раз.

Его глаза неприятно сверкнули.

— Ведь мы за это время успели полюбить друг друга, не так ли?

Он встал, приблизился в выходу, насмешливо улыбнулся её отражению в зеркале на стене и тихо исчез за дверью. Ефросиния, бледная как смерть, опустилась на подушки и вновь впала в беспамятство.

Большой высокобортный парусник медленно плыл вдоль Босфорского пролива. Попутный северный ветер слегка надувал паруса, вымпел со стилизованным изображением венецианского крылатого льва лениво полоскался на верхушке мачты.

Ничто не нарушало утреннего покоя: ни плеск воды вдоль бортов, ни крики вездесущих чаек. Матросы, не занятые работой, сидели вдоль бортов или слонялись по палубе, перебрасываясь пустыми, ничего не значащими фразами. Закутанный по самое горло греческий кормчий, зябко ежась, обеими руками сжимал рукоять руля. Привычным взглядом он угадывал под водой невидимые мели и обходил завихрения встречных течений. Его не оторвал от этого занятия даже возглас одного из моряков, встревожено зовущего своего капитана.

Ритчи, потягиваясь, вышел из своей каюты. Вслед за ним в дверях показался его помощник. Их оплывшие лица и мутные глаза достаточно ярко свидетельствовали о несколько затянувшейся дегустации вин с херсонесских виноградников.

— Ну что, что там такое? — капитан приблизился к группе оживлённо переговаривающихся возле правого борта матросов. — Что вы так расшумелись?

Хмель быстро вылетел у него из головы: на берегу, уже совсем рядом, из туманной дымки вырисовывались очертания крепости, с высокими, еще недостроенными башнями. Это казалось немыслимым, невозможным — всего три месяца назад на этом месте была лишь выжженная солнцем и солью земля, усеянная к тому же громадными глыбами камня.

Как бы прогоняя наваждение, Ритчи несколько раз энергично тряхнул головой и повернулся к кормчему.

— Что за дьявол, Клитос? Когда мы плыли в прошлый раз, ничего этого не было и в помине!

— Похоже на османскую крепость, — ответил грек, всматриваясь в треугольный флаг, реющий над башней. — Ее не было, но сейчас она есть. Ох, не нравится мне это!

Ритчи задумчиво потёр себе щеку.

— Надо срочно доложить сенату Республики, — озабоченно проговорил он. — Эти приготовления турок смахивают на прямую угрозу.

С одной из башен крепости взвился белый дымок, и спустя несколько мгновений ядро с шумом подняло столб воды в сотне саженей от борта.

— Они приказывают нам остановиться, — кормчий вопросительно взглянул на капитана.

— Никто, кроме великого дожа и Сената не вправе приказывать венецианцам, — раздраженно произнес Ритчи и, махнув рукой, скомандовал матросам:

— Выкатывайте пушки к бою!

Второе ядро упало значительно ближе. Среди моряков поднялось волнение, но капитан упрямо продолжал вести корабль мимо турецкой крепости.

Тогда мощные укрепления замерцали многочисленными вспышками, расползающимися в белые облачка дыма. Ядра проносились над кораблем, рвали снасти, проделывали дыры в парусах. На палубе вспыхнула паника, когда каменный снаряд упал в скопление людей, превратив двух матросов в кровавое месиво.

Кормчий направил судно к дальнему берегу, чтобы выйти из-под обстрела и пытался маневрировать под градом ядер. С два десятка небольших бронзовых пушек, выставленных по бортам для защиты от пиратов, молчали: канониры, стоя подле них с зажженными фитилями, не решались стрелять. С треском полетели доски из проломленного борта, и вода тугой струей стала заливаться в трюм, портя и губя дорогие товары.

Капитан, уже без шляпы и с забрызганным кровью лицом, расталкивая мечущихся по палубе людей, подбежал к канонирам.

— Почему не стреляете, вы, трусливые ублюдки! — закричал он, пытаясь вырвать фитиль из рук стоящего перед ним человека.

— Синьор, пожалейте нас! У многих жены, ребятишки! — уворачивался от него моряк.

Ритчи свалил его с ног ударом кулака и торопливо нацелив орудие, сам поджёг запал. Чугунное ядро с треском снесло зубец на бастионе крепости, но эта слабая попытка сопротивления уже ничего не могла изменить. Корабль погружался в воду, и вскоре головы венецианских моряков, судорожно цепляющихся за обломки, чёрными точками замелькали в зеленой глади воды.

Двое стражников втолкнули венецианца в большую просторную залу, ещё пахнущую известью, но уже отделанную с всей восточной тягой к роскоши. Широкие ковры с затейливым персидским орнаментом покрывали стены от потолка до самого низа; выложенный гладкими плитками пол во многих местах был тоже прикрыт узорчатыми ковровыми дорожками. Курильницы по краям залы источали приторный аромат, окутывая душный стоячий воздух мутной пеленой, которая была особенно заметна в отвесных лучах солнца, ниспадающих из узких стрельчатых окон.

У входа и по углам залы выстроились рослые стражи с копьями в руках, а по краям центральной ковровой дорожки в ряд придворные и военные чины. В центре залы, в окружении своих советников восседал зять самого султана Саган-паша.

Руки венецианца были крепко спутаны за спиной; на лбу, облепленном мокрыми волосами, запеклась глубокая ссадина.

— Кто ты? — спросил через своего толмача Саган-паша, надменно оглядывая пленника.

— Капитан Ритчи! — последовал вызывающий ответ. — А ты? Кто ты таков? По какому праву ты посмел потопить мое судно?

У придворных вытянулись лица от такой неслыханной дерзости, но паша, казалось, лишь забавлялся разговором.

— Почему ты не подчинился моему приказу и не остановил корабль?

— Ты потопил мое судно, мое достояние и дорого заплатишь за это Республике!

— Я заплачу ей твоей головой, — нахмурившись, произнес паша, поднимаясь с подушек.

— Уберите его!