Андрей Балабуха - Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было Страница 8

не кляни державный беспредел:

несть урода, аще не от Бога

нами бы со славой володел.

Дела семейные

Великий князь киевский Святополк I – одна из самых загадочных фигур русской истории. Причем – самое странное – таинственна не только жизнь, но в еще большей степени посмертная судьба этого человека, на тысячелетие приклеившая к его имени прозвание Окаянного[44]. Чем же заслужил он этот десятивековой позор?

Увы, чтобы разобраться в этом, придется совершить экскурс в историю более раннюю – минимум на три великих княжения. Обойтись без такого вступления невозможно, я могу лишь постараться сделать его по возможности кратким.

Ранняя держава Рюриковичей была, так сказать, предприятием семейным. Чуть ли не все ее проблемы так или иначе упирались в степени родства и свойства, родственные взаимоотношения и родственные же разборки. А если учесть обилие жен и наложниц, несчетность законных, полузаконных и незаконнорожденных княжих отпрысков, то все это нередко запутывалось в такой узел, что по сравнению с ним Гордиев – простенький «плоский штык». И частенько разрешались означенные проблемы тем же методом, каким Александр Великий разобрался с Гордиевым узлом – то есть при помощи меча. Выражение «брат мой – враг мой» было тогда не метафорой, но констатацией факта; конфликты же чаще всего разрешались в полном соответствии с пресловутым сталинским тезисом: «нет человека – нет проблемы».

Но хватит рассуждений. Лучше перейдем к первому из важных для нашего рассказа персонажей.

Итак, великий князь киевский Святослав I Игоревич (?–972). Этот, по выражению некоторых историков, «князь-дружинник» занимает в отечественной истории примерно такое же место, какое в английской – только двумя столетиями позже – рыцарственный король Ричард I Львиное Сердце из династии Плантагенетов. Может, по той причине, что к моменту гибели отца Святослав еще пребывал во младенчестве и всеми делами княжества на правах регентши при малолетнем княжиче управляла его мать, великая княгиня Ольга, причем управляла, надо сказать, весьма успешно, сам Святослав, подрастая, делами внутренними, экономическими, административными интересовался меньше всего. Этому, замечу, немало способствовали также дядька-пестун Асмуд и воевода Свенельд – двое воспитателей, приближенных и сподвижников Святослава Игоревича; как и все порядочные варяги, оба считали наиболее достойным делом не управление государством, а войну. В результате чего и вырастили князя-воителя, который, заняв киевский стол, чуть ли не все время проводил в дальних походах, снискав лавры витязя, но в устроении русской земли заметного следа не оставившего. Во всяком случае от его походов на Волжскую или Дунайскую Болгарию проку отечеству было не больше, чем Англии – от битв крестоносного воинства в Святой Земле. Впрочем, для нашей истории важно одно: когда Святослав пал у днепровских порогов от рук печенегов, ему наследовали трое сыновей: Ярополк, Олег, а также их младший сводный брат Владимир – «робичич», «холопич», рожденный от рабыни-ключницы Малуши. Тем не менее последний был отцом признан и получил как соответствующее княжичу воспитание, так и свою долю в наследстве. Покуда отец геройствовал в походах, эти трое сидели наместниками: Ярополк – в Киеве, Олег – в Древлянской земле, а Владимир – в Новгороде. По смерти родителя они стали полновластными князьями, и тут же каждому показалось мало собственной власти.

Тут-то и завязывается интрига.

По старшинству на великое княжение мог претендовать только Ярополк – и на киевском столе отец его не зря оставил, и воевода Свенельд, в роковой битве чудом уцелевший, теперь при нем состоял. Но почитание старших жажде власти не указ. До Ярополка дошел слух, будто средний брат – Олег II Древлянский – потихоньку готовится к походу на Киев. Трудно сказать, так оно было в действительности или, как утверждают иные, Свенельд оговорил Олега, имея на то две причины: во-первых, чтобы отомстить за гибель своего сына Люта, то ли по случайности, то ли намеренно убитого на охоте Олегом, а во-вторых, чтобы сделать своего патрона единодержавным владыкой земли русской[45]. Несомненно одно: Ярополк выступил против Олега, чтобы нанести упреждающий удар. Под Овручем, где находилась тогда резиденция Олега, войска столкнулись. Сражения как такового, похоже, и не произошло – едва соприкоснувшись с грозной дружиной великого князя, Олеговы воины ударились в бегство с таким энтузиазмом, что в толчее сбросили собственного князя с моста, вследствие чего тот сломал себе шею и, как говорится, приобщился к большинству. Ярополк похоронил брата со всеми подобающими почестями и возвратился восвояси, заодно присоединив ко своим владениям и Древлянскую землю.

Но гибель Олега II – пусть даже случайная – прекрасный casus belli[46] для третьего из братьев, сидящего в Новгороде «робичича». Правда, не унаследовав отцовой воинственности[47], этот последний для начала бежал из Новгорода, куда незамедлительно явились Ярополковы посадники, а сам Ярополк обрел наконец единодержавие. Однако зря Владимир времени не терял: отправившись в Швецию, к родственникам жены, он больше двух лет интриговал там, пока наконец не заручился помощью и в 980 году не вернулся на Русь с отрядом наемников-варягов. Теперь, располагая достаточной силой, он занял сперва Новгород, потом Полоцк, где убил князя-варяга Рогволода с сыновьями и насильственно женился на его дочери Рогнеде, уже просватанной за Ярополка (с этого момента летописи, сочувствуя печальной судьбе варяжской княжны, на славянский лад называют ее Гореславою), а затем и Киев, где его варяги так же вероломно, как в Полоцке, во время переговоров с помощью подкупленного воеводы Блуда (вот уж Бог шельму метит – воистину достойное имечко!) убили самого великого князя Ярополка. Теперь ненависть бастарда к законным наследникам была полностью удовлетворена, а сын ключницы стал отныне именоваться великим князем Владимиром I, вошедшим в былины под именем Владимира Красно Солнышко, а в летописи – как Владимир Креститель и Владимир Святой (и то, и другое – за обращение языческой Руси в христианство). Но оставим в стороне его деяния – нам важен не столько он, сколько история его вокняжения и его потомки.

Потомками же (как и женолюбием) Бог его, прямо скажем, не обидел.

Старшими были Вышеслав (от скандинавской жены Оловы) и Изяслав (от Рогнеды-Гореславы). Затем наш главный герой – Святополк, сын Ярополковой жены-гречанки, которую Владимир в качестве трофея сразу же по свершении братоубийства забрал в свой гарем, причем она в то время была уже беременна, так что по крови Святополк приходился сыном не Владимиру, а Ярополку. Далее следовали Ярослав и Всеволод – тоже дети Рогнеды; Святослав и Мстислав (от «чехини» Малфриды); Станислав (от Адели); Судислав и Позвизд, чьи матери никому, кажется, неизвестны; и, наконец, Борис и Глеб – судя по всему, дети византийской принцессы Анны (хотя на сей счет и высказывались другие, в разной степени обоснованные предположения, за их недоказанностью лучше следовать общепринятой версии). Это не говоря уже о столь же многочисленных дочерях и сонме формально не признанных детей от не то восьмисот, не то девятисот наложниц.

В свете вышеизложенного совсем не удивительно, что после 15 июля 1015 года, когда великий князь киевский Владимир I скоропостижно скончался, события сразу же стали разворачиваться по сценарию, уже апробированному по смерти Святослава, – с тою лишь поправкой, что участников предстоящей кровопролитной междоусобицы оказалось на этот раз куда больше.

Историография летописная

Если излагать события со всем возможным лаконизмом, выглядят они следующим образом.

Умер Владимир I, готовя поход против мятежного сына Ярослава, княжившего тогда в Новгороде и отказавшегося платить отцу обычную дань – две трети от ежегодно собираемых там в качестве податей трех тысяч гривен[48]. И, как всегда бывает, если право наследования еще по-настоящему не оформилось, правосознание ни во властителях, ни в их подданных не укоренилось, а покойный государь отличался повышенной плодовитостью, встал вопрос: кому занять опустевший киевский стол.