Дороти Даннет - Весна Византии Страница 8

Юлиус не смел поднять глаза, и так и стоял, окаменевший, а Николас, тем временем, подошел к мальчику и, присев рядом с ним на корточки, дружески уставился на него своими невинными круглыми глазами. Ребенок вытянул руку. На ладони лежала точная копия деревянной игрушки, которую спалила в камине монна Алессандра.

Тоби чуть слышно заворчал. Не оборачиваясь, Николас бросил:

— Я сделал две одинаковых. А где шнурок?

Послышался голос Козимо де Медичи.

— Наставник мальчика, этот глупый маловер, обрезал его.

Порывшись в поясном кошеле, Николас достал новую веревочку. Должно быть, она осталась от второй игрушки. Взяв из рук мальчика деревянный предмет, похожий на два гриба, сросшихся ножками, фламандец завязал и обмотал посередине шнурок, сделав на свободном конце петлю. В нее он просунул палец и положил игрушку на ладонь.

— Что я тебе говорил? — подмигнув, обратился он к ребенку.

Удивительно, но тот улыбнулся в ответ.

— Ты сказал бросать осторожно.

— Вот видишь, — подтвердил Николас. — Поначалу у всех веревка путается. Показать тебе еще раз?

И вновь послышался голос из недр кресла.

— Нечего показывать ему, — заявил Козимо де Медичи. — Покажи лучше мне. Говорят, от этой забавы Эвклид бы просто разрыдался.

— Я бы сделал такую и Эвклиду, — заверил бывший подмастерье.

Юлиус зажмурился, а Николас продолжил:

— Впрочем, плакать ни к чему. Достаточно лишь внимательно смотреть. Вот, например…

Старик поднял брови. Николас поднимался с колен, не сводя глаз с ребенка, а тот сияющим взором следил за его действиями. Фламандец с театральной медлительностью поднес игрушку к плечу и с такой же театральной внезапностью распрямил руку, выбрасывая деревяшку далеко вперед. Шнур зашипел, разматываясь. Игрушка, описав петлю, вернулась к нему, и он поймал ее в ладонь. По-прежнему улыбаясь мальчику, Николас раскрыл кулак над полом. Игрушка завертелась, падая до земли, поднялась вновь и опять упала. Так продолжалось несколько раз. После этого он сделал еще бросок вперед, но не стал ловить деревянный грибок сразу, а ловким движением запястья заставил его описать несколько кругов и лишь затем опять взял в руки.

— Сделай так, чтобы он ходил! — крикнул мальчик.

Юлиус рискнул покоситься на Тоби. Лекарь наблюдал за происходящим с видом величайшего презрения, и это было обнадеживающим знаком. Козимо де Медичи поддержал внука:

— Да, сделайте так, чтобы он ходил, мессер Никколо. А говорить он не умеет?

Сделав резкое движение, Николас улыбнулся, не поднимая глаз. Игрушка завертелась на конце шнура. Он стал постепенно опускать ее до земли, и та побежала по полу вперед, словно по собственной воле. Он немного прошелся за ней, в сопровождении мальчугана, и, подойдя ближе к креслу-паланкину, вновь подобрал игрушку в ладонь.

— Это фармук, мой господин. И, разумеется, он может говорить.

— Неправда! — воскликнул мальчик.

Старик посмотрел на него.

— Ну почему же, Козимино? Конечно, это правда. Он говорит со взрослыми. Однажды он скажет кое-что и тебе, но прежде всего ты должен научиться им управлять. Ты можешь заставить его двигаться ровно и гладко?

— Могу! Могу!

— Тогда возьми и потренируйся. А затем, когда твой добрый друг уйдет, ты придешь и покажешь мне. Поблагодари его за все. Вот хорошо, а теперь ступай.

Ребенок убежал, унося драгоценную игрушку. Его дед обернулся к Николасу, а затем взглянул на людей, что сопровождали его.

— Он и впрямь может говорить, — сухо подтвердил Козимо де Медичи. — По-персидски, не так ли?

— Да, это персидская игрушка, монсеньор, — подтвердил Николас. — Позвольте представить вам мессера Юлиуса, стряпчего компании Шаретти, и мессера Тобиаса Бевентини да Градо, нашего лекаря. И, разумеется, отца Годскалка, нашего капеллана.

— Не помню, чтобы я их приглашал, — заметил Козимо де Медичи. — Но раз уж они здесь, то пусть присядут. Чего они хотят?

Гладко выбритое, испещренное морщинами, циничное лицо со впалыми щеками повернулось к вновь пришедшим. Когда подагра донимала его, так, как сейчас, Медичи не мог ходить, и слуги носили его в кресле по всему дворцу, — причем, приближаясь к дверям, он всякий раз вскрикивал от боли. Когда супруга высказала свое удивление, он пояснил, что кричать после того, как ему причинят боль, будет бессмысленно. Впрочем, подобных историй о Козимо и его жене рассказывали множество. Эту дородную женщину не интересовало ничего, кроме дома, которым она управляла с той же ловкостью, что Николас — своей игрушкой.

Фламандец, с довольным видом и без всякого смущения, ответил на вопрос:

— Мои спутники пришли сюда, чтобы сберечь ваше время. Вы знаете нашу компанию. Мы занимаемся торговлей, красильным ремеслом и держим ломбард. У нас также есть отряд наемников. Мы действуем не только во Фландрии, и уже оказывали курьерские услуги вашему банку. Мы задумали разместить наше отделение на Черном море, в Трапезунде, а сейчас пришли сюда, чтобы предложить представлять интересы флорентийских торговцев в этой стране. Император Трапезунда даст согласие. Мы предложим ему лучшие условия, чем сами Медичи.

— Тогда примите мои поздравления, — заявил на это Козимо. — Если человек ваших лет утверждает, что скопил достаточно средств, чтобы на равных тягаться с Медичи, то мне остается лишь снять шляпу перед таким чудом света.

— Нет, я говорю сейчас не о финансах, — без тени неловкости уточнил Николас. — Речь идет, разумеется, о солдатах.

Наступило молчание. Затем старик промолвил:

— Возможно, нам и впрямь есть, о чем поговорить. Останьтесь. Я пошлю за своим сыном и за секретарем. Потом мы это обсудим. — Он немного поразмыслил. — Подобно сей игрушке, полагаю, эти сведения ты получил от посланцев Персии и Трапезунда, остановившихся у францисканцев в монастыре Фьезоли? Несомненно, ты уже говорил с ними об этом.

— Несомненно, — скромно подтвердил Николас.

Юлиус перехватил взгляд Тоби, а затем осторожно покосился на Годскалка. Великолепие этого плана поразило его. В мечтах он уже видел себя богачом. Стряпчий и думать забыл о Пагано Дориа…

Глава четвертая

Сам Николас приглашение на встречу с Козимо де Медичи воспринял как неожиданное благодеяние, и сейчас также ощущал в душе необычный, хотя и опасливый подъем. Сам разговор его ничуть не пугал: в конце концов, он уже давно не был простым подмастерьем из красильни. Его планы отличались необычайной сложностью, ― но и гибкостью одновременно. Он уже несколько изменил их после того, как прибыл во Флоренцию и получил письма из Фландрии, но пока еще никому об этом не сказал.

Еще сильнее он обрадовался, когда обнаружил во францисканском монастыре эту небольшую делегацию. Как и сказал мессер Козимо, они прибыли из Персии, Трапезунда и Грузии ― христианских и мусульманских земель, которым ныне угрожали турки.

Миссионер францисканского ордена, который возглавлял посольство, намеревался убедить Запад послать им на помощь армию. Они только что прибыли из Венеции и собирались провести Рождество в Риме. Также они желали встретиться с Козимо де Медичи, и в их рядах был посланник империи, которого куда меньше интересовали дела веры, нежели торговая сделка между Флоренцией и Трапезундом.

Николас с удовольствием пообщался с ним, пока изготавливал деревянную игрушку. Это оказалось несложно, поскольку посланец был родом из Италии. Его звали Михаил Алигьери.

Конечно, после этого было нечестно поддразнивать Юлиуса и Тоби, но он просто не смог удержаться. Они были на десять лет старше, и до отъезда из Брюгге Николас всерьез сомневался, пожелают ли они сопровождать его. В конце концов, это предприятие отчасти было его личным делом. Конечно, сюда были вложены деньги компании Шаретти, но задумка принадлежала ему одному. Если он проиграет, компания почти не ощутит убытка. Если добьется успеха, то прибыль будет принадлежать ему. Если наделает долгов ― он один будет нести всю ответственность. Конечно, в Венеции у него имелись средства: страховка на случай неудачи… Но и этого могло оказаться недостаточно.

Скорее всего, Юлиуса привела в Италию страсть к приключениям. Не только это, разумеется, но и дружеские чувства к бывшему подмастерью, и мечта о богатстве. Фламандец мог взглянуть на все происходящее глазами стряпчего: Николас рисковал, но старшие друзья были рядом, чтобы вовремя дать ему дельный совет. Наверняка Юлиус не сомневался, что если их постигнет неудача, то Вдова откроет кошелек, чтобы вытащить их из беды. Если все пройдет, как задумано, то золота хватит на всех.

А Тоби? Что заставило язвительного лекаря покинуть свое удобное, безопасное жилище во Фландрии? Должно быть, простое любопытство. Интеллектуальное любопытство, заставившее его колесить по всей Европе вместе с отрядом наемников, вместо того, чтобы сделать академическую карьеру подобно своему дяде. Кроме того, Николас чувствовал, что любопытство Тоби направлено и на него лично. Порой лекарь замечал куда больше, чем ему бы хотелось. Как Трапезунд интересовал Николаса, так и сам он представлял интерес для Тоби.