Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика Страница 8

Маршал лагеря ничего не ответил, только молча поклонился.

– Снова эти ваши тайны!

– Вы же, наверное, знаете, как мне удалось сохранить по сей день столь разветвленную агентурную сеть, которая четко работает везде и повсюду, у врагов и у друзей, от Санкт-Петербурга до Османской империи?

Де Брольи поморщился, поскольку догадывался, каким будет ответ.

– Верно, маршал, абсолютно верно: моя агентурная сеть – это мое личное дело. Я никогда и никому не передоверяю информацию о своих агентах, потому к ним и подобраться невозможно.

– Но никто из нас не вечен, генерал…

– Уверяю, что в случае моей гибели Кароль передаст лично вам все сведения о моих агентах.

– Только в случае вашей гибели?

– Только тогда, маршал. И только вам лично.

– Но ведь…

– Не будем затрагивать столь деликатный предмет, как жизнь месье Николя-Рафаэля Ле-Клерка и других разведчиков: предположим на миг, что вам безразлично, живы они или умерли, подвергают пытке наших людей сейчас, чтобы вытянуть из них любые сведения, или нет.

– Но ведь!..

– Я говорю лишь – допустим. На самом деле речь идет о другом: неужели и вам лично, и его величеству Луи XV совсем не нужны самые точные сведения из Санкт-Петербурга, Варшавы, Стокгольма, Копенгагена, Рима, Лондона, Вены, Берлина, Порты и Бахчисарая? Неужели вас не интересует, насколько преданы нам союзники и что именно замышляют враги?

– Вы правы, генерал, – согласился в конце концов де Брольи.

– Если так, тогда разрешите мне и в дальнейшем самому руководить своей агентурной сетью по собственному усмотрению.

– Но ведь постоянно создается впечатление, что вы получаете сведения ниоткуда! Словно тот фокусник из воздуха, честное слово! Вот взять, например, нашего друга Ле-Клерка…

– Да, взять хотя бы его.

– Откуда мы знаем, что его сообщение – правда? Откуда вы знаете, что он находится в Санкт-Петербурге при особе императрицы Елизаветы, а не сидит в своем Батурине?

– Так проверьте сведения, если не верите! Только учтите, что на проверку уйдет время… драгоценное время…

– Да сколько уже раз проверяли, – вздохнул де Брольи.

– И что, мои агенты хоть раз дали неверную, неточную информацию?

– Ни разу, генерал, ни разу.

– Тогда в чем дело? Почему вы мне не верите?

– Я лично верю, верю, – заверил маршала лагеря де Брольи. – Но есть ведь и другие, которые вам ужасно завидуют!

– Так кому вы больше доверяете: мне и моим людям – или моим врагам?

– Ну хорошо, оставим эту тему.

Де Брольи глубоко вздохнул, потер подбородок и сказал с торжественным подъемом:

– Генерал де Лазиски, знайте: я немедленно отошлю сообщение его величеству о столь выдающемся успехе! – И добавил проникновенно: – Франция перед вами в большом долгу, граф…

– Было бы совсем неплохо, если б этот долг был как можно скорее оплачен! – кивнул де Лазиски.

Левая бровь маршала вновь выгнулась.

– Вы на что намекаете, любезный граф?

– Я не намекаю. Вы сами только что сказали об этом, маршал.

– Хм-м-м-м…

– Я вас не вынуждал.

– Хм-м-м-м…

– Точнее, не я вынудил, а факты. Убедительные факты, да!

– А разве вам не кажется, уважаемый граф де Лазиски, что вы, по меньшей мере, невежливы?

– Разве?

– Конечно, Франция в долгу перед вами…

– Не только Франция. И не только передо мною.

– Тогда кто же еще? И перед кем, разрешите поинтересоваться?

– Многие – вот хотя бы Польша и Швеция. А неоплаченный долг ваших государств – перед нашей казацкой нацией и перед моей несчастной родиной. Перед Украйной, маршал, и ее народом.

– Генерал, генерал!..

– Ведь с молчаливого согласия Франции, названных и некоторых неназванных стран и сама Украйна, и народ наш брошены на съедение Московской империи, которая сосет из плодородной украинской земли все животворные соки, словно сказочный упырь.

Лицо де Брольи помрачнело, словно грозовая туча, однако маршал лагеря продолжил в том же духе:

– Запомните, что я скажу вам, маршал: пока Московия безраздельно владычествует на украинских территориях – она останется непобедимой и великой. Только лишь когда возродится единое крепкое казацкое государство по обе стороны Днепра – только тогда воцарится в Европе мир и согласие. А до тех пор спокойствия не будет знать ни один европейский монарх…

Де Брольи отошел к дальней стенке штабной комнаты, медленно опустился там на стул и спросил:

– Вы все сказали, генерал?

– Таково мое мнение, что поделаешь.

– Почему тогда воюете за Францию? И вы, и ваши казаки-наемники?

– Не знаю, как насчет казаков, но лично я надеюсь, что наш король Луи XV когда-нибудь утешится после смерти королевы Марии Аделаиды…

– Генерал, генерал, не забывайтесь! – уловив в словах де Лазиски явную насмешку, де Брольи повысил голос.

– Так вот я и говорю: надеюсь только на то, что король наш когда-нибудь прекратит забавляться с юными барышнями в «Оленьем парке»[3] и, наконец-то, вернется к государственным делам…

– Будем считать, что я ничего не слышал, – процедил сквозь зубы де Брольи.

– Кстати, маршал, что вы думаете по поводу того, что ставка наша находится на улице Олений Брод? Разве в таком совпадении названий не чувствуется горькой иронии судьбы?

– Знаете, генерал, – де Брольи грустно вздохнул, – если бы не уникальная агентурная сеть, которой распоряжаетесь вы лично, после всего сказанного вас можно было бы очень просто отстранить как от командования армией, так и от работы в «Секрете короля». А чтобы из ваших мозгов окончательно выветрились ошибочные мысли, сослать как можно дальше…

– Кто же будет снабжать тогда «Секрет короля» уникальными сведениями?

– Поэтому вы останетесь на всех должностях даже после всего сказанного, – сурово молвил маршал. – Но имейте в виду: король – это король, и не нам, верным королевским слугам, критиковать личную жизнь его величества.

– Знаете, маршал…

– В конце концов, чего вы хотите?! Россией правит императрица Елизавета, очень благосклонная к вашей Украйне. После визита в Киев она даже пообещала не казнить ни одного малоросса…

– Казака…

– Какая, в конце концов, разница?!

– Для вас, маршал, и в самом деле никакой разницы, тогда как для меня…

– Вот именно, генерал: для вас! Вы все время ставите свое мнение выше мнений других – в этом и есть ваш недостаток, который тормозит вашу же карьеру.

– Я делаю так, лишь когда речь заходит о родной моей Украйне. Ведь существование страны важнее, чем благополучие отдельно взятого человека.

– Хорошо, вернемся к вашей земле… Итак, императрица Елизавета публично поклялась не казнить ни одного малоросса и свято придерживается этого принципа.

– А что будет потом?

– То есть?

– Что случится после смерти Елизаветы Петровны? Эта императрица не вечна, как и любой из людей…

Де Брольи лишь пожал плечами.

– Вот и я не знаю. А потому не постесняюсь напомнить о долгах передо мной, перед всем казачеством и перед всей Украйной даже нашему великому королю, если выпадет такая возможность!

Маршал лагеря улыбнулся и добавил:

– Между прочим, напомнить о старых долгах никогда не поздно. Ведь взятое взаймы все равно остается твоим, только распоряжаются им другие. К тому же, отсутствие своевременных выплат по долговым обязательствам иногда может сломать человеку всю жизнь… Не говоря уже о целой стране…

– Должен заметить, генерал, что ваша смелость граничит с неуважением, – задумчиво промолвил маршал. – Впрочем, уверяю: как только вы вознамеритесь сказать то, что сказали только что мне, в лицо нашему монарху… У вас ничего не выйдет! Ведь не соглашаться с венценосной особой другим людям, хоть каким угодно выдающимся, никак нельзя…

Маршал лагеря вновь улыбнулся.

– Можете не сомневаться, маршал, я не испугаюсь и не постесняюсь. Ведь одному европейскому монарху я когда-то уже напоминал о его долгах перед казачеством…

12 декабря 1717 года от Р. Х.,

Швеция, Стокгольм

– Ну, и как тебе зрелище?

– Что?

– Как тебе наша столица? Нравится?

Григорий задумчиво смотрел на собеседника, который аж сиял от искреннего восторга. По всему было видно, что Густав очень любит свой город и гордится им. Тем не менее, к величайшему сожалению, он не видел сказочной красоты Батурина – гетманской столицы в период ее расцвета…

Впрочем, Батурин давно уже сожжен князем Меншиковым, тогда как Стокгольм – вот он, прямо за окном кареты! Да и Григорий видел Батурин глазами ребенка, а в детстве все представляется сказочно-прекрасным. Как он еще несколько лет тому назад гордился своей детской сабелькой, считал ее настоящим оружием… Достаточно было понюхать пороха на настоящей войне – и детские иллюзии окончательно выветрились из головы. Не исключено, что такие же иллюзии Григорий по сей день лелеет и относительно «сказочного» казацкого Батурина.