Александр Богданов - Непокорные Страница 8

Буря взыграла в его душе. С трудом подавил он сильнейший импульс все бросить и немедленно ехать к семье.

«Хорошо, что они не нуждаются,» успокаивал он себя. «Им необходимо мое присутствие, а я здесь подвергаю себя опасности во имя мифического общественного блага. Они могут остаться сиротами.»

Фридрих задумался. В памяти промелькнули судьбоносные события, в которых он участвовал. Чувство долга перед родиной одержало верх. На клочке бумаги он черкнул несколько строк. Они были сухими, прямолинейными и не содержали никаких деталей. Однако, он знал, что Зинаида поймет, что он ей верен, думает о ней и о детях, и так же, как она тяготится разлукой. «Передай Боре, Ане и Сереже, что когда я вернусь, то возьму их на рыбалку,» закончил он письмо и подписал «Твой Фридрих».

В ящике письменного стола он нашел чистый конверт с маркой, начертал адрес, накинул китель и шинель, и заперев дверь, спустился по лестнице. Грузовика, на котором он приехал сюда на рассвете, возле подъезда не оказалось, вероятно, его разыскали и изъяли хозяева; по этому поводу Фридрих не грустил; голова его была озабочена иными предметами. Он вышел на Невский. Уже стемнело. Трудно было поверить, но кругом шла обычная суета: торговали магазины, по улицам горели огни, и по тротуарам двигались взад и вперед толпы прохожих, обсуждая последние новости и продолжая всегдашние споры. Чужие разговоры лезли ему в уши и невозможно было от них оторваться.

«А вина у царя в подвалах море — разливанное,» слышал он сзади. «День и ночь сборище в миллион человек у дворца стоит и всем выпить хочется, а большевики их не пускают; толпа стучится, ломится и двери со стенами вышибает; так чтобы народ отогнать, приказано все вино в Неву выкачать; пока трубу привинчивали да прилаживали, много добра мимо пролилось; ручьи по мостовой текли и люди на четвереньках по лужам ползали и из них лакали.»

Фридрих ускорил шаг, но скоро вошел в зону слышимости другого рассказа. Три молодящиеся дамы в драповых пальто с меховыми воротниками обсуждали увиденное, «А на Исаакиевской площади вот что сегодня было. Броневик кругами ездит и из пулемета строчит; много прохожих покалечил, а потом хотел было уехать, да не вышло, в переулке застрял. Матросы вмиг набежали, на бок броневик повалили, а офицеров, которые из него повылезали, на штыки подняли. Они до сих пор, поколотые, там лежат.» Фридриху стало не по себе. «Уж не наши ли там?»

На углу набережной Фонтанки Фридрих сунул свое письмо в щель почтового ящика и повернул домой.

«Теперь я напичкан новостями,» усмехнулся он.

Однако, «сарафанное радио» продолжало работать и на обратном пути он услышал такие подробности, «Ты знаешь, Мотя, к нам в Обуховскую больницу только за сегодняшний день привезли шестьдесят трупов.» Две молодые, элегантно одетые дамы щебетали между собой. «И все юнкера. Они такие зелененькие. Как их жаль. Им по 15–16 лет. Говорят, они хотели отбить телефонную станцию.» Переведя дух, одна из них, та что повыше, в широкополой синей шляпке с розовым пером, продолжала. «Мой муж узнал из достоверных источников, что Царское уже в руках Керенского и казаки вошли в Пулково. Скоро установится порядок. Какое счастье! К утру они прибывают в Петроград. Мой муж удостоился чести быть членом комиссии по встрече Керенского на вокзале. Керенский такая милашка! Я его обожаю. Он непременно спасет всех нас!»

Темнело. Под серым небом дул холодный ветер, предвещая снег. Улицы стали быстро пустеть. Запоздавшие прохожие, опустив головы и засунув руки в карманы, спешили домой. Когда он подошел к своему парадному, то со стороны Витебского вокзала послышалась частая винтовочная стрельба.

Фридрих поднялся на третий этаж, постучал в дверь условным стуком и, немного подождав, отпер замок своим ключем. Внутри послышалась возня, быстрые шаги, заскрипев, хлопнула какая — то дверка. Фридрих толкнул входную дверь и вошел. В коридоре стоял корнет с маузером в руке. На его напряженном лице отразилось облегчение.

«Глеб Иванович!» быстро оглядевшись, крикнул он. «Все в порядке!» Oн сделал разрешающий жест рукой. Фридрих прошел вперед. В столовой кипел самовар, на столе под абажуром расставлены тарелки с картофелем, хлебом и селедкой. В комнате никого не было, хотя на столе дымились граненые стаканы с недопитым чаем. Из-за бордовой оконной шторы появился человек в полковничьей форме, а из кухни вышел другой человек, похожего на барина, переодетого рабочим. Свистунова и Пахомова видно не было, но их место в квартире заняли четверо боевиков с обветренными, решительными лицами. Погоны на их плечах были срезаны и звание определить былo невозможно. «Полковник Сидоров,» представился человек, хоронившийся за шторой. «Bы, как я понимаю хозяин этой квартиры.»

«Капитан Зиглер,» правая рука Фридрих описала неопределенную фигуру в воздухе. «О квартире не беспокойтесь. Она для общественных благ.»

«Мы это ценим. К сожалению, борьба поглощает огромные людские и материальные ресурсы,» полковник оценивающе смотрел на Фридриха. Глаза его на непримечательном, белобрысом лице были с легким прищуром как — будто, что — то высматривали в собеседнике, пытаясь его понять. Полковник был одного роста с ним, у него были широкие и прямые плечи, но он немного сутулился, отчего казался ниже, чем был на самом деле.

«В насущный момент у нас две задачи. Первое… «Заложив два пальца за борт своего кителя он размеренно начал ходить по комнате. «Насилие над правительством революционной России, совершенное большевиками в дни величайшей угрозы от Германской империи, является неслыханным преступлением против родины. Комитет спасения революции, который мы собираемся учредить, возьмет на себя инициативу воссоздания Временного правительства. Опираясь на силы демократии, мы доведем Россию до учредительного cобрания и тем самым спасем ее.»

«Глеб Иванович, помилуйте!» вмешался переодетый барин. «Капитан еле на ногах стоит. Дайте ему передохнуть.»

«Да — да, конечно,» хлопнул себя по лбу полковник. Совсем засосали заботы да тревоги. Да вы присаживайтесь,» он ласково обратился к Фридриху. «У нас тут колбаска копченая появилась. Угощайтесь. Это не вы принесли?»

«Нет,» Фридрих сел на придвинутый ему стул и налил себе чаю в один из чистых стаканов, стоявших на подносе.

«Это я принес!» улыбающийся Григорий вошел в столовую. «Пока капитан письмо на почту носил, я спроворился на рынок сбегать.» Григорий как всегда имел победный вид и заговорщицки подмигнул своему приятелю.

«Так на чем я остановился?» Полковник, схватившись рукой за подбородок, еще энергичнее, чем прежде возобновил свое круговое хождение по столовой, в то время как Фридрих и Григорий благоговейно внимали ему, прихлебывая чай. «Во исполнение первой задачи наши силы через неделю отобьют у большевиков почту, телеграф и телефон, а также всю Петропавловскую крепость включая городские вокзалы. Мое личное мнение таково: штурм Зимнего дворца нецелесообразен. Он сам падет в наши руки, как перезрелое яблочко.» Полковник на минутку прекратил свою беготню и обтер вспотевшее лицо носовым платком, который он упрятал обратно в брючный карман. «Второе,» он замер на секунду, прислушиваясь к поступи красногвардейцев внизу на улице. От эха множества ног вздрогнули и задребезжали оконные стекла. «Второе. Иноземные изверги захватили и мучают императора и его близких. Дело чести всей русской нации скорейшим образом освободить августейшую семью из полона. Пусть весь мир знает, что благодарный народ не забыл своего милостивого государя и спас его и всех его приближенных. Да будет вам известно, господа, что cорок пять душ, верных слуг государевых, добровольно последовали за ним в ссылку. Мне сообщили, что вы изъявили желание участвовать в операции по вызволению императора.» Он замер посередине комнаты, его глаза сузились и тяжелый взгляд уперся в лица сидящих. Наши друзья кивками подтвердили свое согласие. «Вы поступаете в распоряжение майора Гришатникова,» голос его зазвучал тихо, но жестко. «Он уже в Тобольске. Как нам известно в городе существует обширное монархическое подполье и тамошнее население очень сочувствует царю. Вы найдете майора на Соборной площади, в скобяной лавке купца Кузякина. Он там изображает приказчика. Посмотрите хорошенько, вот так Гришатников выглядит.» Полковник вынул из бумажника фотографию бравого офицера и показал ее Григорию и Фридриху. «Запомните накрепко пароль для опознания: «Почему гвоздики ваши ржавые и тупые?» Ответ: «Чтобы вам сподручней в зубах ковырять. Не нравится, заточите.» С этой целью Гришатников даст вам напильник. Берите его и молча уходите. Напильник не выбрасывайте. В ручке его спрятана инструкция, как найти остальных членов группы. Потянете?» Полковник подошел к ним ближе. «Блестящая конспирация,» Григорий промокнул бумажной салфеткой свои усы. «Врагам ни за что не догадаться,» солидно подтвердил Фридрих, положив ладони на стол. Было заметно, что Глеб Иванович польщен. Его щеки зардели и он попытался сдержать невольную улыбку. «Пароль придумал лейтенант Пахомов. Он у нас мастер сыска. В детстве в прятки лучше всех играл. Этот талант у него с тех времен. Он не подведет. А документами вас снабдит майор Свистунов. Очень серьезный и ответственный господин. Вы ведь с ними сегодня встречались. Он работает в Смольном и всегда в курсе последних постановлений и новостей.» «Вам следует изменить внешность,» прервал молчание переодетый барин и подошел поближе к столу, внимательно рассматривая наших друзей. «Любой чудак за три версты узнает в вас офицеров.» «Господа,» спохватился Глеб Иванович. «Прошу любить и жаловать — граф Васильев — Шиловский. Граф в молодые годы очень недурно играл Фауста в любительских спектаклях в Пензе и Самаре и не раз был отмечен похвальными рецензиями в губернских газетах.» «Ну, полно, полно,» шутливо раскланялся граф. «Не перехвалите. Знайте меру. Tо было юношеское увлечение; но это правда, что меня всегда тянуло к сцене. Критики пророчили мне большое будущее и даже величали вторым Щепкиным, но все же по совету маменьки пошел я по военной линии.» «И правильно сделали!» воскликнули Фридрих и Григорий. Они дожевывали по третьему бутерброду, запивая чаем. Их голод был неутолим. «Bам повезло,» Глеб Иванович рассмеялся, громко и раскатисто. «Граф вас переоденет и под таких чертей замаскирует, что вас хоть завтра в большевики запишут.»