Алексей Морозов - Иларiя. Роман-предведение Страница 8

– По-моему, убить можно лишь тогда, – неожиданно проговорила она шепотом, – когда это касается тебя лично, а иначе можно сойти с ума.

– Война. Мы защищаем свою Родину, – заключил поручик.

– Я ненавижу смерть, – ее огромные глаза вспыхнули огнем, словно вспоминая что-то, – а Вы уверены во всех солдатах? – ведь дивизия – большое соединение.

– Мадемуазель, наш командир, Великий Князь Михаил, брат Государя, специально следит за этим. Он бы не допустил расправы.

– А Вы видели Великого Князя вблизи? – вдруг спросила Роза, – каков он?

– Это высокий, стройный, очень сильный человек. Великолепный кавалерист. Храбрец, каких мало. Несколько раз под огнем неприятеля он лично поднимал полки в атаку. Я видел его два раза, когда он награждал меня, – несколько смутившись, ответил Баранов.

– Какой Вы еще мальчишка, – улыбнулась Роза, заметив его стеснение, – постараюсь, чтобы Вы, хоть на время, забыли ужасы войны и переключились на kultur. Их тайные планы сошлись, и они быстро договорились встретиться на следующий день в 6 часов вечера и поехать смотреть kultur.

Щелкнув каблуками, Баранов поцеловал ее руку, круто повернулся и вышел из комнаты. В то время, пока он спусклася по ступенькам дома на улицу, открылась боковая дверь комнаты, где происходило свидание, и в нее вошла стройная женщина в строгом черном платье и вуалеткой на лице. – Как тебе моя работа? – не оборачиваясь, спросила Роза, – завтра я буду из него веревки вить, он мне выложит все и даже не заметит этого.

– Ты сработала хорошо, – ответила женщина, смотря из окна на уходящего Баранова, – однако я видела поручика в городе, когда он со своей сотней, перед приездом Царя, сгонял неблаполучных в австрийские казармы. Я тогда еле ускользнула. Может быть, он и фронтовик, но сейчас работает на контрразведку. Если это так, то твой дом уже находится под наблюдением.

– Думаю, что ты права, – побледнела Роза, – старуха мне говорила о нескольких людях, по виду приказчиках, уже два дня снующих около дома с букетиками в руках. Я тогда думала, что эти господа – мои бедные поклонники, не имеющие шансов на успех, и еще пожалела их. А это оказался провал! Надо немедленно бежать! Все, что я успею сделать, – это предупредить об опасности моих агентов.

– Не торопись, – проговорила женщина спокойно, – успеем унести ноги. Уходить надо так, чтобы русская контрразведка надолго запомнила тебя. Давай приготовим им сюрприз.

Вечером на конспиративной квартире Деревянко внимательно выслушал доклад Баранова о прошедшем свидании.

– Вроде, все нормально, – задумчиво проговорил он, – только вот не могу успокоиться, на душе кошки скребут.

– Да все в порядке, она ни о чем не догадывается. Я ей мозги запудрил и обаял, как мог, а женщина всегда остается женщиной, даже на шпионской работе, – смеясь, выпалил Баранов.

– Не скажи, – ответил Деревянко, – она не женщина, а убийца в юбке. Сегодня пришла ориентировка на нее, так я еще трупы не успел сосчитать в донесении, стольких она отправила на тот свет. Не Бог дал ей эту красоту, а Дьявол. Вот что, придя к ней на часок пораньше, не в 6, а, скажем, в 5 вечера, ты можешь что-то выяснить. Если будет недовольна, скажешь, что сжигаемый страстью, не мог дождаться встречи или что-то в этом духе Я буду находиться в это время около дома. Будь предельно осторожен. Перед тем, как войти на крыльцо, расстегни кобуру.

Подойдя на часок пораньше и взойдя на крыльцо, Баранов заметил, что дверь закрыта неплотно. Он осторожно потянул за ручку и вошел в дом. В это время на лестнице раздалось сопение. Два человека с трудом тащили вниз большой ящик, обмотанный проводами. Поручик спрятался под лестницей, решив подождать развития событий. Подтащив ящик к двери, они отдышались.

– Теперь надо правильно наладить «машинку», соединив ее проводами с ручкой, – сказал один.

– Сделаем, – ответил второй, – как только дернут за дверь, взлетит на воздух не только весь дом, но и все те, кто будет находиться рядом.

«Адская машина», – догадался Баранов и решил действовать.

Он выскочил из-под лестницы и, выхватив свой армейский револьвер, заорал: «Руки вверх!»

В это время сверху раздался возмущенный голос:

– Что вы себе позволяете, поручик? он обернулся на голос и увидел Роза, стоящую на верхней ступеньке лестницы. В это же время боковым зрением он увидел, что люди около ящика судорожно пытаются вытащить свои пистолеты из карманов. Он прыгнул опять под лестницу и вовремя – в то место, где он только что стоял, впились две пули. В ответ, боясь задеть «адскую машину», он два раза выстрелил в потолок. Посыпалась известка. Вдруг послышался треск. Услышав выстрелы, Деревянко с агентами начали ломать дверь на заднем крыльце дома. Раздался топот, стало очевидно, что обитатели убегали. Поручик опять выскочил в коридор. Пусто. В это время открылась дверь и из боковой комнаты спокойно вышла стройная женщина в черном платье с вуалеткой на лице.

– Ни с места! – рявкнул Баранов, направив на нее револьвер, – Роза, будьте любезны, поднимите руки, – женщина медленно подняла руки и, сорвав вуалетку, бросила ее на пол.

– Ваше Высокопреподобие, матушка Ил… Илария? – совершенно опешил поручик и опустил свой наган.

Воспользовавшись замешательством, дама быстро выхватила из карманчика на юбке маленький никелированный дамский браунинг и выстрелила в Баранова. Пуля обожгла левый бок, поручик согнулся от боли, а когда разогнулся, женщина уже исчезла. Наконец рухнула дверь на заднем крыльце, и в дом ворвался подполковник с агентами.

– Обыскать дом, – приказал он агентам, подбегая к Баранову. Тот стоял бледный, зажав рукой левый бок. Из-под пальцев медленно сочилась кровь.

– Как же ты так неосторожно, брат? Кто в тебя стрелял? – вопросительно запричитал Деревянко.

– Роза, – вдруг отрывисто вырвалось у Баранова.

Он уже понял, что, очевидно, перепутал в суматохе Иларию с сестрой. Та была старше, и черты лица были жестче. Однако решил не говорить об этом контрразведчику, чтобы не бросить хоть какую-нибудь тень на женщину, которую безумно и безнадежно полюбил.

– Филиппов, – гаркнул подполковник, схватив за руку пробегавшего мимо агента, – пригони бричку, повезешь поручика в госпиталь. Да побыстрее – одна нога здесь, другая там.

Через три дня контрразведчик навестил Баранова в госпитале. Он принес бутылку коньяка и фунт ломаного шоколада в кулечке. Разлив янтарную жидкость в мензурки, они выпили за здоровье поручика и закусили коричневыми кусочками.

– Ускользнули от нас змеи эти, – рассказал Деревянко. – По подземному ходу. Дом мы окружили, а выход, оказывается, был в парке, около проселочной дороги. Пока разобрались, их уже и след простыл. Упустили… если бы не ты, то взорвала бы нас Роза. Целый пуд динамита был в ящике. Костей бы не собрали… я все удивляюсь, как она тебя раскрыла? Все же было продумано… Кстати, ты точно никого не видел, кроме Розы и двух ее подельников?

– Я уже говорил тебе, – огорчился Баранов, – агенты ее сбежали, а она ждала, когда я выскочу в коридор. И выстрелила, видимо, опасаясь, что я брошусь вдогонку.

– Это пистолетик Розу подвел. Не боевой, – пояснил Деревянко, – а то пришлось мне бы сейчас пить за помин души, а не за твое здоровье.

И они с удовольствием допили коньяк.

– Хотя шпионам удалось сбежать, операция признана удовлетворительной, – заключил подполковник, – всю германскую резидентуру на нашем фронте удалось заткнуть. Не скоро опомнятся.

– А что со мной?

– А что с тобой? – ответил вопросом на вопрос Деревянко, засовывая пустую бутылку в свои вместительные галифе, – меня не ищи, я сам тебя найду, когда нужен будешь. Выздоравливай. Ранение сквозное, касательное, легкое. Доктор обещал выписать тебя через десять дней в полк.

Так и получилось.

Почти все, что Баранов знал о жизни, – это война. На нее он и возвращался, но уже совсем другим. Раньше он сражался за Россию, может быть, и обезличенно. Теперь Родина персонифицировалась в конкретную женщину. Тайна, которая, как он считал, была между ними, словно делала их ближе. Он не знал, встретятся ли они еще или нет, но он ощущал, что «его» женщина нуждается в защите. Это желание защитить свою любовь было такое сильное, что Баранов ощущал его физически. Певец IМировой войны, Сергей Копыткин, написал по этому поводу:

Он возвратил свой жар душевный

Из обагренных кровью мест.

Сиял торжественно и гневно

На нем Георгиевский крест.

Глаза огромные глядели

Куда-то в сердца глубину.

Он мне сказал: «На той неделе

Я возвращаюсь на войну…»

Провоевав еще почти год, изведав горечь поражения, позор отступления и бесчисленные жертвы своих товарищей, в одном из боев поручик Баранов был тяжело ранен и отправлен санитарным поездом в Москву.