Валерий Осипов - Подснежник Страница 8

— Говори.

Наблюдая за сыном, Валентин Петрович чувствовал, как пасмурное его настроение постепенно начинает развеиваться. Жорж всегда умиротворяюще действовал на Валентина Петровича. Он был главным наследником гудаловского имения (дом и земля в Козловском уезде были записаны на детей первой жены). И поэтому Валентин Петрович, стараясь внешне не выделять его среди своих детей, все-таки отдавал Жоржу предпочтение.

Однажды он вынес маленького Егорушку через заднее крыльцо во двор и посадил верхом на дряхлого мерина Габоя. Старая кавалерийская примета была такая: не упадет, — значит, родился настоящий мужчина, упадет — и жалеть нечего… Габой, качая сивой гривой, медленно сделал круг по двору и вернулся обратно. Это уже была не просто хорошая примета: древнее степное предание подтверждало — если посадить маленького сына на лошадь и та обойдет вокруг юрты, сделает полный круг, значит, жизненный путь сына полностью воплотит в себе свое предназначение.

Спустя несколько лет произошел еще один случай, укрепивший Валентина Петровича в его мыслях относительно будущей судьбы сына. Как-то, сидя рядом с кучером Маркелом на облучке по дороге из Липецка в Гудаловку, маленький Жорж попросил у Маркела подержать вожжи. Почувствовав чужую, а тем более детскую, неопытную руку, кони пошли быстрее, а потом и вовсе понесли. Кучер, побледнев, хотел вырвать у барчука вожжи, но Жорж не выпускал их из рук. И только тогда, когда лошади, сбежав с пригорка, остановились, молодой барин отдал вожжи Маркелу.

— Хвалю, — коротко сказал сыну Валентин Петрович, когда узнал об этом эпизоде, — но в будущем знай: из чужих рук вожжей никогда не бери. А если уж взял, не выпускай до конца.

…Жорж уже несколько минут сидел в кресле перед отцом, разглядывая золотые корешки книг за стеклянными дверцами книжных шкафов, и молчал.

— Ну, так что же ты мне все-таки хотел сказать? — еще раз спросил Валентин Петрович.

— Папенька, дайте мне, пожалуйста, три копейки, — попросил Жорж.

— Три копейки? — поднял вверх густые брови Валентин Петрович. — Зачем они тебе понадобились?

— Я деревенским жалейку обещался купить.

— А у тебя были эти три копейки, когда ты обещался?

— Нет, папенька, не были.

— Зачем же тогда обещался?

Жорж молчал.

— Хорошо, я дам тебе три копейки. Но впредь запомни: деньги можно обещать только тогда, когда они у тебя уже есть в кармане.

Жорж вылез из кресла и подошел к столу. Отец протянул ему монетку. Жорж три копейки взял, но от стола не отходил.

— Ну, что еще? — нахмурился Валентин Петрович.

— Папенька, у мужиков лошадей отобрали…

— Что, что? — повысил голос отец. — Тебе какое дело, что лошадей отобрали?

— Авдотья и Лукерья пришли, плачут, — потупился Жорж. — Отдайте им лошадей, папенька.

— Нет, это черт знает что такое! — зашумел Валентин Петрович, поднимаясь из-за стола.

Дверь кабинета бесшумно отворилась, и на пороге выросла фигура Марии Федоровны. Подойдя к сыну, притянула его к себе.

— Я присоединяюсь к просьбе Жоржа, — тихо сказала Мария Федоровна.

Валентин Петрович схватил со стола тяжелое пресс-папье и в сердцах швырнул его в угол. Потом распахнул окно и крикнул во двор:

— Тимоха! Отдай лошадей этим дурам! Да скажи, в следующий раз не попадались… Выпорю!!

Он сел на стол и, не глядя на жену и сына, сказал:

— Ты, Жорж, можешь идти. А ты, Маша, останься.

Жорж пошел было к дверям, но голос отца остановил его:

— И больше никогда с такими глупостями ко мне не обращайся! Тебе о гимназии надо думать, а не о дурацких бабьих просьбах. Осень скоро, в гимназию надо готовиться, а ты шляешься где-то с утра пораньше вместо того, чтобы за книгами сидеть. Иди!

Жорж вышел.

Мария Федоровна подошла к мужу, обняла его сзади за плечи, поцеловала в голову.

— Спасибо, — тихо сказала Мария Федоровна.

— Портишь ты мне детей, Маша, — устало вздохнул Валентин Петрович. — Портишь ты мне и детей, и людей…

Глава вторая

1

В мае 1873 года в Липецке умер Валентин Петрович Плеханов.

Тело его отпевали в Соборной церкви, а похороны состоялись на Евдокиевском кладбище.

Через несколько недель после смерти отца старший сын Валентина Петровича от второго брака Георгий окончил Воронежскую военную гимназию и получил назначение в Петербург — во второе юнкерское артиллерийское Константиновское училище.

Учеба в артиллерийском училище продолжалась недолго. В конце 1873 года юнкер Плеханов подает рапорт на имя наследника престола и получает разрешение оставить военную службу.

В декабре он возвращается в имение отца и начинает готовиться к поступлению в Горный институт.

…Март 1874 года в Гудаловке выдался ветреный. Ранним пасхальным утром во дворе господской усадьбы раздался истошный крик:

— Горим!

Шапка искр взметнулась над кровлей помещичьего дома. Из печной трубы на крыше вырвался столб пламени.

Молодой барин, занимавшийся, как обычно, с утра в кабинете покойного отца, выскочил во двор без пальто и шапки. Хмельной с ночи соседский поп, въехавший во двор на тарантасе и увидевший огонь, взревел басом:

— Воды!

И бросился с полупьяну на крышу, крестясь на ходу.

— Стойте, батюшка! — крикнул молодой барин. — Сгорите!

— Воды, воды! — вопил поп. — Одним ведром все потушу!

На крики выбежала из дома барыня, метнулась к сыну, прижала к груди.

— Уйдем, Егорушка, уйдем!

— Маменька, дом же горит!

— Дом старый! — плакала барыня. — Мне твоя жизнь дороже!

Поп, сбитый пламенем, скатился с крыши с обожженной бородой и усами. На пожар сбегались мужики.

— Вещи спасайте! — кричал поп на мужиков.

Мария Федоровна, не распорядившись ни о чем, увела Жоржа в дальний конец двора. Мужики тащили из огня что попало. Вскоре рухнула кровля, и в пламени погибла вся библиотека Валентина Петровича.

— Вон оно как получается, — сказал приехавший на пожар в собственной бричке бывший гудаловский староста Тимофей Уханов по прозвищу Одноглаз. — Помер старый барин, и гнездо его сгорело. Года не прошло.

С помощью Тимофея, одолжив у него денег, Мария Федоровна (после того, как были растасканы головешки с пожарища) приспособила для проживания семьи в деревне несколько хозяйственных построек. Но жить в них было неудобно, а главное — стыдно. И пришлось всем перебираться в Липецк, во флигель городского дома. Дом этот был куплен Валентином Петровичем шесть лет назад, но так получилось, что сами хозяева, круглый год обитая в Гудаловке, почти не жили в нем, сдавая все пять комнат внаем, а когда случалось приезжать в город, останавливались во флигеле.

Перед самым отъездом в Липецк к барыне Марии Федоровне припожаловал Тимофей Уханов, предложил выгодную сделку: на месте пепелища он, Тимофей, ставит новый барский дом (конечно, не такой, как при старом барине, но ничего — жить будет можно, а то ведь как теперь господа живут? — в кладовых да подклетях, одна срамота).

— А что ты хочешь взамен? — прищурившись при слове «срамота», спросил сидевший рядом с Марией Федоровной Жорж.

Тимофей разгладил усы.

— Взамен мне, барин, ваша землица нужна, — сказал он и, не удержавшись, улыбнулся.

— Это как же понимать? — нахмурился Жорж. — За сто десятин всего один дом?

— Ты хочешь купить у нас землю? — удивилась Мария Федоровна. — Все сто десятин?

— Купить сто десятин, я, пожалуй, еще не потяну, — озабоченно сказал Тимофей. — А вот взять в аренду на долгий срок — это по мне. Причем плата моя вам за землю будет высокая, а ваш процент мне за дом — умеренный.

— Постой, постой, — перебил его Жорж, — ты, как всегда, все запутал. Ну-ка, объясни еще раз свои условия.

— Условия мои, барин, самые простые. Я вам новый дом ставлю. Какой он будет по размеру — это мы опосля обговорим. Во сколько денег этот дом встанет — это ваш долг мне. Скажем, даю я вам его на десять лет. И каждый год вы будете выплачивать мне одну десятую часть, да к этому шесть процентов годовых. Это по-божески, барин, совсем по-божески.

— Из каких же средств мы будем выплачивать этот долг? — спросила Мария Федоровна.

— А вот из каких. Свою землю вы даете в аренду мне али наследникам моим тоже на десять лет. И платить я вам буду за нее в два раза поболее, чем вы теперича за нее получаете. Из этой моей оплаты за аренду вы мне свой долг за дом и возвернете.

— Понятно, — усмехнулся Жорж.

— А можно так все закруглить, — снова заулыбался Тимофей, — что и денег-то нам совать из рук в руки не придется. Вы, скажем, называете свою сумму за землю на все десять лет, а я вам на всю эту сумму огромадный дом и отгрохаю. Еще получше старого, сгоревшего. И будет у вас снова и дом свой, и через десять лет все сто десятин обратно вернутся.