Нина Соротокина - Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны Страница 8

Встреча Петра I с Августом II состоялась в Польше, в Раве. Это случилось в конце первого заграничного вояжа царя. Находясь в Вене, Петр получил из Москвы известие о восстании стрельцов — исконных врагов своих. Он немедленно бросился домой, скакал день и ночь, но в дороге его догнало новое сообщение: восстание подавлено, ваше величество, можете не торопиться. Вот тут-то он и завернул к королю польскому, курфюрсту саксонскому. Король и царь пировали три дня и очень понравились друг другу. Они были почти ровесниками — обоим по двадцать пять лет, оба гигантского роста и огромной физической силы, оба жизнелюбцы, только Август изнурял себя всяческого рода удовольствиями — большой был охотник до вина и женщин, а Петр — работой до седьмого пота.

Петр искал в Августе союзника в будущей Северной войне. Эта встреча закончилась устным договором против Швеции, заложившим основание для будущего Северного союза. Тогда Петр понял, что в войне с Турцией в Европе у него нет союзников, а посему выход к морю надо искать не на юге — в Черном море, а на севере — на Балтике. Война Швеции была объявлена сразу же, как Петр подписал тридцатилетний мир с турками. Случилось это 9 августа 1700 года. Продолжалась Северная война двадцать один год.

Первая битва с Карлом XII под Нарвой была проиграна русскими с огромными потерями. Шведскому королю исполнилось только восемнадцать лет. Это был истинный рыцарь военных утех. Всю свою последующую жизнь он не пил вина, не был женат, не имел любовниц, военный лагерь стал его домом. Карл XII был чужд вероломства и действовал всегда открыто и честно. Победив русских при Нарве, он счел их настолько слабыми противниками, что даже не стал преследовать убегающую армию.

Все свои усилия Карл направил на уничтожение союзников России. Дания, еще до битвы при Нарве, капитулировала без единого выстрела, а с Польшей пришлось воевать. Меж тем Петр I собрал силы и начал бить шведов на Балтике. К весне 1703 года русские отвоевали у шведов побережье Невы и взяли крепость Ниеншанц. Сбылась давняя мечта России, она получила выход к морю. 16 мая 1703 года была заложена деревянная крепость Санкт-Петербург, ставшая через десять лет столицей Российской империи.

Но вернемся к Августу II. В отличие от русской армии поляки терпели от шведов одно поражение за другим. Захватив половину Польши, Карл XII в 1704 году в Варшаве созвал польский сейм и посадил на трон нового короля — Станислава Лещинского, человека образованного, умного, но по складу ума скорее ученого, чем полководца, а потому, с точки зрения историков, пассивного и слабохарактерного правителя. Август II, не желая расставаться с короной, тоже созвал сейм в Сандомире и провозгласил решение варшавского сейма недействительным. В Польше установилось двоевластие.

Карл XII ненавидел Августа II. «Поведение его так позорно и гнусно, — писал он французскому королю, — что заслуживает мщения от Бога и презрения всех благомыслящих людей». Карл дал себе слово сокрушить Августа II, а уже после посчитаться с Россией и вернуть отвоеванные Петром I земли. Вскоре шведы заняли Лейпциг и Дрезден. Августу II ничего не оставалось, как сдаться на милость победителя и отказаться от Польши в пользу Станислава Лещинского.

К этому же времени относится измена Петру I гетмана Мазепы, который «отложился к ляхам» и договорился с Лещинским и Карлом XII, что в случае их победы над Петром I вся левобережная Украина опять перейдет под власть Польши.

Все решила Полтавская битва в 1709 году. Карл с Мазепой бежали в Турцию. Грозная шведская армия перестала существовать. Стремясь возродить Северный союз, Петр приехал в Польшу и опять посадил на трон Августа II. При этом царь вручил королю осыпанную алмазами шпагу — трофей Полтавы, Когда-то эту шпагу Петр уже подарил Августу II, тот, потеряв престол, передарил ее Карлу XII, а последний потерял ее под Полтавой.

И вот теперь Август II одряхлел и нужно думать о будущем. Франция предложила в короли свергнутого Станислава Лещинского, к этому времени он уже стал тестем юного Людовика XV. Париж взялся за дело самым серьезным образом. Если Август II в свое время потратил на выборы, высосав всю Саксонию, 10 000 гульденов, то Франция не беднее. Она купит всю польскую шляхту, и те прокричат на выборах Станислава Лещинского. Но важно загодя узнать расстановку сил в Европе. Австрия, давняя противница Франции, конечно, имеет своего кандидата на польский престол, ее даже не стоит переубеждать. Другое дело Россия. Анна Ивановна[4] недавно вступила на трон, ее политические пристрастия не вполне известны, и Франция решила: если вести тонкую политику, то, может быть, и удастся склонить Россию на свою сторону.

Выехавшая из Парижа карета с Виктором Сюрвилем и Шамбером имела к этим замыслам Франции самое прямое отношение.

7

Не будем томить читателя подробностями дальнейшего путешествия Матвея Козловского, в котором не произошло ничего существенного. Минуя Варшаву, выехал он к русской границе, без задержки миновал заставу, а далее через Смоленск поскакал в родную подмосковную усадьбу, находящуюся как раз на границе с Калужской губернией.

Когда Матвей прибыл к родным лесам, совсем обвечерело, даже знакомый с детства мостик через речку Нару он нашел с трудом. Лошадь нырнула под низко растущие ивы, гулко прошлась по скользким, замшелым бревнам и взобралась на крутой, ольхой поросший берег.

Взору Матвея открылись три равновеликих холма. Закатное солнце сделало рельефной знакомую с детства картину. На ближайшем к усадьбе холме раскинулся яблоневый сад, другой холм поверху зарос сосновым бором, третий, со срезанной верхушкой, казался кудрявым от окаймляющей его дубовой рощи. Из-за этой красоты сельцо и назвали Видным. Мать честная! Как он мог столько лет жить вдали от родимых мест?

Однако очертания холма как-то изменились. Матвей с трудом сообразил, что исчезла деревянная церковь с колокольней. Куда же это она подевалась? Или Иван надумал перенести старинный храм поближе к усадьбе? Зря… Без церкви дубовый холм выглядел словно осиротелым.

Матвей тронул поводья и медленно поехал вдоль реки. Здравствуй, кузница с неумолчной наковальней! Привет тебе, скотный двор! Спрятанный за березовым леском, он напомнил о себе далеко разносящимся в вечернем воздухе мычанием коров и звяканьем подойников. Нерешительно зажглись первые звезды, дрожащие, словно пламя восковых свечек в храме.

Тропинка повернула вбок, пошла в гору и наконец втекла под крону лип, перемежающихся с орешником. Аллея вела прямо к заднему крыльцу родительской усадьбы. По дороге встретились двое, мужик и баба, заулыбались — молодой барин приехал, поклонились ему в пояс. Матвею хотелось сказать им что-нибудь ласковое, но он не только не помнил их имен, а растерял вдруг все русские слова, которыми надобно приветствовать дворню. Ответил растроганно: «Здравствуйте, здравствуйте…» и поехал дальше.

Усадьба казалась безлюдной, никто не вышел из дома встретить его. Цветник у нижней террасы выглядел неухоженным, понятное дело — осень: но клумбы не были перекопаны, бурьян заглушил цветы. На втором этаже, где жила сестра, теплилось огоньком окно, прочие были темны.

— Эй, кто-нибудь!

Из-за угла дома выглянуло девичье лицо и тут же скрылось. Раздался чей-то крик. Потом Матвей увидел, как от конюшни бежит старый кучер Фома.

— Батюшки светы, милый барчук приехали! С приездом, сейчас лошадь приму.

На крыльцо вышел молодой мужик в ливрее, лицо незнакомое, неулыбчивое.

— Доложи их сиятельству, что молодой князь приехал.

Матвей прошел в гостиную. Барский дом был построен лет тридцать назад, в начале царствования Петра Великого, взамен обветшавшей старой усадьбы. Строили с размахом. На каменном фундаменте поставили тесовые хоромы в десять комнат с высокими окнами, потом возвели второй этаж, где размещались помещения для дворни. Позднее пристроили мезонин с отдельной лестницей — покои Клеопатры. В гостиной все было по-прежнему, только стулья спрятали в чехлы да ковер убрали, на натертом воском полу виднелся белый квадрат.

— Приехал, значит, — раздался за спиной голос брата, он вошел в комнату неслышно, бочком обошел стол и встал перед Матвеем. — Обнимемся, что ли, чай, христиане.

Обнялись, сели. Иван спокойно, не мигая рассматривал брата и молчал.

— Я голоден, как черт, — сказал Матвей и сам удивился раздражению, которое в нем вспыхнуло. Не такой он представлял встречу в родительском доме.

— Я распорядился, соберут кой-чего, — кивнул Иван и вдруг крикнул звонко в темноту: — Серебро подай, праздник у нас.

— А где Клеопатра?

— Я велел позвать, сейчас спустится. — И опять умолк, тишина повисла, как паутина.

Вот ведь как жизнь переиначилась! При батюшке дом напоминал растревоженный улей, дворни было человек сорок: дворецкий, буфетчик, камердинеры, несколько поваров, кондитер, кучера, егеря — всех не перечислишь, и все эти люди куда-то бежали, торопились, гомонили, а теперь тихо, как в брошенном подворье. Встреча с сестрой была более теплой, но от Матвея не ускользнул ее быстрый в сторону Ивана взгляд, она словно ждала от старшего брата какого-нибудь знака — поощрения или укора, чтобы знать, как вести себя дальше.