Амитав Гош - Стеклянный Дворец Страница 8

Ма Чоу отвесила еще один почтительный поклон, но не рассталась с канделябром, словно бы решимость сохранить награбленное пересилила желание выказать должное почтение королеве.

Еще вчера вход во дворец считался преступлением, за которым последовало бы скорое наказание. Все это знали - и королева, и люди в толпе. Но вчерашний день миновал, королева сражалась и потерпела поражение. Какой теперь смысл возвращать ей то, что она и так потеряла? Больше ничто здесь ей не принадлежит, так зачем же оставлять эти вещи чужеземцам?

Многие годы правления королевы горожане ненавидели ее за жестокость, боялись ее безжалостности и мужества. Теперь, пройдя через алхимию поражения, она превратилась в их глазах в другого человека. Словно благодаря заклинаниям появились доселе несуществующие узы. В первый раз за время своего правления она стала тем, кем должен быть сюзерен - гласом своего народа. Все проходившие через дверь падали ниц в непроизвольном почтительном жесте. Теперь, когда она лишилась власти и не могла их наказать, люди с радостью выказывали ей эти знаки уважения, они радовались даже тому, что она на них кричит. Хорошо, что они могу кланяться в шико, а она бранится. Если бы королева смиренно приняла поражение, никто бы не был так пристыжен, словно они возложили на нее ношу своего необъявленного сопротивления.

В поле зрения Раджкумара попала девочка, одна из служанок королевы. Она была худенькой и длинноногой, а цвет лица сливался по тону с тонким слоем танаки на лице [8]. У нее были огромные темные глаза и идеально симметричное продолговатое лицо. Девочка показалась Раджкумару самым прекрасным созданием, которое он когда-либо видел, такой красоты он и вообразить себе не мог.

Раджкумар сглотнул, потому что его горло внезапно пересохло. Она стояла в дальнем углу комнаты с группой других девочек. Он начал пробираться к ней вдоль стены.

Это служанка, догадался Раджкумар, наверное, девяти или десяти лет. Он решил, что увешанная драгоценностями маленькая девочка рядом - принцесса. В углу за их спинами лежала груда богатой цветастой одежды и предметы из бронзы и слоновой кости. Девочки, видимо, пытались спасти имущество королевы, когда им помешала толпа.

Раджкумар опустил глаза и заметил забытую в углу шкатулку из слоновой кости, украшенную драгоценными камнями. У шкатулки имелся золотой замок и две небольшие ручки по бокам, вырезанные в виде прыгающих дельфинов. Раджкумар точно знал, что делать. Он взял с пола шкатулку, пересек комнату и протянул ее худенькой девочке.

- Вот.

Она и не взглянула на него. Девочка отвернулась, ее губы молча шевелились, словно в молитве.

- Возьми, - сказала другая девочка. - Он дает это тебе.

- Вот, - он снова сунул ей в руки шкатулку. - Не бойся.

Раджкумар удивился самому себе, взяв ее за руку и нежно положив эту руку на шкатулку.

- Я возвращаю ее тебе.

Девочка оставила руку на крышке, ладонь была легкой, как лепесток. Сначала ее опущенные глаза осмотрели шкатулку, а потом медленно переместились от темных костяшек пальцев Раджкумара в его изодранной и забрызганной грязью безрукавке и выше, к лицу. А потом ее глаза затуманило беспокойство, и она опустила глаза. Раджкумар заметил в них страх и понял, что каждый шаг казался ей прыжком в темноту.

- Как тебя зовут? - спросил Раджкумар.

Она прошептала пару неразборчивых слогов.

- До-ли?

- Долли.

- Долли, - повторил Раджкумар. - Долли. Он не мог придумать, что еще сказать или что имеет смысл говорить, так что просто повторял ее имя всё громче и громче, пока наконец не выкрикнул: - Долли. Долли.

Он заметил, как на ее лице промелькнула неясная улыбка, а потом в ухе раздался голос Ма Чоу:

- Солдаты. Бежим.

У двери он оглянулся. Долли стояла в том же месте, держа в руках шкатулку и уставившись на него.

Ма Чоу потянула его за руку.

- Чего ты пялишься на эту девчонку, калаа-недоумок? Бери что есть, и удирай. Солдаты возвращаются. Беги.

Зеркальный зал наполнился криками. У двери Раджкумар обернулся, чтобы махнуть Долли рукой, это был скорее знак, чем прощание:

- Мы снова встретимся.

Глава четвертая

Королевская семья провела ночь в самых дальних покоях дворца, во дворце южного сада - маленьком павильоне, окруженном бассейнами, каналами и садами. На следующий день незадолго до полудня король Тибо вышел на балкон и сел там в ожидании представителя британцев, полковника Слейдена. Король был одет в королевский кушак и белый гаунг-баунг - траурный тюрбан.

Король Тибо был человеком среднего роста, с пухлым лицом, тонкими усиками и глазами красивой формы. В юности он славился приятной внешностью, однажды его назвали самым привлекательным бирманцем в стране (на самом деле он был наполовину из народности шан, его мать приехала в Мандалай из небольших владений на восточной границе). Его короновали в возрасте двадцати лет, и за семь лет правления Тибо ни разу не покидал дворец. Это длительное заточение оставило жестокие следы в его внешности. Королю исполнилось лишь двадцать семь, но выглядел он как человек среднего возраста.

Тибо никогда не стремился занять бирманский трон, как и никто в королевстве не мог представить, что однажды ему достанется корона. Ребенком он стал послушником в монастыре, как это принято у буддистов, но с необычным для мальчика его происхождения энтузиазмом. Несколько лет он провел в монастыре при дворце, покинув его лишь единожды и на короткое время по распоряжению своего августейшего отца, короля Миндона. Король записал Тибо вместе с несколькими сводными братьями в английскую школу в Мандалае. Под руководством англиканских миссионеров Тибо выучился английскому языку и показал талант к крикету.

Но король Миндон изменил мнение, забрал принцев из школы и неожиданно изгнал миссионеров. Тибо с радостью вернулся в монастырь при дворце, из которого можно было рассмотреть водяные часы и священное здание, где хранился зуб Будды. Он продолжил заслуживать награды на ниве духовного учения, в девятнадцать лет пройдя через сложный экзамен патама-бьян.

Король Миндон был, возможно, самым мудрым и достойным правителем, когда-либо сидевшим на бирманском троне. Ценя таланты своих сыновей, он осознавал и их недостатки. "Если Тибо когда-нибудь станет королем, - заявил он однажды, - страна попадет в руки чужеземцев". Но это было маловероятно. В Мандалае жили еще сорок шесть принцев, чьи претензии на трон были столь же справедливыми, как и у Тибо. Большинство намного превосходили Тибо в амбициях и политических способностях.

Но тут в облике тещи вмешалась судьба: королева Аленандо являлась также и его мачехой, старшей супругой короля, а еще коварным и безжалостным мастером придворных интриг. Она устроила свадьбу Тибо со всеми тремя своими дочерьми одновременно, а потом усадила на трон, протолкнув мимо сорока шести соперников. Он не имел права голоса и мог лишь принять восшествие на трон - согласиться было проще, чем отказаться, и наверняка гораздо менее смертельно. Но история получила неожиданное развитие, которое сорвало все сделанные расчеты: Тибо влюбился в одну из жен, Вторую королеву, Супаялат.

Из всех принцесс во дворце Супаялат была самой жестокой и своевольной, она единственная могла сравниться с матерью в коварстве и решительности. От подобной женщины могли ожидать лишь безразличия в отношении человека со склонностью к учебе вроде Тибо. Однако она тоже, нарушая все обычаи дворцовых интриг, по уши влюбилась в мужа. Его добрый и безвольный характер, похоже, вселил в нее нечто вроде материнской свирепости. Чтобы защитить его от собственной семьи, королева лишила мать власти и запретила ей появляться во дворце, как и своим сестрам - женам Тибо. Затем она решила избавить Тибо от соперников. Супаялат приказала убить всех членов королевской семьи, которые могли представлять угрозу для мужа. По ее приказу перерезали семьдесят девять принцев, некоторые были еще младенцами, а некоторые - слишком стары, чтобы ходить. Дабы не проливать королевскую кровь, их завернули в ковры и забили до смерти. Трупы сбросили в ближайшую реку.

Война была тоже в основном делом рук Супаялат. Это она созвала большой совет земель, хлуттдо, когда британцы в Рангуне выпустили ультиматум. Король был настроен на мирное урегулирование, Кинвун Минджи, его доверенный министр, страстно взывал к миру, он намеревался сдаться. Тогда Супаялат поднялась с места и медленно вышла в центр зала. Шел пятый месяц беременности, и она двигалась осторожно, медленными шаркающими шажками, передвигая миниатюрные ножки не больше чем на несколько дюймов за шаг - маленькая одинокая фигура среди знати в тюрбанах.

Помещение обрамляли зеркала. Пока она шла к центру комнаты, казалось, будто вокруг нее возникла целая армия Супаялат, они были повсюду, в каждом кусочке стекла - тысячи миниатюрных женщин с прижатыми к раздувшемуся животу руками. Она подошла к грузному Кинвуну Минджи, развалившемуся в кресле. Ткнув ему торчащим животом в лицо, королева сказала: