Тайные страсти Версаля. Людовик XIV и его фаворитки: обжигающая любовь Короля-Солнца, интриги черной королевы и судьба великой Франции - Фомина Ольга Страница 8

Лоренцо подбежал к Марии и, обняв ее, начал утешать. Ей хотелось верить ему, и она позволила убедить себя, что люди клевещут на мужа.

Но спустя несколько недель произошло новое событие, окончательно отрезвившее княгиню. Ей донесли, что некая простолюдинка ожидает от князя ребенка и, судя по срокам, рожать будет в один месяц с Марией.

Прекрасную княгиню захлестнула волна негодования. Семейная идиллия была уничтожена, любить изменяющего супруга она была не готова.

– Сегодня мне рассказали, что жалкая служанка ждет от вас ребенка, – звенящим от гнева голосом произнесла Мария, когда муж поднялся к ней в покои.

– Хватит верить всем сплетням, которые распространяют недоброжелатели! – сердито воскликнул князь.

Произошел громкий скандал, но примирения супруги не достигли, Мария была слишком уязвлена. Она была готова закрыть глаза на роман с аристократкой, но адюльтер мужа со служанкой был унизительным и ставил ее, княгиню, в смехотворное положение. А тем временем подходил срок разрешения от бремени. Роды оказались очень тяжелыми. Ребенок долго не появлялся на свет, Марии казалось, что еще немного – и она погибнет. Когда раздался крик новорожденного младенца, она была так измождена, что провалилась в беспамятство. После пробуждения ее осмотрел лекарь.

– Ваша светлость, мы думали, что потеряем вас. К сожалению, вынужден сообщить, что еще одни роды вы, скорее всего, не перенесете.

– Выйдите и позовите моего мужа, – тихо отозвалась Мария. Новость вызвала в ней странные чувства: горечь, смешанную с облегчением. Когда Лоренцо вошел, она, глядя в сторону, произнесла:

– Этот ребенок мне слишком дорого стоил. Еще одни роды – и я умру.

– Мария, успокойтесь. Вы только родили, еще рано делать скоропостижные выводы. Пройдет месяц, вы восстановитесь и сможете снова стать матерью, – сказал князь. Голос его звучал уверенно.

– Вы что, меня не слышите? – гневно посмотрела на него Мария. – Врач мне сказал, что следующие роды я не перенесу! Я не собираюсь умирать, рожая вам отпрысков. Тем более за меня есть кому это делать.

– Мария, вы молоды и скоро поправитесь, – упрямо повторил Лоренцо, игнорируя выпад про незаконнорожденных детей.

– Нет! – приподнявшись на локтях, выкрикнула Мария. – Никогда, слышите, больше никогда я не разделю с вами ложе!

Лицо князя покраснело. Он резко схватил со стола вазу и с бешенством швырнул ее в стену. Глядя на разлетевшиеся осколки и мокрое пятно на стене, Лоренцо заорал:

– Вы думаете, я это так оставлю, и все будет как прежде? Смею вас заверить, вы заблуждаетесь!

Князь выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью, а оглушенная Мария, накрывшись одеялом, зарыдала. Прекрасная семейная идиллия разлетелась вдребезги, как хрупкая ваза. Осколки больно ранили, напоминая о былом счастье. Но возврата к прошлому уже не могло быть.

Князь не собирался входить в положение жены. В нем бурлила страсть, которая со временем переродилась в ненависть. Начались скандалы и выяснение отношений, но если у других итальянских пар ссоры приводили к чувственному примирению, то супруги Колонна еще больше отдалялись друг от друга. После нескольких лет, наполненных взаимными упреками и угрозами, между ними воцарилось холодное перемирие. Лоренцо встречался с другими женщинами, а Мария продолжала безмятежную светскую жизнь, принимая в их дворце знатных итальянцев и приезжих французских аристократов.

В 1668 году к Марии приехала ее сестра Гортензия. У нее тоже были проблемы с мужем. Тот оказался патологическим ревнивцем и явно имел серьезные проблемы с головой. Дело в том, что ее супруг считал, что женщина не должна быть привлекательной и вводить мужчин в искушение. Он приказал, чтобы всем их служанкам выбили передние зубы. О том, что приходилось терпеть Гортензии, остается только догадываться.

С Гортензией к Марии явились красавец шевалье де Лоррен и его брат Шарль, граф де Марсан. Молодые люди бежали в Италию, чтобы переждать немилость Людовика, раздраженного их развязным поведением и дурным влиянием на брата короля Филиппа Орлеанского. Теперь веселая компания обосновалась во дворце Колонна.

Князь, поначалу снисходительно относившийся к гостям жены, заметил, что Мария резко переменилась. Она, соскучившаяся по бесшабашным развлечениям французского двора, попыталась превратить свой светский салон в место флирта и любовного наслаждения. Когда Лоренцо проходил рядом с покоями жены, то постоянно слышал взрывы хохота. Однажды князю показалось, что он слышит, как из комнаты раздается голос его конюшего. В недоумении Лоренцо подошел и распахнул дверь. Его взору предстала бесстыдная картина.

Красавица Гортензия сидела в кресле на коленях у слуги и обнимала его за шею. Мария беспечно общалась с шевалье де Лорреном и вела себя как ни в чем не бывало. Заметив стоящего в дверях мужа, она позвала его:

– Лоренцо, заходите к нам, я расскажу вам последнюю шутку из Франции.

– Нет, мадам. Это вы зайдите ко мне, – сухо отозвался князь и ушел.

Недоуменно пожав плечами, Мария оставила гостей и пошла вслед за мужем. Она догнала его в коридоре и выкрикнула:

– Что вам не нравится? Неужели нельзя вести себя полюбезнее с моими гостями?

Лоренцо остановился и отчеканил:

– Пусть ваши гости ищут кров в другом месте. Ваша сестра ведет себя как уличная девка. Если у нее роман с конюшим, может, она поселится в конюшне?

Мария вспыхнула. Жизнь в Италии научила ее свободно выражать эмоции, не подбирая слов и не стесняясь прислуги, поэтому она мгновенно вспылила:

– Когда вы делали ребенка служанке, не задумывались, что она вам не пара? Или то, что дозволено вам, не позволено другим?

Бледный Лоренцо шагнул к ней и наотмашь ударил ее по щеке.

– Вы забываетесь, моя дорогая. Это мой дворец, вы моя супруга и обязаны мне повиноваться, а иначе однажды вы можете не проснуться.

Мария, разрыдавшись, убежала на свою половину. С того дня ее отношения с Лоренцо снова ухудшились. Она, зная его мстительную натуру, стала опасаться, что он сможет осуществить свою угрозу. Ему это было выгодно, ведь если ее не станет, то он сможет найти новую супругу, которая не будет ему отказывать в супружеских правах.

Летом 1672 года Мария почувствовала несварение желудка и колики. Она сильно испугалась и, вспомнив угрозы мужа, решила, что он замыслил ее отравить. Княгиня позвала за сестрой и, оставшись с ней наедине, поделилась своими страхами:

– Гортензия, я думаю, что Лоренцо хочет отравить меня. Он уже неоднократно угрожал, что избавится от меня.

– Мария, судя по его вспышкам гнева, он сумасшедший. Я несколько лет жила с таким же безумцем и знаю, на что могут быть способны неуправляемые мужчины, – с сочувствием отозвалась Гортензия, вспоминая мужа.

– Что же мне делать? – в отчаянии воскликнула Мария.

– То же самое, что сделала я. Нужно бежать, и чем скорее, тем лучше. Как только ты оправишься от недомогания, собирай все самое необходимое, возьми драгоценности и деньги, и мы сбежим. Шевалье де Лоррен говорит, что французский король до сих пор вспоминает вас с нежностью. Он обязательно нам поможет.

Мария была сильно перепугана и согласилась с Гортензией. Через несколько дней они ночью выскользнули из дворца и, сев в ожидавшую их карету, помчались на границу с Францией. Только княгиня сильно заблуждалась, рассчитывая снова оказаться при дворе. В 1672 году Людовик был во власти мадам де Монтеспан, к тому же у него продолжались отношения с мадемуазель де Лавальер и у короля была законная супруга.

В столь насыщенной личной жизни для Марии Манчини уже не было места. Мадам де Монтеспан, прослышав, что племянница кардинала просит Людовика принять ее в Париже, попросила короля отказать ей, объясняя это тем, что Папа Римский настаивает на возвращении жены к мужу.

Не смирившийся с бегством жены князь прислал Людовику XIV несколько писем, где просил не принимать его жену во Франции. Французский король, видя, что прием Марии чреват для него неприятностями, запретил ей приезжать в Париж. Чтобы немного приободрить бывшую возлюбленную, он отправил ей кошелек с деньгами. Мария была сокрушена. Стало ясно, что больше Людовик к ней ничего не испытывает. Она с горькой иронией написала в своем дневнике: «Дамам дают деньги, чтобы их увидеть, но никогда не дают, чтобы не видеть их вовсе!»