Иван Шамякин - Петроград-Брест Страница 81

Однако в кабинет вошел не так решительно, как днем, — тихонько открыл дверь, тихонько притворил ее за собой и остановился у порога.

Ленин глянул на него почти недовольно, но, узнав в полумраке кабинета, протянул примирительно:

— А-а, это вы.

Горела только настольная зеленая лампа. Она освещала белым светом стол, бумагу и зеленым — лицо вождя. От этого неестественного освещения облик Ильича неузнаваемо изменился, что испугало Бонч-Бруевича. Однако оторвать Ленина от писания он не отважился. Стоял молча.

Ленин умел писать в больших залах, на шумных собраниях, под взглядами сотен людей. Но когда чувствовал взгляд одного человека, пусть даже близкого, жены или сестры, он смущался, ему казалось не совсем приличным не обращать внимания на присутствующего, игнорировать его. Так случилось и здесь.

Ленин написал абзац и поднял голову. Встал. Вышел из-за стола. Остановился перед Бонч-Бруевичем. Сказал строго, но весело:

— Вы невозможный человек, Владимир Дмитриевич. Что вы так смотрите? Таким взглядом испугать можно. Вы спали?

— Спал.

— Ну вот, пожалуйста, контрреволюция поднимает голову, а председатель Комиссии по борьбе с погромами спит.

— Вы мне приказали…

— Я — приказал? М-да… Вы правы. Спать-таки надо.

— Половина шестого, Владимир Ильич, — напомнил Бонч-Бруевич.

— Что вы говорите? — казалось, удивился Ленин, достал из кармашка жилета часы, глянул, улыбнулся: — Э-э, батенька, управляющему делами нельзя быть таким неточным. Всего двадцать три минуты, — и похвалил часы швейцарского производства: — Великолепная работа! Наша цель — научиться делать такие же совершенные машины. Для этого советский аппарат должен работать с точностью моих часов. — И вдруг, ступив еще ближе, сказал очень серьезно: — Что с военнопленными?

— Имеем сведения, что, несмотря на нашу чистку и эвакуацию многих тысяч пленных, выступление все же готовится. Те, кто организован и вооружен, скрылись в подполье.

— У русской буржуазии? У бывших ура-патриотов, ненавидевших каждого немца? Вот вам логика классовой борьбы! Садитесь и расскажите подробно.

Ленин вернулся в рабочее кресло и приготовился слушать.

Бонч-Бруевич сам был отличным конспиратором, недаром ему партия поручила охранять Ленина; он умел разгадать и раскрыть конспиративные хитрости врага. Кроме того, он был еще и хорошим пропагандистом.

Ленину особенно понравилось, что самые ценные показания дали не арестованные, а немецкие солдаты, с которыми Бонч-Бруевич наладил искренние отношения, чтобы с их помощью очистить город.

Офицер, бывший социалист, сам пришел и сообщил о наличии повстанческого центра и о появлении в Петрограде немецких тайных эмиссаров.

Владимир Дмитриевич докладывал объективно, но с излишней уверенностью, что их Комиссия и ЧК во главе с Дзержинским обезвредят любых контрреволюционеров.

Ленина же сообщение о появлении в Петрограде кайзеровских агентов сильно встревожило. При успешном немецком наступлении на фронте восстание в столице не только создаст сложную военную ситуацию, но и обострит политическую. Такое выступление вдохновит русскую буржуазию и подтолкнет «левых» на новые авантюры.

— Нужно поднять рабочих и прочистить все буржуазные кварталы, все квартиры. Немцев легко выявить. — Ленин на минуту задумался. — Завтра утром собрать экстренное совещание здесь… у меня… в десять, не позже…

— Не рано, Владимир Ильич?

— Нет, не рано. Поздно. Вы чего хотите? Дождаться, пока Гофман возьмет нас с вами в плен? Кого приглашаем? — Ленин, не задумываясь, написал фамилии людей, ответственных за безопасность Петрограда. На фамилии у него была удивительная память, случалось, секретариат коллективно не мог вспомнить фамилию нужного человека, а Владимир Ильич подсказывал ее.

Отдав бумажку Бонч-Бруевичу, Ленин тут же, как бы торопясь по позднему времени, перешел к тому, из-за чего забыл о сне и отдыхе:

— Владимир Дмитриевич, мы ожидаем ответа немецкого правительства на нашу радиограмму. Я дал нужные распоряжения. Но проследите, пожалуйста, чтобы на царскосельскую радиостанцию были посланы самые надежные комиссары. Немецкая радиограмма должна быть принята без промедления. Постоянное, без малейших перерывов дежурство! И еще одно. Мы не можем рассчитывать только на одну станцию, которая к тому же далеко. Нужно в самый короткий срок оборудовать радиостанцию Совнаркома… тут, в Смольном.

— Нелегкая задача, — заметил Бонч-Бруевич.

— Как бы она ни была трудна, решить ее нужно с военной оперативностью и точностью. Поручаю это вам!

Бонч-Бруевич поднялся по-военному:

— Сделаем, Владимир Ильич.

Было шесть часов утра. Ленин посмотрел на часы и тяжело вздохнул: когда же дописать статью «О революционной фразе»?

Два часа шло совещание о положении в Петрограде в связи с возможным выступлением военнопленных и русской контрреволюции. Ленин выслушал доклады Дзержинского, Урицкого, Бонч-Бруевича, Зиновьева. Они немного успокоили. За прошлую ночь город основательно почистили. Удалось арестовать заброшенных из Германии агентов. Не вывезенных в свое время, как требовал Ленин, пленных солдат Дзержинский предложил отослать на заводы небольшими группками, перемешав их, чтобы разорвать заговорщицкие связи: там, на заводах, немцы будут под пристальным глазом рабочих дружин.

Советовались, вносили предложения, уточняли.

Владимир Ильич слушал внимательно, по ходу обсуждения давал советы. Но как только почувствовал, что люди поработали серьезно и Петроград можно считать в безопасности, тут же поймал себя на том, что продолжает «писать» неоконченную статью.

Дела военные вынуждают отменить сегодня некоторые встречи, отнести на более позднее время вопросы хозяйственные. Все отдать обороне, борьбе за мир!

Одного нельзя отложить — беседу с Ольминским, которого назначили председателем комитета по сокращению расходов. С Михаилом Степановичем нужно обязательно встретиться! Вместе выработать программу этого особого, чрезвычайного и чертовски важного комитета. Бюрократия, раздувание штатов, быстрый рост расходов на аппарат — такой же враг, как немецкие империалисты, как внутренняя контрреволюция.

Принять Ольминского. И обязательно — Цюрупу. Есть решение ЦК о назначении его наркомом продовольственного обеспечения. Цюрупе нужно высказать соображения о хлебной монополии. Об этом давно хотелось написать, но время… Какие короткие сутки! А между тем продовольственная политика, хлебная монополия, снова же экономия и наистрожайший учет всего вместе с подписанием мира — единственное спасение для Советской власти.

После совещания, оставшись один, Владимир Ильич несколько минут думал о том, что скажет Ольминскому и Цюрупе. Еще в «Халиле» в «Дневнике публициста» он определил темы для разработки:

«Учет и контроль как сущность социализма».

«Группы летучих контролеров».

Удалось затронуть эти темы в работе «Как организовать соревнование», в докладе на Третьем съезде Советов, в некоторых устных выступлениях. На более детальную разработку не хватило времени. Тем более необходимо подробно ознакомить со своими соображениями по этим очень важным вопросам людей, которые непосредственно будут заниматься контролем расхода денег и хлебом, его заготовкой, его распределением.

Революция — не одни «ура», товарищи «левые»! Революция — ежедневная, ежеминутная напряженная черновая работа!

Снова обратился к статье «О революционной фразе». Но писал не более получаса. Вдруг появилась мысль: одной радиограммы мало, если в Германии победила партия войны, Гофману и Кюльману легко сделать вид, что никакой радиограммы не было, утаить ее если не от правительства, то от немецкого народа.

Радиограмма публикуется сегодня в «Правде». Но когда газета в условиях войны может дойти в Германию? Да в конце концов газета — не документ для правительства другой страны.

Ленин собрал исписанные листки, положил в картонную папку. Стремительно вышел в приемную.

— Николай Петрович, сейчас же найдите Крыленко и попросите его безотлагательно явиться в Совнарком.

Найти Главковерха было непросто. Из Генерального штаба ответили, что он поехал в штаб Петроградского округа, а там посоветовали искать Крыленко у латышских стрелков.

Ленин занялся будничной работой. Подписал постановление о назначении Измайлова комиссаром Балтийского флота. Флот, призванный защищать столицу, укреплялся надежными большевиками. Владимир Ильич, который так боролся за сокращение расходов на аппарат, в этом случае сам предложил на Совнаркоме дать Измайлову трех заместителей. Комиссар должен иметь сильную группу партийных работников!