Антонин Ладинский - В дни Каракаллы Страница 9

Однако вскоре ветер стал меняться, и корабельщики с тревогой смотрели на небо. Ветер дул со все увеличивающейся силой, с полночной стороны появились черные облака, которые росли с непонятной быстротой и неожиданно закрыли солнце, и тогда в мире наступил мрак, хотя было еще далеко до полудня. Вдруг борей с такой яростью обрушился на корабль, что во мгновение ока разорвал парус на мачте и унес в море. В то же время разверзлись небесные хляби и начался ливень, а море вскипело, и волны, подобно весам Немезиды, то вздымали судно на огромную высоту, то снова низвергали его, как жалкую щепку, в страшную бездну. От этого метания корабля замирало сердце. И в довершение ужаса внезапно наступившую тьму стали прорезать молнии наподобие тех, что держит в деснице Юпитер, и шум бури заглушали чудовищные удары грома. Молнии вспыхивали одна за другой, озаряя на мгновение корабль, кипение моря и искаженные от страха человеческие лица с черными открытыми устами, однако их криков не было слышно за диким воем бури, и потом снова гремел чудовищный гром. Цепляясь за снасти, мы каждую минуту ждали гибели…

Нас унесло далеко в море, и так мы носились несколько дней и ночей среди волн, и уже были в крайнем изнеможении, но однажды утром ветер стал стихать, и мы снова воспрянули духом. Однако нас со всех сторон окружала морская стихия, озаренная белесым светом холодного дня. Невозможно было определить, где полночная сторона, а где полуденная, где восток и где запад, потому что небо закрывали густые облака, совершенно скрывавшие солнце. Мы уже считали, что оно не взошло в тот день и что это конец мира. Когда же снова наступил вечерний мрак, мы увидели вдали блистание огня и поняли, что находимся недалеко от земли. Диомед обсуждал с корабельщиками, что это может быть. Одни говорили, что перед нами Синопа, другие утверждали, что за несколько дней скитания по морю нас могло отнести к берегам Таврики и что это горит светильник Херсонеса. Впрочем, было ясно, что все должно разрешиться в ближайшее время, так как нам ничего не оставалось, как направить корабль на заманчивый свет и искать прибежища и покоя в любом посланном нам богами порту. Но каково было наше изумление, когда корабль, манимый, как мотылек, светильником, ударился с разбегу о подводный камень и оказался среди пустынных скал. Поскольку мне удалось разглядеть среди ночной темноты, перед нами лежал дикий и никем не обитаемый берег. Со страшным треском корабль раскололся и склонился набок, и когда мы стали с отчаянными криками искать спасения на земле, вдруг среди скал появились звероподобные люди с дубинами в руках и напали на нас.

Я тоже поспешил покинуть погибающий корабль, но мне не пришлось увидеть, как в дальнейшем развивались события. По пояс в воде, я спрятался за скалой. К моему ужасу, передо мной появился бородатый человек, одетый, как Геркулес, в звериную шкуру; он ударил меня дубиной по голове, и мое сознание погрузилось во мрак. Очнулся я уже на берегу и увидел, что лежу, связанный по рукам и ногам, вместе с другими. Рядом со мной стонал Диомед. Я понял, что мы очутились во власти береговых пиратов, которые приманивают корабли и захватывают товары. В Томах корабельщики иногда рассказывали о таких событиях.

Почти весь ценный груз, принадлежавший Диомеду, был потерян во время кораблекрушения, но все-таки пиратам удалось кое-чем поживиться, и я видел, как они услаждали себя медом. Рабы наши уже были заодно с разбойниками, и один из них, по имени Ксантипп, казавшийся самым преданным своему господину, подошел к нам и стал с ругательствами попирать ногой лежавшего во прахе патрона, а злодеи смотрели на эту сцену и смеялись. Потом Диомеду, мне и корабельщикам развязали ноги, подняли нас всех пинками и повели в глубь страны. Еще раз в мире наступал рассвет. Мы шли и шли. Щебнистая дорога постепенно превратилась в узкую тропу, вившуюся над пропастью, где шумел яростный горный поток. Спустя некоторое время мы оказались на довольно широкой площадке, на которой росли корявые деревья и за ними чернел зев пещеры. Разбойники загнали нас в нее, а сами развели костер и, греясь у огня, стали жарить на вертеле вепря, и до нас долетал раздражающий запах жареной свинины.

Латроны насыщались мясом и хлебом, приправляя еду хрустящим на зубах чесноком и запивая ее вином, которое они, по примеру скифов, не считали нужным разбавлять водою и быстро охмелели, а когда насытились, то развязали нам руки и дали каждому по большому куску мяса и по чаше вина. Предводитель, тот бородатый человек в звериной шкуре, что ударил меня дубиной, грубым голосом произнес:

— Приблизьтесь и вы к огню, ешьте и пейте. Если мы причиняем вам зло, то это потому, что не можем поступить иначе.

Утолив голод, Диомед спросил его:

— Кто вы такие и что вы намерены сделать с нами?

Гигант почесал рыжую голову огромной пятерней и заявил под хохот приятелей:

— Вчера ты имел рабов, а завтра сам будешь рабом!

Мы поняли, что нам угрожает опасность быть проданными в рабство. Но один из разбойников со знанием дела посоветовал предводителю:

— Кому нужен этот жалкий старик? Не разумнее ли отправить его к Харону, чем тратить пищу на поддержание никому не нужной жизни?

Рыжий теребил бороду, задумчиво глядя на обезумевшего Диомеда.

— За старика тоже можно получить некоторую сумму. Он вполне пригоден для того, чтобы в течение двух или трех лет вертеть мельничный жернов.

Потом обратился к нашим мореходам, которые еще не могли прийти в себя от изумления, с такими словами:

— Судя по одежде и мозолистым рукам, вы простые корабельщики. Нам нужны люди, опытные в вождении кораблей. Выгоднее плавать по морю и нападать на торговцев, чем ждать их в скалах. Хотите быть с нами?

Более благоразумные из наших спутников стали говорить о семьях, оставленных в Томах, о римских боевых галерах, что недавно прибыли в Понт, но предводитель разбойников только рассмеялся в ответ.

— Что касается ваших старых жен, то в Диоскуриаде вы найдете сколько угодно красивых женщин, а если бояться римлян, то никогда человек не будет счастливым и свободным на земле.

В конце концов все заявили о своем согласии разделить с разбойниками опасности и радости их жизни. Но мне почему-то такого предложения не было сделано, и я оставался с Диомедом на положении пленников.

Ксантипп, о котором я уже упоминал, с увлечением разрывая мясо крепкими зубами и, видимо, всем своим существом радуясь новому положению вещей, спросил рыжебородого:

— Но открой же нам, кто ты?

Разбойник сел на камень и, не обращая на нас с Диомедом ни малейшего внимания, как будто бы мы были не люди, а неодушевленные предметы, начал рассказывать:

— Я был рабом, но оказал однажды сопротивление господину, который славился своей жестокостью, и ударил его. Он упал мертвым, и я вынужден был бежать, чтобы не быть распятым или не очутиться в серебряных рудниках. А потом я собрал вокруг себя других беглых рабов, и теперь мы свободные люди и делаем что хотим. Но человек должен пить и есть. Поэтому мы нападаем на торговые караваны или приманиваем обманными огнями корабли. Когда они разбиваются о скалы, мы добываем себе все, что нам нужно для существования. Отныне и вы узнаете, что такое свобода и месть богатым.

Второй разбойник, красивый юноша высокого роста, с ногами и руками атлета, рассказал подобную же историю:

— И я был рабом. Патрон проиграл меня в кости, но я воспользовался удобным случаем и тоже бежал.

— И у тебя была особая причина? — спросил Ксантипп.

— Старая госпожа требовала от меня постыдных ласк.

— Я служил в легионе, — сказал третий, — и центурион издевался надо мной, бил меня за малейшую провинность палкой, зная, что я принадлежу к христианской секте. Когда я был ребенком, пресвитер учил меня терпеливо переносить обиды, уверяя, что претерпевший до конца спасется, но так он говорил потому, что его самого никто не мучил. Когда восстал Нигер, я проколол брюхо центуриону. Но Север убил Нигера, и мне пришлось бежать в горы.

— В каком же ты служил легионе? — спросил один из корабельщиков.

— В Пятнадцатом легионе, в городе Сатала.

Сидя у костра и попивая вино, разбойники охотно повествовали о себе новым товарищам, и каждый рассказ был связан с мучениями или со страхом повиснуть на кресте за участие в мятеже. Из этих разговоров мы с Диомедом выяснили, что очутились на берегу Колхиды, недалеко от города Диоскуриада, о котором Аполлодор рассказывал, что люди говорят там на ста языках.

Наша участь с Диомедом была решена. У разбойников нашлась ладья, и нас повезли вдоль берега в Диоскуриаду. Действительно, на второй день пути мы очутились в этом городе, красиво расположенном на горе; в его порту несколько кораблей как бы отдыхали после длительных путешествий. Вдали голубели горы. Где-то здесь был прикован к скале Прометей, и Аполлодор говорил мне о городе Фазисе, тоже расположенном в этих пределах, где жители якобы хранили якорь с корабля «Арго». Но я вспомнил о своем бедственном положении и закрыл лицо руками. Впрочем, раздумывать долго не пришлось. Нас погнали с Диомедом по каменной дороге в город, затем мы свернули на щебнистую тропу, которая вела в какое-то отдаленное предместье. Еще не наступил рассвет, когда мы очутились в вонючем подвале мрачного дома, стоявшего в стороне от селения. В погребе едва светилось оконце с железной решеткой. Спустя некоторое время низенькая дверь снова отворилась, и нас стал внимательно разглядывать тучный человек, судя по внешности — скопец. Он с неудовольствием произнес: