Анна Ветлугина - Карл Великий. Небесный град Карла Великого Страница 9

   — Только раз в год так бывает, — прошептала мать. Никогда её лицо не выглядело таким счастливым. — Да ещё целого быка! Твой дядя расщедрился. Обычно только свинью приносят в жертву. Но ты же всё-таки его племянник.

Вспомнив, что меня будут посвящать Афине, я ужаснулся. Странно, ведь давно уже не причислял себя к христианам: ни служа министрантом на Мессе, ни уча наизусть Евангелие. Однако не ощущал я себя и язычником. Мне нравилось быть свободным и образованным. Именно образованность привлекла меня в рассказе матери об афинской философской школе, именно неграмотность большинства христиан вызывала раздражение. А теперь эти заклания, флейты, танцы...

Солнце, едва поднявшись над горизонтом, зашло за тучу. Мне показалось, что сейчас откуда-то появится разгневанная богиня Афина. Часть бычьей туши уже принесли ей в жертву, положив в костёр.

По поляне, вызывая тошноту, стлался сладковатый дым с запахом горелого мяса. Жрецы в белых одеждах го колдовали над костром, то омывали ноги деревянной статуе. Вдруг вся толпа, собравшаяся на поляне, начала скандировать что-то по-гречески. Я плохо понимал, хотя в монастыре учил этот язык. Хоровой рокот усиливался. Послышалось слово «катара», что означает «проклятие».

Две танцовщицы, изгибаясь, подскочили ко мне и потащили к помосту со статуей. Ветер, внезапно повернув, окутал её клубом тошнотворного дыма. Показалось, будто фигура богини двинулась и бросила насмешливый взгляд. В ужасе оглянувшись, я увидел мать, со жреческой одеждой в руках. Меня поставили на колени, чтобы целовать ноги статуе. Мать распростёрла надо мной полотно словно сеть над обречённой птицей. «Господи, спаси!» — произнесли мои губы, и сознание меня покинуло.

Беспамятство длилось на этот раз не так долго, как после молнии, но праздник успел закончиться. Дым над поляной рассеялся, и помост разобрали. Люди делили между собой остатки мяса, не пригодившиеся для жертвоприношения, и покидали поляну, незаметно исчезая в лесу. Мимо прошёл мой дядя — уже в своей обычной одежде. На меня он даже не взглянул.

Мать выглядела так, будто ничего не произошло — обычное хмурое выражение лица. Только когда, уже возвращаясь, мы шли по дну оврага, она глухо уронила:

— Ты ещё хуже своего отца. Упустить такую возможность!

Впрочем, надо отдать ей должное, больше она не укоряла меня и даже не вспоминала о нашем тайном походе. А мне было мучительно стыдно и хотелось на исповедь. Только почему-то не к священнику, а к королю Карлу.

Между тем жизнь в замке текла своим чередом. Карл проводил время, то учиняя пиры, на которых обязаны были присутствовать все обитатели замка, то гуляя с женой и маленьким Пипином. Бедный ребёнок вдобавок к своему горбу, начал прихрамывать. Стал капризным, но Карл, несмотря на это, оставался с ним терпелив и ласков.

Мою память ещё несколько раз испытывали. Король велел продолжать учить наизусть священные тексты, а неугомонная родительница для того же самого раздобыла где-то Аристотеля на латинском языке. Учение о вечной несотворимой и неуничтожимой материи захватило меня. Вот оно стройное и величественное мироздание, не зависящее ни от лишённой всякой логики Троицы, ни от Афины, питающейся горелым мясом. Увидев эту картину, я почувствовал такой восторг, что мне захотелось упасть на колени и благодарить Бога... Вот тут-то и возникла загвоздка. Бога вовсе не было в этом несотворимом мироздании! В смущении я закрыл труд Аристотеля и принялся доучивать Евангелие от Марка — это хотя бы приказ короля.

Лошадь вернули баронессе Имме, она гордо разъезжала возле замка. Я редко её видел, проводя целые дни в библиотеке. Мне предстояло стать одним из королевских переписчиков, а для этого помимо грамотности требуется немалая красота букв.

Однажды, спеша к учителю письма, я столкнулся в коридоре с баронессой. Преградив мне дорогу, она строго спросила:

   — Мальчик, поцелованный молнией! Тебя кто-нибудь ещё кроме молнии целовал? Вот так?

Напрыгнув на меня, она показала, как именно. Потом отскочила словно козочка и, хохоча, убежала.

Некоторое время я стоял, подобно Палладиуму. Встряхнулся и на негнущихся ногах продолжил свой путь в библиотеку. Произошедшее так озадачило меня, что весь день я думал только о баронессе, из-за чего делал ошибки, кляксы, а один раз даже ухитрился проковырять дыру в пергаменте. Учитель посмотрел на дыру внимательно. Отвесил затрещину, а потом спросил:

   — Девица-то хоть красивая?

...Через несколько дней баронесса встретилась мне на лужайке у замка. Проскакав мимо во весь опор, она обернулась. Поворотила лошадь и уже неспешно подъехала ко мне. Усмехнулась и завела пространную беседу об украшении букв.

Если честно, ничего она не понимала в книжном деле, а может, даже и читать не умела, но ...я почему-то шёл за ней, будто привязанный, и отвечал на все её глупые вопросы. Меня угнетала мысль, что моя мать сейчас, скорее всего, наблюдает за нами из окна — она же постоянно высматривала и выслеживала всех. Но я продолжал тащиться за баронессой. Когда своды леса накрыли нас — она спешилась и, привязав свою ненаглядную кобылку к дереву, предложила поискать ягод. Не знаю точно, что бы мы нашли в кустах. Подозреваю, всё же не ягоды. Но не успели мы сойти с дороги, как послышался стук копыт и весёлый голос Карла:

   — Знакомая лошадка! Но где же её хозяйка? Неужели скушали волки? Ай-ай-ай!

В ответ раздались причитания Гимильтруды:

   — Ах! Ужас! Моя бедная племянница! Нужно немедленно найти её!

Имма, поморщившись, начала выбираться на дорогу, я за ней.

   — Что-то захотелось лесных ягод. Я велела ему сопровождать меня! — гордым тоном объяснила баронесса, протягивая своей тётке несколько земляничин. Карл незаметно подмигнул мне и сказал:

   — А ты очень кстати попался на глаза. Будешь читать нам вслух по утрам, а то у Луция-римлянина от старости выпали зубы. За его шепелявостью трудно понять смысл текста.

После этого они втроём ускакали, а я, разумеется, пошёл пешком.

Теперь забот у меня прибавилось. Каждый день с обеда до вечера я обучался у переписчика, а утренние часы проводил у Его Величества, читая ему разные книги. Особенно он любил блаженного Августина «О Граде Божием». Его глаза становились задумчивыми тогда, и он говорил:

Мы построим этот Град, вот увидишь, Афонсо!

Я чувствовал себя счастливым в такие моменты. Ещё бы! Сам король делится со мной своими планами. Да ещё и баронесса проявляет внимание... Однако радости моей суждено было закончиться довольно быстро.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Однажды утреннюю тишину разрушил звук рожка у ворот замка. Ещё он не отзвучал, а мать уже бежала ко мне с известием:

   — Королева Бертрада приехала. С какими-то незнакомыми людьми. Будь осторожен.

Гулко простучали шаги по коридорам, прожурчали тихие речи. Замок замер, будто в преддверии грозы. И гроза разразилась. Через некоторое время мы услышали, как кто-то бежит, всхлипывая. Мы подумали, что это — маленький Пипин, но уж слитком тяжело для ребёнка звучали шаги. Всхлипы затихли в конце коридора и вдруг перешли в рыдания, вовсе не детские. Рыдала королева Гимильтруда, совсем недалеко от нашей комнаты. Негромко, но так душераздирающе, что я рванулся было на помощь. Мать резко одёрнула меня:

   — Сиди. Нельзя видеть сильных в слабости. Потом не простят.

   — Может, мне тогда не стоит сегодня читать Его Величеству? Сказаться больным?

Она шикнула на меня:

   — Даже и не думай! Если ты не придёшь в королевские покои — это ясно укажет на твою излишнюю осведомлённость. Иди как обычно, в срок.

Со встревоженным сердцем я отправился к королю. В коридоре меня догнала баронесса Имма.

   — Афонсо... — первый раз в жизни она назвала меня по имени. Глаза её смотрели умоляюще. — Афонсо! Говорят, король советовался с тобой перед последним аквитанским сражением потому, что в тебе небесный огонь. Ты можешь ему посоветовать... умолить... он хочет выгнать нашу Гимильтруду и жениться на другой!

Моя голова загудела точно от удара. Невероятно! Карл ведь всегда так ласков с женой. Или это только напоказ? А может, супруги просто повздорили, а Имма не поняла. С другой стороны, бегущая и рыдающая Гимильтруда... она всегда казалась мне очень спокойной.

   — На какой ещё другой? Вероятно, вы ошиблись, баронесса.

У Иммы из глаз брызнули слёзы:

   — На дочери лангобардского короля. Она приехала сейчас с Бертрадой. Афонсо, умоляю, попробуй сказать ему, что нельзя бросать жену, вдруг он послушает тебя...

Карл находился в покоях один. Он стоял спиной к окну и смотрел куда-то сквозь стену. Его карие глаза утратили свою весёлую искорку. Заметив меня, он оживился:

   — Пришёл? Ну, бери Августина. Помнишь, на чём мы вчера остановились?

   — Да, Ваше Величество.

Я открыл книгу, заложенную пером на правильном месте и начал читать: