Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле Страница 9

До встречи с Олегом ни с одним из мужчин Гель-Эндам не было так легко и хорошо. Порой Гель-Эндам овладевало сильнейшее желание поцеловать Олега или упасть к нему на грудь. Если при первой встрече с рязанским князем Гель-Эндам была в роскошном платье с широким подолом и длинными рукавами, укутанная золототканым покрывалом, то при каждой последующей встрече с Олегом Гель-Эндам позволяла себе наряжаться в такие одежды, которые могли бы выгодно подчеркнуть прелестные формы ее фигуры.

И вот сегодня Гель-Эндам осмелилась предстать перед Олегом в безрукавом кожухе с полуобнаженной грудью и в легких шароварах с небольшими овальными разрезами на бедрах. Охваченная любовным томлением Гель-Эндам поступала довольно безрассудно, не давая себе отчета в этом. Она даже не догадывалась, что ее безрассудство и желание понравиться Олегу бросаются в глаза ее прислуге. «Любовь к русскому князю лишает нашу госпожу разума! — шептались служанки между собой. — При Олеге наша госпожа забывает, что она замужняя женщина!»

Олег с любопытством разглядывал двух поэтов, которых Гель-Эндам принимала в этом же внутреннем дворике. Оба поэта были довольно молоды, не старше тридцати лет. Оба были одеты изысканно, даже вычурно. Одного из поэтов звали Кашафеддин, но Гель-Эндам называла его по-приятельски Кашаем, явно благоволя ему.

Кашафеддин был высок и строен, как кипарис. У него были густые вьющиеся волосы, черные, как антрацит. Его безбородое лицо с тонкими темными усиками сияло благородной красотой. На нем был чапан из узорчатого шелка, повязанный оранжевым кушаком. Из широких рукавов чапана выглядывали белые облегающие рукава тонкой нижней рубашки. На ногах у красавца Кашафеддина были сафьянные башмаки-чувяки. Круглая оранжевая шапочка на голове Кашафеддина была украшена жемчужными нитями, его тонкие пальцы были унизаны золотыми кольцами.

Другого поэта звали Хайбуллой. Он был невысок ростом и плотного телосложения. В отличие от белолицего Кашафеддина Хайбулла был смугл, у него был нос с горбинкой и маленькая бородка клинышком. Свои смоляные усы щеголь Хайбулла завивал горячими щипцами, поэтому их длинные кончики торчали по краям его рта, как рога буйвола. Хайбулла был облачен в синий бекасамовый чекмень, расшитый золотыми нитками по вороту, на груди и на обшлагах рукавов. Из-под чекменя выглядывали его светло-желтые шаровары, заправленные в короткие сапоги с загнутыми носками. Коротко подстриженную квадратную голову Хайбуллы венчала тюбетейка из плотной голубой ткани, расшитая разноцветными звездами.

Оба поэта держали в руках свернутые в трубку длинные бумажные листы, на которых были записаны их стихотворные оды в честь Урус-хана.

Гель-Эндам представила поэтам рязанского князя, пояснив при этом, что Олег не хуже нее разбирается в восточной поэзии и свободно разговаривает на персидском языке. «А посему, друзья мои, вам надлежит произвести благоприятное впечатление своим творчеством не только на меня, но и на князя Олега», — с обворожительной улыбкой добавила Гель-Эндам.

Поэты подбросили монету, чтобы выяснить, кому из них приступить к чтению первым. Жребий выпал красавцу Кашафеддину.

Гель-Эндам и Олег сидели на подушках под полотняным навесом, рядом с ними пристроился на скамье крепыш Хайбулла. Кашафеддин вышел на озаренное солнцем место посреди двора и, приняв горделивую позу, стал громко и нараспев читать свою поэму.

По жанровой окраске поэма Кашафеддина представляла собой касыду, то есть огромный стих, состоящий из бейтов на одну рифму и разделенный на три смысловые главы. В первой части Кашафеддин кратко коснулся молодости Урус-хана, его первых военных походов под началом его отца хана Чимтая. Во второй части Кашафеддин красочно описал восшествие Урус-хана на трон Синей Орды и его женитьбу на прекрасной Гель-Эндам. Третья часть касыды Кашафеддина была полностью посвящена восхвалению Гель-Эндам и пламенной любви к ней Урус-хана, который, отправляясь в поход на Золотую Орду, взял дивную персиянку с собой, поскольку не мог выносить долгую разлуку с ней.

Олегу очень понравился стиль и слог Кашафеддина, который обладал несомненным талантом к стихосложению. Все смысловые ударения в касыде Кашафеддина были выстроены с поразительной стройностью, радуя слух красотою рифмованных стоп. У поэмы Кашафеддина имелся всего один изъян — образ красавицы Гель-Эндам заслонял в ней фигуру Урус-хана. Видимо, Кашафеддин был тайно влюблен в Гель-Эндам. А может, он таким образом старался расположить к себе супругу Урус-хана, зная, что именно от нее будет зависеть, кому достанется победа в поэтическом состязании.

Гель-Эндам с благосклонной улыбкой на устах похвалила Кашафеддина, когда тот дочитал до конца свою касыду. «Я и раньше была высокого мнения о себе, но после твоих стихотворных восхвалений моей красоты, Кашай, у меня просто закружилась голова!» — сказала персиянка.

Кашафеддин отвесил поклон Гель-Эндам и отошел в сторонку, уступив место Хайбулле.

Голос у Хайбуллы был не такой сильный, как у Кашафеддина, поэтому он расположился поближе к Гель-Эндам и Олегу. Читая свою оду, Хайбулла заметно волновался, отчего на его лице выступили красные пятна.

Поэма Хайбуллы была выстроена в жанре масневи, в котором героические мотивы превалируют над лирическо-романтическими темами. Масневи в переводе с арабского означает «сдвоенный». Основой масневи является двустишие-бейт со смежной рифмой. Поэма-масневи выстраивается из множества двустиший, каждое из которых имеет свою рифму. Для восхваления ханов и полководцев жанр масневи имеет явные преимущества над касыдой. Недаром знаменитая поэма Фирдоуси «Шах-наме» была написана в стиле масневи.

Подражая Фирдоуси, Хайбулла изобразил Урус-хана в своей поэме эдаким непобедимым воителем, схожим с легендарным витязем Рустамом. Вся хвалебная ода Хайбуллы состояла из описаний походов и сражений Урус-хана. Завершающим эпизодом поэмы было описание разгрома Мамаевых войск храбрыми туменами Урус-хана.

Поэма Хайбуллы была гораздо длиннее касыды Кашафеддина, и по своему смысловому содержанию она имела явное преимущество, так как личность Урус-хана занимала в ней центральное место.

Олег по глазам Гель-Эндам понял, что поэма Кашафеддина ей больше понравилась, но первенство в этом творческом состязании она все же оставляет за Хайбуллой, отдавая должное его поэтическому мастерству. Все-таки темой для поэм было прославление непобедимого Урус-хана. Олег тоже высказался в поддержку Хайбуллы, когда Гель-Эндам пожелала узнать его мнение.

Хайбулла расплылся в самодовольной улыбке, когда Гель-Эндам вручила ему, как победителю, прекрасное перо из хвоста павлина.

— Это еще не окончательная победа, друг мой, ведь настоящее поэтическое состязание впереди, когда Урус-хан вернется из похода и когда все приехавшие в Сарай поэты представят свои творения, — сказала Гель-Эндам Хайбулле. — Однако твой сегодняшний успех говорит о том, что ты славно потрудился над своей поэмой и станешь серьезным соперником для остальных поэтов, которые еще не закончили свои оды.

Кашафеддин не смог скрыть своего огорчения тем, что Гель-Эндам отдала первенство в этом споре не ему, а Хайбулле. Схватив со скамьи лютню-думбрак, Кашафеддин заявил, что помимо касыды он сочинил еще песню в честь Урус-хана.

— Прекрасная госпожа, позволь мне исполнить эту песню здесь и сейчас, — умоляюще промолвил Кашафеддин.

Гель-Эндам милостиво кивнула ему.

Усевшись на скамью, Кашафеддин чистым протяжным голосом запел песню о быстром соколе, который, летая высоко в небесах, стремительно настигает уток и чирков, подобный молнии. Угодив в силок охотника, гордый сокол стал жить в юрте Урус-хана, который любил выезжать с ним на утиную охоту. Стремительный полет сокола, разящие удары его клюва и когтей вдохновили Урус-хана на военные подвиги. С младых лет наблюдая за быстрокрылым соколом, Урус-хан стал таким же неудержимым и непобедимым воителем.

Песня Кашафеддина была прервана самым неожиданным образом. Во внутренний дворик стремительно вбежал дворецкий Байсункур, смуглолицый и рыжебородый. На его одутловатом лице с темными выпуклыми глазами было выражение смятенной растерянности. Длинный полосатый халат на дворецком был испачкан в пыли. Судя по всему, он где-то споткнулся и упал, когда бежал сюда.

— Только что прибыл гонец, госпожа, — задыхаясь, выкрикнул Байсункур. От волнения он даже не поклонился Гель-Эндам. — Гонец привез ужасные вести! Урус-хан разбит Мамаем!

Гель-Эндам стремительно вскочила с подушек.

— Жив ли Урус-хан? — побледнев, спросила она.

— Неизвестно, госпожа, — ответил дворецкий, утирая пот со лба и поправляя чалму на своей голове.

— Кто же послал вестника в Сарай? Разве не мой муж? — вновь спросила Гель-Эндам.