Борис Акунин - Счастливая Россия (адаптирована под iPad) Страница 9

Что же такое представляет собой ордынская модель, взятая на вооружение Иваном Третьим, объединителем русских земель и отцом-основателем российской государственности?

Прежде чем я перечислю основные параметры этой конструкции, следует сказать, что выбор, сделанный великим государем, для своего времени был весьма неплох – тем более что к XV веку чингисханова постройка сильно обветшала и Иван постарался в меру своего разумения исправить некоторые ее недостатки. На протяжении долгого правления Ивана Васильевича и еще некоторое время после его смерти у Руси не было оснований сомневаться в правильности сделанного выбора: первые лет сто «ордынский» порядок неплохо держал страну, помогал ей одерживать победу за победой и за это время успел пустить такие цепкие корни, что выкорчевать их потом стало невозможно – а вернее сказать, никто особенно и не пытался.

Проблема в том, что система, удачно работавшая в соседстве с раздробленной средневековой Европой и слабой Степью, оказалась архаичной и малоэффективной в условиях культурной, идейной, технической, научной, промышленной, социальной революции, начавшейся с Возрождения и затем все более набиравшей обороты, так что России постоянно приходилось догонять Европу и не успевать за ней.

Я выделяю восемь основных признаков российской государственности, которые являются генетически «ордынскими». Давайте посмотрим, как эти несущие опоры проявляли себя под натиском исторических испытаний.

1. «Ордынская» держава предельно жестко централизована. Все сколько-нибудь важные решения – административные, экономические, культурно-политические, идеологические – принимаются в «ханской ставке» или должны быть ею санкционированы. С одной стороны, такой порядок упрощает и ускоряет мобилизационные механизмы, что не раз помогало России в моменты тяжких испытаний – войн, эпидемий, катастрофических неурожаев. В то же время необходимость постоянно, иногда даже в пустяках, оглядываться на Центр – особенно в условиях огромных российских просторов и неразвитых коммуникаций – парализует или во всяком случае сильно замедляет повседневную административную жизнь страны. Иными словами, подобная централизованность полезна в кризисных ситуациях, но вредна в нормальной обстановке.

2. Фигура носителя верховной власти сакральна. Даже самое церковь в своей духовно-идеологической деятельности должна повиноваться воле «хана». Он – высший и, в общем, единственный источник государственной воли, навершие всей властной пирамиды, которая без этого наконечника не имеет смысла.

Пиетет перед высшей властью хорошо обеспечивает политическую стабильность; государство такого типа меньше подвержено всякого рода внутренним потрясениям – и это, разумеется, благо. Однако в вознесении правителя на недосягаемую высоту есть и серьезные риски, поскольку это живой человек, способный ошибаться. В династической монархии государь к тому же обычно получает корону не благодаря своим дарованиям, а по праву рождения, то есть оказывается наверху по воле случая. При неограниченной власти любая личная слабость «хана», его физическое или психическое нездоровье способны привести страну к катастрофе. В нашей истории множество тому примеров, и последний развернулся всего двадцать лет назад, на наших с вами глазах: Николай II, далеко не худший из российских самодержцев, оказался слишком слаб для того, чтобы удержать государственный корабль на плаву в жестких условиях XX века, да еще во время сильной бури.

3. Воля правителя выше любых законов. Государство может на словах провозглашать верховенство закона, но на деле он всегда обязан склоняться перед решением государя. Точно так же Орда знала и чтила закон Великой Ясы, однако управлялась не его нормами, а ханскими указами. Рептильное состояние нынешней советской судебной системы, послушно штампующей любые решения большевистской власти, (Включ. в выписку для суд. коллегии) отнюдь не является сталинским нововведением. Наоборот, это возвращение в архаику, к шестнадцатому столетию, когда грозный царь судил подданных не по букве закона, а по своему хотению. В исторической перспективе зависимость судебной власти, конечно, была очень удобна правителям и администрации, сильно облегчая им жизнь. Эксцессы начались лишь во второй половине XIX века, после либеральных реформ Александра II, но о том, что такое были эти реформы и к чему они привели, мы еще поговорим.

4. «Ордынское» государство всегда военизировано. Данная особенность проявляется не только в непременной мощи вооруженных сил и преобладании военных расходов над всеми прочими статьями бюджета, но и в «армейском» принципе гражданского управления. Приказы не обсуждаются, а исполняются; коллегиальность отсутствует или слабо развита; представители администрации несут ответственность за свои ошибки не перед обществом, а исключительно перед начальством, государь же не отвечает ни перед кем, кроме своего «командира» Бога, и недосягаем для какой-либо критики.

5. Высшей ценностью государства является само государство. Не государство обслуживает нужды народа, а народ обслуживает нужды государства. Вообще личная несвобода и бесправие жителей – принципиальное условие «ордынской» системы, иначе она просто не могла бы функционировать. Все жители империи, сверху донизу, считаются состоящими на государственной службе – как это завещал еще Чингисхан. Первое, что сделал Иван Третий – «закрепостил» аристократию, лишив ее старинного права свободно переезжать от сюзерена к сюзерену. Затем тот же принцип постепенно распространился на все население, вплоть до самого низа социальной пирамиды – крестьянства, крепостная зависимость которого по сути дела означала пожизненное нахождение на службе. То же самое на наших глазах проделала советская власть, прикрепив крестьян к колхозам и тем самым вернув их в крепостное состояние (кулацкая идеология) – исходя из интересов государства.

6. Вместо системы личных прав существует иерархия личных привилегий. Разница между правами и привилегиями состоит в том, что первые являются чем-то естественным и неотъемлемым – лишиться их можно лишь за совершенное преступление, по приговору суда; вторые предоставляются сверху и сверху же могут быть отобраны. Объем и качество привилегий зависит от близости к вершине властной пирамиды. Этот принцип придает структуре «ордынского» государства определенную стройность и лучшую управляемость: всякий «ханский чиновник» или «мурза» знает, что его благополучие целиком зависит от лояльности и усердия.

7. Гипертрофированную важность имеет тайная полиция. Она подчиняется непосредственно государю и контролирует (а обычно и дублирует) деятельность всей «вертикали». В отсутствие коллегиальности и общественного контроля за работой всех уровней государственного аппарата у верховной власти, собственно, и нет другой возможности получать достоверную информацию о происходящем в стране и предотвращать всевозможные эксцессы. Чингисхан, безусловный гений имперского строительства, опирался на кэшик, «черный тумен»: контингент телохранителей, наделенных особыми полномочиями и часто использовавшихся в качестве чиновников особых поручений. Российские правители тоже постоянно воспроизводили аналогичные структуры, помогавшие им держать страну под контролем. Таковы были Опричный корпус Ивана Грозного, шпионское ведомство Семена Годунова («правого уха» Бориса), Преображенский приказ Петра Первого, Тайная канцелярия, «мундиры голубые», Охранное отделение и так далее – вплоть до нынешнего НКВД, мощнейшей тайной полиции за всю историю России. (мерси за комплимент)

8. Наконец, такое государство немыслимо без ощущения некоей высшей цели. Сакральность власти, основанной на несвободе и принуждении, должна оправдываться еще более священной задачей, ради которой народ обязан мириться со всеми лишениями. Для поддержания этого ритуального огня важную роль выполняют государственная религия и государственная идеология. У Чингисхана был проект создания «океанической» (то есть всемирной, от океана до океана) империи, которая управляется единой волей, гармонична, справедлива и безопасна для жителей. Великому завоевателю приписывают емкое и красочное описание такого рода идиллии: прекрасная дева сможет пройти от одного края державы до другого с золотым блюдом в руках, не лишившись ни чести, ни блюда. В дикой Степи, где зарождалась ордынская империя, это казалось мечтой сказочной красоты. У российской монархии существовал идеал «Третьего Рима» – некоей всемирной империи, осененной светом Истинной Религии (православия) и управляемой русским царем. Заведомая недостижимость этой цели со временем привела к ее редукции – до лозунга «Крест над Святой Софией», или «Босфор и Дарданеллы». Отлично понимают важность высокой цели и большевики: их «строительство коммунизма», рая на Земле, по сути дела является все той же сказкой о деве с золотым блюдом.