Юлия Андреева - Палач, сын палача Страница 9

В городе Ортенау раз в неделю проходит лекция для палачей, судебных исполнителей и юристов, на которой ученые мужи будут рассказывать о пробе водой, которую святейшая церковь рекомендует использовать после пробы иглой, если последняя дала положительный результат. Кто знает, может быть, после того как была отменена проба раскаленным железом, эта проба водой позволит нам спасти от огня невинных. Я давно уже отпросился у нашего бургомистра, и он через месяц даст мне подорожную и письма к хозяину Ортенау, чтобы я мог все как следует разглядеть и перенять.

Кстати, – он повернулся к сыну, подзывая его к себе, – не кажется ли тебе, что это, господин, который уже битый час мокнет под нашими окнами ни кто иной, как ученый бакалавр Гер Густав Офелер? Если так, беги и зови его в дом! Еще не хватало, чтобы тот, кто должен лечить других сам слег в постель от простуды!

Глава 11

История одного похищения

Действительный же демон блуда и князь инкубата и суккубата называется Asmodeus (Асмодей), а в переводе – «носитель суда».

Едва Клаус выскочил в переднюю, как в дверь кто-то громко постучал. Мальчик распахнул дверь, но на пороге стоял не Офелер, которого Клаус намеревался позвать на чай и который был в этот момент у окна на другой стороне дома.

Перед Клаусом стоял невысокий человек с тонкими усами и острым лихорадочным взглядом. Одет незнакомец был в потертый камзол цвета вареного рака, с расшитыми на груди золотыми позументами, как одевались обычно офицеры личной гвардии бургомистра. В руках его была черная шляпа с красным страусовым плюмажем, которой он, судя по всему, очень дорожил.

Скользнув взглядом по лицу мальчика, офицер заглянул в дом, и, приметив Петера, поклонился ему, проходя в светелку.

– Вас срочно просят прибыть в кабинет начальника тюрьмы. Верховный судья Себастьян фон Канн и окружной судья Иероним Тенглер уже там. – сообщил он официальным тоном, с трудом переводя дух, отчего можно было вообразить, будто бы он был вынужден бежать вместо того, чтобы как все офицеры скакать на коне или ехать в карете. – Мы поймали мерзавца, так что теперь дело за вами. Дело деликатное, но там без бутылки сам черт ногу сломит… – более доверительно продолжил он.

Петер быстро переоделся за старенькой ширмой и, наскоро попрощавшись с сыном, вышел вслед за офицером.

Мальчик остался один.

На самом деле происходило следующее: единственную дочь барона Шварцкофа, наследницу огромного состояния и самую завидную после дочери самого губернатора невесту, угораздило влюбиться в картежника, волокиту и сорви голову – тридцати двух летнего офицера из Дармштадта Ганза Гортера. У которого мало того, что просто не водилось денег, Ганз Гортер был в долгах как в шелках, пил, гулял, водил компании с местными отбросами общества и дрянными девками и попеременно состоял любовником нескольких богатых вдовушек, которые одевали его, кормили и периодически выкупали из долговых ям.

Увидев как-то в окне красавицу дочку барона Шварцкофа юную Мари, волокита тотчас выяснил о ее приданом и остался приятно-довольным известием. После чего он начал фланировать под окнами девицы, рассказывая ей о своей пламенной любви и умоляя бежать с ним.

Вскорости ему удалось-таки склонить фреккин Мари дать ему согласие на побег. Подготовив коляску и сообщив девушке, что в одной деревенской церкви их ждет священник, он назначил время побега и сообщил, что будет ждать ее за домом барона. Кутаясь в накидку с капюшоном, девушка вышла через заднюю дверь, придерживая подол платья, чтобы оно не намокло от росы, пробежала по дорожке сада до калитки, где ждал ее красавец жених. Дрожа от страха и любви, юная баронесса прижалась щекой к мундиру красавца Ганза, уже видя себя фрау Гортер, когда тот бережно взял ее за ручку и, ласково, но властно обнимая за плечи, открыл перед ней дверцу в карету.

Через секунду Мария Шварцкоф оказалась окруженной кромешным мраком. В карете были задернуты занавески, она хотела посмотреть в последний раз на дом, в котором выросла, но ее возлюбленный тут же плотно закрыл за собой дверь, притиснувшись к девушке и обдавая ее винными ароматами.

Она попробовала открыть окошко, но похититель тут же удержал ее за руку, не давая возможности запомнить дорогу. Желая немного отвлечь девушку, он сжал ее в объятиях и страстно поцеловал в губы.

Мария ответила на поцелуй, воображая себя героиней какой-то старинной легенды, романа или сказки, которые обычно рассказывают друг другу юные девушки.

Тревога, появившаяся в начале из-за зашторенных окон и излишней таинственности, понемногу отступила на второй план.

«Должно быть, все идет как нужно, – думала Мария, – меня же еще никогда не похищали. Откуда мне знать?!»

Они ехали какое-то время, не разговаривая. По тому, что телега стала вдруг больше трястись, баронесса поняла, что они выехали за город. Тем временем, ее кавалер налегал на нее все больше и больше, так что не привыкшей к подобному обращению девушке сделалось трудно дышать. Она попыталась отстраниться от Густава, но он только рассмеялся в ответ.

– Куда вы так торопитесь, мой дорогой? – Мари попыталась смягчить остроту ситуации. – После венчания я буду принадлежать вам полностью и на всю жизнь.

– После венчания! – Гортер вновь залился звонким смехом, который вдруг так не понравился его юной невесте.

– А знаете ли вы, что за ваше сопротивление, я могу вообще не жениться на вас? – спросил он с издевкой в голосе. – Тем не менее, ваши родные уже начали вас искать, и, даже если я отпущу вас сейчас на все четыре стороны, для них вы все равно будите потерявшей девичью честь блудницей. Кто поверит, что вы были с таким человеком как я, и остались нетронутой? Ваша репутация и репутация вашего отца навеки окажутся погубленными. Поэтому, мой вам совет. Не ерепеньтесь и, главное, не мешайте мне сделать то, ради чего мы сегодня предприняли столь смелый вояж. И тогда, быть может, я помилую вас и соглашусь принять от вашего отца выкуп и приданое и назовусь его зятем.

Глава 12

Зять барона Шварцкоф

Демон заносчивости называется Lewiathan (Левиафан), т. е. «добавление», т. к. черт при искушении Адама и Евы обещался добавить им богоподобие.

Проклятый Гортер сдержал слово. Он поселил Мари Шварцкоф в деревенском домике под охраной своего денщика, где жил с ней как с женой три дня, за которые он регулярно высылал письма отцу девушки с угрозами и требованием о выдачи ему ее приданого. А так же дополнительно крупной суммы денег и гарантий о том, что будущий тесть поможет Ганзу Гортеру получить приличествующую положения зятя барона Шварцкоф должность.

Три дня унизительного плена, за которые Ганз Гортер то грозился отрезать своей юной невесте пальцы, чтобы послать их в коробочке отцу, то запирал ее в холодном подвале, то грозился, что за непокорность она будет отдана на потеху солдатне. Юной Мари Шварцкоф казалось, что она попала в ад. Каждое утро она писала отцу, умоляя спасти ее из позорного плена, после чего в течение дня выполняла всю черную работу по дому, чтобы к ночи сделаться покорнейшей рабой своего похитителя, служа ему в постели.

Так днем коварный Гортер отправлялся в Оффенбург, для того чтобы встретиться с отцом «невесты», а ночью он изводил ее своими ласками.

Через три дня барон согласился передать приданое своей дочери и все деньги за выкуп своему будущему зятю, после чего Ганз Гортер как честный человек должен был в присутствие отца обвенчаться с Мари. Встреча была назначена за старым кладбищем, в маленькой церквушке, где уже грезившего себя богатым и уважаемым человеком жениха ждали гвардейцы бургомистра и личная охрана барона Шварцкоф.

Схваченный во время получения выкупа «жених» был доставлен в тюрьму, куда вскоре после этого был приглашен главный палач Оффенбурга Петер Миллер.

Дело с дочкой барона было настолько щекотливым и тонким, что судейские желали покончить с ним как только возможно быстрее, поэтому верховный судья фон Канн приехал в тюрьму сам, а не стал вызывать никого к себе домой или в судейскую палату, дабы не терять драгоценного времени.

В тесной комнате начальника тюрьмы сидели все участвующие в деле: лица сам верховный судья Себастьян фон Канн, окружной судья Иероним Тенглер, принимающие участие в захвате похитителя и освобождении его жертвы офицеры стражи, а так же секретари суда и писари.

Когда с поклоном туда вошел Миллер, судья фон Канн сразу же приступил к делу:

– Итак, господа. Господин главный палач. Дело, которое мы сегодня рассматриваем, имеет первостепенную срочность и такую же важность, так как задействована честь одного из знатнейших и богатейших людей в Оффенбурге и непосредственно его дочери.