Алекс Маркман - Заговор против террора Страница 9

— Но ведь можно же предположить, что они решили пройтись пешком, чтобы освежиться после выпивки; это часто бывает, когда хватили лишнего да закусили плотненько, — сказал Кирилл. Он не ожидал серьезного возражения от Шигалевича.

— Я хорошо знал Михоэлса, — Шигалевич укоризненно кивнул головой. — Он не тот человек, который бы хватил лишнего, или наелся доотвала. Михоэлс мало пил. Можно, конечно, предположить, что он решил пройтись. Предположить все можно. Только по незнанию. Михоэлс не любил холод, потому возвращаться пешком в морозную ночь, когда на улице снег и ветер, он бы не стал. И уж совсем чудовищно предположить, что он с приятелем шел не по тротуару, а по дороге, как пьяный биндюжник.

— Может, переходил дорогу? — неуверенно возразил Кирилл. С логикой Шигаловича было трудно не согласиться.

Биолог наигранно рассмеялся.

— Чтобы знать, переходили они дорогу или нет, нужно бы сначала узнать, откуда они возвращались. А вот до такого места следствие не докопалось. Знаете, Кирилл, я ведь был в Минске недавно и специально пошел поздним вечером на улицу, где их раздавил грузовик. На этой улице с наступлением темноты практически нет движения транспорта, и пешеходов на ней не увидишь. Может, одна-две машины проедут за весь вечер. Как могло случиться, что они не заметили приближающийся грузовик на пустой дороге? Вы ведь знаете, как громко грузовик тарахтит. Его за версту услышишь.

— Быть может, на этой дороге было мало машин, когда вы там были, — продолжал возражать Кирилл. — Ведь не стояли же вы целый вечер на этом месте, чтобы считать машины?

— Разумеется, нет, — согласился Шигалевич. — Но достаточно вспомнить, что трупы пролежали всю ночь, их припорошило снегом, а наутро, когда рабочие по дороге на работу обнаружили их, на дороге все еще не было машин. Представляете, какое там интенсивное движение? Да что говорить! Масса подобных обстоятельств просто кричит о том, что никакой случайной автокатастрофы не было. Однако не будем об этом. Надеюсь, вы понимаете, что мои соображения о Михоэлсе не для печати. И даже не для передачи в устном виде.

— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Кирилл. Он тут же решил, что сдержит слово и опустит в своем оперативном отчете эту часть разговора. — Все это очень интересно. Я никогда об этом не задумывался. — Кирилл говорил правду. Ему и в голову не приходило, как много обстоятельств гибели Михоэлса являются подозрительными. Ему казалось, что высокое начальство МТБ продумало убийство до мелочей… — Не понимаю, — продолжал он, — кому это понадобилось? И зачем?

Тут Кирилл не кривил душой. Подобные вопросы, как злые слепни, атаковали его время от времени, и избавиться от них никак не удавалось. Шигалевич умел мыслить ясно и логично. Быть может, он знает ответы на эти вопросы?

— Довольно о Михоэлсе, — устало проговорил Шигалевич, поднимаясь. — Мне нужно успеть на встречу.

— Я рад был с вами познакомиться, — сказал Кирилл и встал, чтобы пожать протянутую руку. — Надеюсь, как журналист, услышать от вас много интересного. У меня даже появилась мысль побольше узнать об обстоятельствах гибели Михоэлса. — Мысленно, про себя, он добавил: не об обстоятельствах, а о причинах. Обстоятельства ему были известны лучше, чем кому-либо другому.

Не думал, не гадал он в тот момент, что судьба уже уготовила ему не только возможность узнать правду, но и поплатиться за это.

— Вы думаете, что сможете докопаться до истины? — спросил Шигалевич, скептически улыбнувшись. Не оставив Кириллу возможность ответить, он посоветовал по-отечески: — Оставьте это, Кирилл. Не рискуйте своей работой, а может быть, судьбой. Мы живем в тяжелые времена.

Шигалевич и Циля Наумовна ушли, оставив Кирилла и Софу одних. Девушка молчала, отвечая на его взгляд приветливой улыбкой.

— Почему Шигалевич сказал, что журналистика — одна из древнейших профессий? — спросил Кирилл. — Ведь эта профессия — одна из самых молодых на земле. Она появилась с тех пор, как появились газеты.

Софа беззаботно рассмеялась.

— Шигалович имел в виду войну, преступления и проституцию, — ответила она, метнув на него озорной взгляд.

— Понял, — обиженно сказал Кирилл.

— Не сердитесь на него, — попросила Софа, приводя в порядок бумаги на столе. — Он замечательный человек. Я уверена, что он не хотел вас обидеть.

— Можно вас проводить до дому? — спросил Кирилл.

До моего дома отсюда минут двадцать пешком, — сказала Софа, но в ее тоне не чувствовалось отказа.

— Это даже лучше, — сказал Кирилл. — У нас будет больше времени поговорить.

Софа заперла дверь на ключ и вывела его из здания. На улице пахло талым снегом и приближающейся весной.

— Как чудесно на улице! — с восторгом проговорила Софа, щурясь от яркого мартовского солнца. — Люблю я такие дни, предвестники весны. Снег еще лежит, но не искрится, и солнце уже согревает. Правда? — она заглянула ему в глаза снизу вверх, кокетливо и выжидающе. Ее интерес к нему был настолько явным, что Кирилл на секунду смутился. Чтобы отвлечь ее внимание, он указал пальцем на лоток с румяной продавщицей в деревенском платке и спросил:

— Не хотите мороженое?

— Обычно я мороженое зимой не ем, — сказала она со смешком и тронула его за рукав. — Но сейчас сделаю исключение.

— Два брикета, — попросил Кирилл, протягивая продавщице мелочь. Продавщица вырезала из белой массы круги в форме хоккейной шайбы, зажала их такого же размера кругами вафель, и подала Кириллу.

— Кушайте на здоровье.

— Не мы одни едим мороженое зимой, — сказал Кирилл, кивая на стайку девушек, с веселым щебетанием окруживших продавщицу.

— Вы правы, Кирилл, — согласилась Софа с наигранной серьезностью. — Я на эту тему читала статью английского журналиста, напечатанную за год до начала войны. В ней он утверждал, что если Германия нападет на Советский Союз, то она наверняка потерпит поражение, потому что советский народ вынесет любые невзгоды. Журналист клялся, что, будучи в Москве в январе, лютой зимой, он лично видел, как люди едят на улице мороженое. «Разве можно такой народ сломить?» — спрашивал он, — Софа засмеялась и опять сделала ему глазки.

— Расскажите мне о себе, — попросил Кирилл.

— Ничем не примечательная биография, — отозвалась она будничным тоном. — В 17 лет закончила школу и поступила в мединститут. Это было в 1942 году. Тогда еще нас принимали везде. — Она метнула на него вопросительный взгляд и тут же отвернулась, облизнула мороженое. — Этим летом я заканчиваю учебу. Не знаю, правда, примут ли меня на работу куда-нибудь. Если нет — не весело будет.

— Ну уж, не примут. Вы не преувеличиваете? — спросил Кирилл, без труда уловив, что она имеет в виду.

— Вы, журналист, не знаете, какая кампания ведется в газетах против безродных космополитов? — ответила Софа вопросом на вопрос и презрительно скривила губы. — Или вы не знаете, кто такие безродные космополиты?

Кирилл посмотрел ей в глаза: серьезные, почти угрюмые, но в то же время излучавшие и женскую мягкость, и теплоту, и радостную энергию молодости. Софа не выдержала его долгого взгляда, опустила ресницы, резко отвернулась. Покончив с мороженым, облизнула посиневшие губы и надела перчатку.

— Я хотел бы побольше узнать о вас, Софа, — попытался отойти от скользкой темы Кирилл. — Расскажите о себе что-нибудь. Замужем ли вы? Живете одна, или с кем-нибудь? Что интересного было в вашей жизни, ну, словом.

— Я замерзла, — зябко пожала плечами Софа. — Это от мороженого. И я уже почти дома.

— Я тоже начинаю замерзать, — соврал Кирилл. — Может, угостите чаем, чтобы согреться. Если, конечно, с вами еще кто-нибудь не живет.

— Я живу одна. У меня одна комната в коммуналке, досталась мне после смерти матери. Она умерла в прошлом году. — Софа похлопала ресницами, останавливая слезу. — Если меня направят по распределению куда-нибудь в тьмутаракань, я потеряю жилье и прописку в Москве.

— Значит, вы меня приглашаете на чай? — спросил Кирилл, беря ее под руку. Софа не пыталась освободиться.

— Ваше предложение пригласить вас ко мне на чай почти принято, — сказала она сквозь смех. — Но лучше это сделать в другой раз. У меня в плитке спираль сгорела, и я все не соберусь ее сменить. Да и плохо у меня получается обращаться с железками. Так что согреть воду для чая не на чем.

— Моя вторая специальность — ремонт электроплиток, — уверенно заявил Кирилл, и Софа легонько ткнула его локтем в бок за явную ложь. — И даже в этой области у меня узкая специализация, — продолжал дурачиться Кирилл, под одобрительный смех Софы. — Я в основном имею дело со сменой спиралей. Есть у вас запасная спираль?

— Есть, — сказала Софа, — но есть кое-что еще, чего не хотелось бы вам показывать. Это является более серьезным препятствием, чем спираль.