Александр Бабин - Счастье быть русским Страница 9

Время меня поджимало, решил возвращаться домой. Но по пути нужно еще не забыть нарвать «индейские» стрелы из камыша, растущего по берегу реки. Побежал с горы, пытаясь прыгнуть, как можно выше, и пролететь, и оторваться от земли хотя бы на метр.

Раньше я так уже делал и у меня получалось. Мне казалось, что, паря над землей, на какие-то секунды я превращаюсь в птицу, и притяжение Земли на меня не действует. Я был уверен, что каждодневные такие тренировки помогут мне преодолеть притяжение навсегда, и я буду летать тогда, когда захочу.

Спустился с горы, прошел Громовым переулком к реке, перешел ее через деревянный мостик, поднялся на крутой обрыв, где находился дом дяди Яши Плюхина, и осмотрелся. Мое отсутствие никто не заметил, и я побежал по направлению к своему капустному огороду. Добежав до него, перебрался через забор, сделанный из жердей, и прыгнул в огород.

Все, я был в безопасности. Никто не сможет меня заподозрить, что убегал так далеко от дома. Спустился вниз по земляной лестнице к реке, нарвал камыша и вернулся домой. Зайдя во двор, сразу зашел в столярку, взял дедушкины ножницы по металлу и стал резать ими крышку от консервов.

Во дворе увидел бабушку. Она несла ведро с водой, зашла в баню вылила ведро в бак, а потому затопила и печку. Мне показалось это странным. Всегда топили к вечеру, когда все возвращались с работы. А тут – с утра.

«Наверное, собралась белье постирать и хочет нагреть воды», – подумал я и продолжил работу.

Стиральных машин не было ни у кого в деревне, как и электричества. Все стирали в корытах на ребристых стиральных досках. Поэтому вода нагревалась в бане, обычная процедура.

Мне стиральную доску брать в руки, было категорически запрещено, так как на ней остались следы от моего музыкального гвоздя. Я на стиральной доске с помощью смычка под названием «гвоздь» «играл» произведения «Чайковского, Моцарта и седьмую симфонию Шостаковича»… Металл на доске рифленый, и, если проводить гвоздем по нему, издавались воистину космические звуки. По радио частенько слышал, как диктор говорил: «…послушайте седьмую симфонию Шостаковича…» Я внимательно ее слушал, и мне было понятно, что вот на этом отрезке мелодии идут фашисты по нашей русской земле в своих грязных сапогах и нагло улыбаются. Я мысленно представлял эту картину, брал доску и проводил по ней гвоздем, играя в унисон мелодии. Доска сильно царапалась, а потом на ней одежда рвалась. По этой причине я был лишен музыкального инструмента. Но у меня в запасе были и другие инструменты: это ведра, висевшие на рогатине у крыльца, разные металлические бочки в саду. Звук, конечно, был не такой, как у стиральной доски, но у них имелись свои музыкальные краски.

Да, утро у меня началось в делах и заботах. Я нарезал ножницами из крышки треугольных отрезков, на наковальне с помощью молотка из них сделал наконечники и надел на камышовые стрелы. Они были легкими, летели далеко, точность попадания «стопроцентная». Лучше стрел из камыша в мире не найти.

Итак, я был вооружен и опасен, боекомплекта у меня хватит на пару боев с «бледнолицыми», остается только их найти и уничтожить. Для этого нужно еще откопать свой «томагавк», сделанный из доски с наконечником из куска металла, который был зарыт в огороде. «Томагавк» хранился в деревянном ящике, укрыт травой, и его найти было никому невозможно. Кроме Васька, который все мои секретные заначки находил по запаху. Наверное, в прошлой жизни Васёк был кинологом у собак, где ему и передался этот дар: нахождения предметов по запаху. А вот как убрать запах со своей тропы, я не знал, поэтому постоянно все перепрятывал. Кроме «томагавка», в ящике хранилась и атрибутика «скромного, великого» индейца, то есть меня. Это головной убор из березовой коры с петушиными и гусиными перьями, воткнутыми в него.

Жаль, что у нас в России наши руководители государства и чиновники не носят такие уборы. Надев его, внутренне становишься чище душой, и ты уже обязан быть честным, смелым, защищать бедных, отдавая им последний кусок хлеба. У современных руководителей все наоборот: забрать, отнять, поделить, обмануть, и еще куча глаголов, и все в свою пользу.

У нас, у «индейцев», за эти качества – смерть. У современных чиновников наказание ограничивается домашним арестом в 12-комнатной квартире с видом на море или еще «хуже» – отправят куда-нибудь послом в «отсталые» страны, Швейцарию или Германию, а там скукота беспросветная. От посещения разных презентаций, художественных выставок, ресторанов, пляжей, горных курортов, катания на яхтах можно сойти с ума, такого наказания нормальному человеку не вынести.

Бабушка окрикнула меня, я ей ответил, что нахожусь в столярке.

– Я дойду до магазина, а ты побудь дома, баба Еня пойдет в баню мыться, скоро вернусь, – сказала она.

Ну, что ж, появился момент, где я буду не под присмотром старших. Есть возможность пострелять из лука во все, что есть во дворе. Но стрелы в этот день были не так точны, мысли о волшебных словах меня никак не покидали. Нужно как можно быстрее их найти, значит, нужно искать другие варианты.

«Может, мне сделать крылья? Тем более, я их конструкцию знаю, видел ее в книге у брата Михаила, только вот нужно найти подручный материал для изготовления», – все рассуждал я. Уже представлял, как разбегусь с горы, поднимусь в небо и буду парить над деревней. Стоп! Меня же могут увидеть ребятишки, тем более – Васёк. У него глаз, как у орла, побегут за мной и узнают волшебное место. Нет, такой вариант мне не подходит. Пока сидел, строил свои планы, вернулась бабушка.

– Встретила управляющего, он попросил сегодня поработать на зернохранилище, так что играй во дворе, пока не вернутся старшие. А потом пойдем на ток.

На зернохранилище, или, как его называют, «ток», в уборочную пору привлекали всех жителей деревни для просушки пшеницы. Зерна собирали много, и его нужно было веять, то есть очищать от шелухи и проветривать. Я тоже иногда участвовал в этот ответственном деле, когда меня бабушка брала с собой. На зернохранилище снимал обувь и бегал по зерну босиком, утопая по пояс.

Ну что же, придется находиться дома. Взял свое увеличительное стекло под названием «лупа», которое подарил отец, березовое полено и сел на ступеньку крыльца. Небо чистое, солнышко светит ярко, можно и повыжигать на бересте. Настроил у лупы фокус и стал выжигать звезду. Запахло дымком, который тонкой струйкой поднимался верх. С бани вернулась баба Еня и прошла в дом.

– Шурик, подойди ко мне, – окрикнула она меня.

Я зашел в дом, она сидела на кровати и заплетала свои седые волосы в косу.

– Шурик, сбегай за бабой Мотей и скажи, что я ее зову к себе в гости, а сам где-нибудь поиграй, – сказала она, смотря в маленькое зеркальце.

Бабушка Еня была чистюля, поэтому и в бане мылась сегодня с утра.

– Ура! Меня отпустили играть! – закричал я так громко, как будто это разрешение случилось впервые.

Пулей выскочил из дома и побежал к соседям. Баба Мотя была во дворе.

– Баба Мотя, вас зовет бабушка Еня, попросила прийти в гости.

– Хорошо, – ответила баба Мотя и направилась к нашему дому.

Так, у меня появилось законно отпущенное время для игры, сбегаю и поищу Васька и его товарищей. Некоторые их секретные места я тоже знал…

Это рядом, за огородом, в растущей конопле. У них там был сделан шалаш. Это не просто какой-то туристический шалаш, а «партизанский штаб». В нем находилась вся атрибутика военного командного пункта. По бокам его стояли скамейки, сделанные из досок, под которые были подставлены пеньки. В углу – старая керосиновая лампа, несколько гранат, изготовленных из дерева и лежащих у входа, посередине – стол из ящика для бутылок. Все, что требовалось для ведения боевых действий, имелось.

Особенно мне нравились гранаты. Ими можно подавить огневые точки, то есть «доты», стоящие недалеко от шалаша, сделанные из разных веток и покрытые травой. Играя «в партизаны», все ребятишки, в том числе и я, хотели первыми подползти к этому «доту» и накрыть пулемет своей грудью. «Пулемет» беспрестанно строчил и не давал подняться. Нужно было встать во весь рост, успеть добежать до него и накрыть его своей широкой морской грудью, да так, чтобы тебя не настигла пуля, и он после этого замолкал. Замолкал он от «крови», она сочилась из «множественных ран», которые все-таки ты успел получить, добежав до него. По крайней мере, так каждый из нас представлял.

Это была кульминация боя. Подавление огневой стратегической точки означало победу. Все хотели быть похожими на Александра Матросова. Этот герой войны закрыл своим телом фашистский дот. Его знали все, от мала до велика в нашей деревне. Матросов был для нас, как для нынешних детей – Бэтман.

Васька в шалаше не было, значит, его нужно искать где-нибудь в лесу, который находился за речкой. Я добежал до пруда, остановился, посмотрел на воду, которая вытекала из трубы, подошел к ней, сунул руку в поток воды, набрал ее в ладонь и выпил.