Андрей Расторгуев - Предел прочности Страница 9

– Батальон! Шагом… марш! – донеслось оттуда.

Затопала сапогами пехота, застучали копытами лошади, загремели по мостовой колёса орудий и обозных телег. Потянулась длинная змейка людей в зелёных мундирах мимо роскошного ханского сераля, мимо небольшой мечети, окружённой огромными чинарами. Казалось, их шевелящиеся на ветру большущие кроны машут на прощание уходящему войску своими разлапистыми серо-зелёными листьями.

Колонна шумно втянулась в жилые кварталы.

– Чего приуныли, братцы? – взвился вдруг над строем чей-то звонкий голос. – Идём, как на похоронах.

– Кто там такой горластый? – спросил Карягин ехавшего рядом Котляревского, командира шефского батальона.

– Да Гаврилка Сидоров, запевала наш, – неопределённо мотнул головою майор.

– Как же, знаю. Справный солдат.

Между тем, Гаврилке ответили:

– Чего веселиться-то? Не на посиделки, чай, топаем.

– А ты уже заранее помирать собрался? Так отойди на край дороги да яму себе рой.

– Во-во, – подхватили в строю. – Ишо и крест не забудь вытесать с именем своим. Всё нам работы меньше.

Егеря рассмеялись.

– Разрешите песню, ваш скродь? – не унимался Сидоров. – Солдату с песней завсегда веселее.

Котляревский вопросительно глянул на шефа. Тот кивнул, качнув лохматым султаном на шапке.

– Запевай! – с готовностью крикнул майор за спину.

Тут же полился, зажурчал высокий солдатский голос:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши жёны?

Несколько сот глоток вмиг подхватило, грянув басами, распугивая местных собак, опрометью бросившихся к своим дворам:

– Наши жёны – пушки заряжёны.

Вот кто наши жёны!

Так и пели. Сидоров как бы спрашивал товарищей:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши дети?

И те хором отвечали:

– Наши дети ружья, пистолети.

Вот кто наши дети!

Жители прильнули к заборам, высыпали на улицы. Детвора стайками вилась возле марширующих егерей, которые старательно чеканили шаг под песню. А над городом гремело:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши матки?

– Наши матки белые палатки.

Вот кто наши матки!

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши отцы?

– Наши отцы русски полководцы.

Вот кто наши отцы!

Миновав два моста, батальон вышел из ворот. Уже за городом песню допели:

– Солдатушки, браво-ребятушки,

А кто ваши деды?

– Наши деды славные победы.

Вот кто наши деды!

Внешняя землебитная стена Елизаветполя с выступающими бастионами осталась позади. Колонна шла по зелёной равнине, орошаемой речкой Ганжа. Впереди ещё много равнин и рек, которые предстояло пройти. Пройти под жестоким огнём неприятеля, вторгшегося в Карабаг. Пока же все живы и здоровы. Маршируют бодро, воодушевлённые песней ротного запевалы, не зная, кому из них предстоит выжить, а кому навсегда остаться в Кавказской земле.

25 июня 1805 года

Карабаг, Шуша, дворец хана

Выйдя из дворца, Лисаневич вздохнул. Разговор с Ибрагим-ханом не шёл из головы. Его сын Абул увёл практически всю ханскую конницу к персам. Город будоражило. Все ждали, что в Шушу со дня на день ворвутся нукеры Аббас-Мирзы. Перед ним готовились открыть ворота, как некогда перед Ага-Мухаммед-Каджаром. Правда, в то время это не убедило правителя Персии отказаться от резни. Не убей его собственные придворные, кто знает, чем бы всё кончилось. А теперь, пожалуй, только присутствие русского войска сдерживает горожан от более решительных действий.

Майор надел шляпу. Немного постоял на крыльце, вдыхая летний аромат сада, разросшегося перед ханским дворцом, и слушая разноголосый щебет птиц.

Страшно представить, что бы творилось в Шуше, откажись Лисаневич последовать за Мухаммедом на выручку его родителя. Сотня всадников, пусть даже самых лихих, вряд ли смогла решить эту проблему. Их бы попросту перекололи, а то и к персам переметнуться заставили по примеру остальных. После чего расправились бы с ханом и его семьёй. А что стало бы с нею?..

Сам не заметил, как спустился со ступеней и пошёл бродить аллеями сада. Здесь и увидел её. Стройную, в облегающем платье с длиннющими рукавами и… такую одинокую. Даже не удивился, поскольку думал именно о ней. Только дыхание спёрло, как в тот раз, когда их глаза первые встретились.

– Султанет… – выдохнул с душевным трепетом.

– Здравствуйте, Дмитрий Тихонович, – нежно пропела девушка, и сердце сурового воина забилось пойманной в силок птицей, повиснув на тонкой ниточке, готовой оборваться в любое мгновение. – Вы говорили с отцом?

Боже, как пышет жизнью её белое личико. Как ладно лежат на бугрящейся груди, туго обтянутой бархатной материей платья, две длинные косы, спускающиеся из-под белоснежного платка. Как невинно и ярко играют на солнце монеты, свисающие с шапочки на лоб, над красиво изогнутыми чёрными бровями, похожими на крылья летящей чайки. А этот узкий серебряный поясок с подвеской, застёгнутый вокруг осиной талии…

– Уи, мадемуазель, – опомнился Лисаневич, вдруг позабыв русские слова.

Султанет засмеялась. Раскатисто, звонко. Словно бубенчики зазвенели.

– Ах, оставьте, ради бога. Ваш французский ужасен. Давайте лучше попрактикуемся в армянском.

– Давайте, – поспешил согласиться, испытывая страшное смущение.

– Так вы говорили с отцом? Нам что-то угрожает?

– Говорил. Не беспокойтесь, Султанет-бегим, вы в полной безопасности.

– Вы, право, решили меня обмануть. Думаете, я маленькая, наивная девочка, ничего не знающая о том, что творится вокруг?

– Нет, что вы. И в мыслях не было. Просто хочу заверить, что под моей защитой вам совершенно нечего бояться. Уж мои-то чудо-богатыри сумеют защитить и вас, и вашу семью.

– При условии, что моя семья будет как прежде верна российской короне, – смело заявила принцесса. – Но вдруг обстоятельства вынудят отца поступить иначе, что тогда? Вы волшебным образом превратитесь из защитника в палача?

– Зачем вы так, – насупился майор.

– Отвечайте же. Я хочу знать правду.

Лисаневич горько вздохнул. Как же права эта милая девочка. Всё вокруг пропитано изменой. Кажется, только семейство хана ещё хранит верность. Если, конечно, не считать Абул-Фетха. Но и сам Ибрагим хитрец, каких мало. Сегодня так, завтра эдак. И не поймёшь, куда в итоге повернёт. В конце концов может изменить и он.

– Я сделаю всё, чтобы спасти вас, Султанет-бегим, – горячо заговорил майор. – Пусть рушится мир, пусть все предают, я всегда буду рядом с вами, потому что люблю…

– Нет! – девушка метнулась к нему с кошачьей грацией и закрыла холодными пальчиками его губы. Зашипела: – Не смейте. Вы не можете…

– Могу! – Он убрал её руку, прижав к своей груди. – Послушайте, как бьётся моё сердце. Оно разрывается на части от любви к вам.

– Прекратите!

Девушка вырвалась и смотрела испуганно, широко распахнутыми глазами. Некогда белоснежные щёки налились ярким румянцем.

– Дели-майор! – послышался сзади знакомый голос.

Лисаневич обернулся и в конце аллеи увидел Мухаммеда. Тот быстро подошёл. Заметив сестру, нахмурился:

– Султанет, что ты здесь делаешь одна?

– Прогуливалась по саду, – на удивление спокойным голосом ответила девушка.

– Иди к себе.

Она грациозно поклонилась:

– До свидания, Дмитрий Тихонович, – сказала кротко и вдруг улыбнулась так лучезарно и застенчиво, что у бедного майора снова перехватило дыхание.

Вяло козырнув, он ещё долго смотрел вслед удаляющейся девушке, любуясь её точёной фигуркой.

– Эй, слушай, – привёл его в чувство Мухаммед. – Я понимаю, конечно, что моя сестра первая красавица в Карабаге, от которой легко потерять голову, но нас немного ждут мужские дела. Давай не отвлекаться. Пир-Кули-хан, между прочим, отправился со своим отрядом дальше на север.

– Значит, штурма не будет?

– Ха! Не такой он дурак, чтобы штурмовать неприступный замок. Многие до него пытались, имея гораздо больше, чем десять тысяч воинов, да только зубы обломали.

– Получается, мы деблокированы, – задумчиво пробормотал майор.

– Это как сказать. Разъезды остались. Неизвестно когда подойдёт Аббас-Мирза с основными силами. Он ещё через Аракс не переправился. Возможно, решил подождать Баба-хана, чтобы сообща напасть.

– Главнокомандующий направил к нам батальон Карягина с двумя орудиями. Требует, чтобы я вышел ему навстречу для соединения.

– А как же Шуша? – недоуменно поднял брови Мухаммед.

– Полагаю, город планируется оставить на попечение ваших собственных войск.

Принц зло прищурился: