Кир Великий - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 9

Рек Вавилона я достиг даже раньше срока и смог полюбоваться их величием. Сам баснословный город мне пришлось обойти стороной, хотя и не терпелось посмотреть на его стены, словно бы возведенные древними титанами, на его храмы, упиравшиеся своими башнями в небеса, и на его висячие сады, похожие на волшебные облака. Вавилон таил для посланника Судьбы слишком много опасностей и искушений, а сама Судьба, как известно, не терпит отсрочек.

И вот как-то, преодолев уже более половины пути, за городом Ниппуром я остановился переночевать на одном постоялом дворе. То дорожное пристанище было ничем не хуже и не лучше прочих. Хозяин принял меня любезно, велел слуге отвести коня в стойло. Присмотревшись сначала к коню, а потом, когда я убрал с лица пропыленную материю, и ко мне, он сам подал мне воду для омовения и сказал:

— Добрый путник может получить свое блюдо отдельно. Но хозяин рад пригласить его за общий стол. Сегодня боги послали ему знатных гостей. У меня остановился нынче богатый иудей со своим товаром. А еще — ученый человек из Тысячевратного. А третий гость — торговец железом из Армении. Он возвращается домой из Персиды и Кармании. Все трое будут вести разговоры за обшей трапезой. Добрый путник сможет услышать много новостей.

Поначалу я хотел уединиться, но, услышав про Персиду, насторожился и сам пристально посмотрел на хозяина. Тот опустил взгляд.

Так четверо чужеземцев оказались за одним столом. Армении хотел показать себя и не скупился на лучшие блюда. Хозяин подавал ему и фазанов, и оливки, привезенные из Пелопоннеса, и больших рыб, привезенных в чанах живьем от Евфрата. Иудей ел что-то свое, по его понятиям, «чистое», но не отказывался от пальмового вина. Я, не желая выглядеть бедняком, попросил седло барашка, оливок и вина.

Мне не терпелось узнать новости из Персиды, и судьба благоволила мне. После второго глотка тягучей и горьковатой, а к тому же сильно пьянящей жидкости торговец железом стал самым разговорчивым постояльцем.

— Видел я многих царей и владык, но такого, каков царь персов Кир...— Он на мгновение замолк и развел руками.— Таких, я думаю, не бывало на земле от самого Золотого века.

Иудей замер с куском в руке и, приподняв бровь, воззрился на арменина.

— Неужто так праведен этот Кир? — спросил он.

— Праведен или нет, мне это неизвестно,— ответил арменин,— А то, что его любят все подданные, это правда. Говорят, он правит Персидой уже полтора десятка лет и до сих пор ни разу ни на кого не разгневался и никого не наказал. Каждый перс считает себя воином и личным телохранителем своего царя. На месте Астиага я или приблизил бы такого внука к самому сердцу, чтобы всякий час он был на виду, или же послал бы его в поход против скифов на самый край света. К тому же у Кира во дворце полно ручных хищников. Он — добрый царь. Но я не думаю, что о таком добром царе когда-нибудь узнает свет.

Иудей снисходительно — если не с презрением — улыбнулся.

— Все в руках Вседержителя,— почти с вызовом сказал он.— Если Господь изберет себе доброго слугу, о нем услышат все, будь он хоть пастухом на дальнем краю пустыни.

Вавилонянин тоже улыбнулся, умудренный своей наукой. Он, в отличие от остальных собеседников, был худ и высок, с болезненно серой кожей на лице и тонкими, бледными губами. Его мелко завитые волосы, как на голове, так и на подбородке, были редки, хотя он был достаточно молод.

— Все это можно проверить,— тихо проговорил он,— Посмотреть на звезды, потом взять в руки циркуль и угольник и узнать, на каком краю пустыни боги остановят пастуха или великого царя с его бесчисленным войском.

Тут ненадолго все отвернулись друг от друга и стали есть молча. Каждый из троих считал остальных глупцами в их вере и взглядах на мир, но здесь, на перекрестке дорог, каждому полагалось уважать чужую глупость и чужое невежество.

Я решил подать голос, поскольку молчуны всегда вызывают подозрения, а к тому же выглядят или мудрецами, или полными невеждами, не способными связать двух слов. По молодости мне нелегко было изобразить из себя мудреца, а показаться невеждой было стыдно.

Царь Кир, должно быть, человек вполне счастливый и довольный жизнью,— начал я.— Его поля и пастбища, наверно, не постигает засуха, а стада тучнеют.

— Среди персов мне не доводилось видеть людей с горестным выражением на лице, это правда,— ответил арменский торговец.— Они никогда не отводят глаз в сторону, когда говорят с тобой. Притом вряд ли хоть один из персов может похвалиться истинным богатством или же простым излишком в своем имении. В том числе и сам царь.

— В отличие от некоторых, которым всегда чудится, будто они кем-то жестоко порабощены, хотя сами куда богаче своих поработителей,— с ехидством добавил вавилонянин, косо поглядев на иудея.

— И выгодно отличаются от тех,— не полез за словом в кошелек иудей,— которые хоть и кичатся своей древностью, но всегда подчиняли свои судьбы бессмысленному расположению звезд, всяким бездушным циркулям и угольникам, а потому никогда не знали, что есть истинная свобода.

Он повернул голову, так что из-за края материи, покрывавшей его голову, гневно сверкнул только один его левый глаз.

Сладковатое вино уже слегка ударило мне в голову, и потому я решил вновь поскорей напомнить о себе:

— Мне довелось слышать историю о некоем властителе, царство которого процветало, а богатство прибавлялось что ни день. Один мудрец, побывавший у него в гостях, осторожно заметил, что чрезмерное благополучие — это первый признак недовольства богов. Тогда властитель бросил в озеро свой любимый перстень, чтобы хоть немного испортить свое благополучие. На другой день ему подали к столу рыбу, выловленную в озере. Перстень оказался в той рыбе. Застрял в жабрах. Мудрец спешно покинул царский дворец, словно это было зачумленное место.

Тут я запнулся, внезапно рассудив, что конец истории может обратиться в дурное пророчество.