Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость Страница 91

- В Руане?!

- Да, в Руане!

Обер-лейтенант Греве бросает на меня изумленный взгляд, а затем спрашивает: «Об этом уже знают в Париже?» – «Кто его знает! – отвечаю нагло, – Я в поводыри к Йордану не нанимался».

От смущения и неуверенности в своих действиях, обер-лейтенант громко хихикнул, а я невозмутимо продолжаю: «Может быть, он вынырнет здесь завтра». – «Может быть!» эхом повторяет Греве, придавая своим словам полный желчи смысл. А затем, будто очнувшись, произносит: «Так Вам, значит, одному придется сдерживать вероятную вторую высадку противника?» – «Да, здесь, у Луары». При этих словах обвожу простертой правой рукой большую карту на стене рядом с письменным столом.

- И в случае необходимости вы броситесь на злого врага?

- Так точно-с!

- … и сбросите его в море? – продолжает обер-лейтенант.

Пусть болтает! Решаю про себя. Но будь начеку! Много болтать опасно! К тому же я слишком мало знаю этого Греве.

- Раз Йордан испарился, вы можете взять с собой фоторепортера Вундерлиха – так сказать, взамен.

Тут уж я смолчал.

- Подумайте-ка над этим, – заканчивает он свою речь, предоставляя мне время для осмысления услышанного.

«На испуг берет!» – бормочу тихонько, т.к. этот чудаковатый господин Вундерлих тот, кого я вообще не хотел бы иметь своим спутником. Этого хвастуна я знаю слишком хорошо еще с учебных курсов в Глюкштадте. Этот Вундерлих нес на себе печать флотского шута горохового из-за своих сапог всмятку, потерявших форму брюк и сидящей вкривь и вкось фуражки. Он просто ноль. Надо здорово постараться, чтобы прослыть нулем. Нуль в спутниках.

- Это позабавит Вундерлиха!

- Будь я фотохудожник, ну, как Тео Матейко – и ad hoc мог бы работать, это было бы здорово, – отвечает Греве.

- Да, но мое искусство несколько другого рода. Прежде всего, я хочу заснять и накопить впечатления.… А так же, в конце концов, мне надо писать, для того, чтобы представить материалы в «Лейпцигер Иллюстрирте» . Поэтому просто не перенесу рядом с собой такую стерву, как Вундерлих.

К моему удивлению, Греве удовлетворенно отвечает: «Ну, на нет и суда нет!» И, словно бы извиняясь, добавляет: «Это я предложил из-за отсутствия у нас бензина».

В здании роты пропаганды живет командир подлодки класса S. В ходе бомбежки он потерял свою подлодку, но скоро должен получить другую.

От него узнаю: в ходе операции вторжения, около двухсот союзнических тральщиков очистили проходы в наших минных полях. А затем союзники для защиты своих проходов установили свои мины. От налета штурмовой авиации десантные корабли защищались с помощью аэростатов заграждения. А, кроме того, в воздухе постоянно барражировали целые тучи истребителей. Чем ближе подходили десантные корабли к берегу, тем плотнее сбивались в кучу морские силы противника.

Обер-лейтенант укоризненным тоном произносит: «Они задействовали все, что может плавать. И при постоянном освещении! До самой зари они не гасят своих огней». И будто с одобрением добавляет: «То, что они затеяли – это здорово!»

Затем умолкает. Перед ним стоит бутылка и стакан. Неплохо бы тоже выпить пивца. Ну и бестолочь этот сухопутный моряк! Чертыхаюсь и иду в кладовку. Вернувшись, тут же слышу голос обер-лейтенанта, словно и не уходил: «Мы же теперь можем лишь выйти в море, попасть под их массированный огонь и смыться назад! А чтобы забить им гол – об этом не стоит и мечтать – во всяком случае, не такими силами….»

- Если бы кто-то понимал это… – отвечаю после некоторого раздумья. Командир поднимает плечи и тут же опускает их в недоумении:

- Это все совершенно непонятно. Хорошо, хоть погода не позволила им идти напролом…

Я понимаю, что он имеет в виду ночь Вторжения и добавляю:

- Такая Армада не могла бы подойти незамеченной!

- Все довольно таинственно. По-другому и сказать нельзя. Как умудрились проморгать такое предприятие – не возьму в толк! Имея такой богатый опыт и так пролететь… Конечно нас здорово обули…»

Это звучит как итог всему сказанному. Помолчав, обер-лейтенант добавляет: «Можно лишь гадать на погоду, да отливы с приливами, когда союзники захотят, а когда нет – И ОПРЕДЕЛЕННО НЕТ — высадиться на берег. Но ведь они-то ЭТО знают!»

Кажется, что обер-лейтенант накопил столько злобы, что рад появившемуся слушателю.

- Возьмите, к примеру, нашу шестую флотилию. Там у меня служат два моих друга. Уже в конце апреля, так на всякий случай, они стояли в бухте Сены. Уже тогда флотилия могла бы предпринять что-либо против высадки десанта. Но знаете ли вы, что произошло?

Всем видом показываю, что не имею ни малейшего понятия, но охотно бы узнал.

- Они, так говорят, оставили свои позиции, поскольку в тот вечер пятибалльный ветер стал шести-семибальным – западный ветер, совершенно не способствовавший высадке десанта. Господа метеорологи не просчитали, что образуется антициклон. Но это что! Дальше все пошло еще хуже! Корабли флотилии располагались в приливном порту, и когда начался отлив, у них под килем не было и фута воды! Они просто легли на дно! А когда господа союзники заявились, была малая вода! Вот как все было на самом деле! Просто нет слов…

Наступил вечер. В скрывавшем даль тумане, несмотря на темный задний фон, образующий резкую кромку, отчетливо видны союзные соединения. Между ними и берегом стоит пелена тумана. Кажется, поднимается ветер: Прибрежный туман не строго прямо покрывает пространство, а клубами возникает то там, то здесь и в этих пятнах различимы корабельные надстройки – призрачный вид.

Под окнами моей комнаты медленно движется длинная беспорядочная толпа беженцев с разнообразными тележками и детскими колясками. Невыносимо видеть все эти жалкие пожитки: Разобранные, уродливые шкафы, матрацы с торчащей набивкой, а по бокам тележек свисающие узлы с кухонной утварью.

Беженцы совершенно не реагируют ни на выстрелы береговых батарей, сотрясающих все наше здание, ни на стрельбу зениток: они равнодушно следуют своей дорогой.

Ночь обещает быть неспокойной. Около полуночи все окутывает густой шум самолетных моторов, да так, что я, опасаясь воздушного налета, встаю с кровати. Небо расшито черными, опускающимися вниз клубами облаков. Душно.

Надо бы спуститься в убежище под зданием, но предпочитаю остаться на улице, с тем, чтобы наблюдать весь спектакль. Если бомбежка начнется, я в два счета добегу до убежища.

Очень низко, на бешеной скорости проносится над домом пара истребителей. Дрожит воздух, Дребезжат стекла окон, хлопают ставни. В дымке, над морем ярко взрываются осветительные ракеты. На суше, вспышками зенитных выстрелов, освещаются кроны деревьев. Однако, зенитки Сен-Адрес молчат. Над деревьями, словно огромная летучая мышь проносится тень самолета. Немного позже, он освещен огнем корабельной артиллерии противника: это тяжелые зенитные орудия лупят по нему с кораблей.

- Это наши самолеты! Они наносят удар по флоту противника! – поясняет кто-то в темноте. Звучит обнадеживающе. Налет на корабли продолжается, но кажется уже меньшими силами.

С утра висят над землей полотнища дождя. Небо едва угадывается за потоками воды. На западе облака светлеют. Из их клубов свисают перепутанные нити дождя.

Проходит немного времени и небо светлеет. Облака распадаются на лиловые полосы: такова погода Атлантики.

Вздрагиваю, когда Греве внезапно произносит: «Доброе утро, коллега!». К счастью он этого не замечает, т.к. уже настраивает свой бинокль.

- Они опять устанавливают дымовую завесу! – говорит он, – Они вон там, за белой отмелью. Нельсон, Карл Георг …

В воздухе снова слышится шум и рокот моторов.

- Далеко отсюда до линии фронта? – интересуюсь у Греве.

- Полста километров, – и помолчав, многозначительно добавляет, – Пока полста!

Из портовой комендатуры заходит какой-то обер-лейтенант. Он получил новые сообщения. Блокированная в крепости Шербур ударная группа продолжает оказывать сопротивление. Враг в городе. «Арсенал уже захвачен противником!» – добавляет обер-лейтенант.

Проходят два катера. «Те самые, что заплутались в битве под Фекампом.». Комендант получил Рыцарский крест. Так же как и Гамбург, командир батареи потопившей два крейсера. Греве знает эту батарею: «Они здорово укрылись в скалах – базальтовых скалах – где их можно взять только с тыла».

Пелена уходит с моря. Туманная отмель, за которой спрятались английские корабли, видна уже невооруженным глазом.

- Эх, если бы мы тогда успели! Наше преимущество в воздухе было неоспоримым – и очень благоприятным для нас… – жалобно произносит Греве.

Если бы да кабы… Старая песня!

- Это операция «Морской лев»? – задаю вопрос.

- Так точно! Проклятое название! Почему мы так влипли? Сколько раз я задавал себе этот вопрос. Сначала море рекламы, а затем: «Заступить в наряд!»