Павел Кодочигов - Тихая оборона

Кодочигов Павел Ефимович

Тихая оборона

Тихая оборона

Я не видел его тридцать пять лет. Не знал, жив ли он. И на фронте мы встречались от случая к случаю, когда полк выводили с передовой на учения или перебрасывали на другой участок обороны. А фамилию помнил, помнил его легкую, хотя и чуть вперевалочку, походку, крепко сбитую фигуру, выдававшую недюжинную силу, широкое лицо, нос пуговкой, быстрые, все подмечающие глаза и характерную скороговорку.

Я помнил его хорошо, будто мы расстались совсем недавно, и потому на встрече ветеранов нашей 225-й Краснознаменной Новгородской ордена Кутузова 2-й степени стрелковой дивизии, едва увидел его, узнал сразу.

— Вы командир шестой роты Евдокимов, да?

— Евдокимов, — подтвердил он. — А вы кто?

Я назвал себя. Он начал вспоминать, но безуспешно, а я тем временем разглядел на его пиджаке орден Александра Невского.

— Разве командиров рот награждали такими орденами?

Он улыбнулся совсем так, как улыбался раньше:

— После ранения в сорок четвертом я попал в 53-ю Краснознаменную гвардейскую дивизию. Там доверили батальон.

Потом, уже в письме, он радостно сообщал, что вспомнил наконец-то, каким был и я три с половиной десятилетия назад. Были новые встречи в Москве, где он живет, и в Новгороде, были письма и поздравительные открытки...

* * *

Ночь началась, как всегда. Привычно посвистывали над брустверами пули, шлепками бились в дерновые стены траншей. Привычно высвечивали испанцы нейтральную полосу ракетами (против полка в обороне стояла «Голубая дивизия» генерала Франко), и тогда на несколько секунд пропадало усыпанное бледными звездами небо, на излете ракет косо неслись к земле тени деревьев. Пользуясь хорошей погодой, над передовой то и дело пролетали ночные бомбардировщики. В близком тылу врага они выключали моторы, какое-то время планировали, выискивая цели, и сбрасывали бомбы.

Ночное время самое подходящее для разведки и самое тревожное для часовых. Поэтому и не спят командиры взводов, рот и батальонов, ходят от точки к точке, проверяют, хорошо ли несут службу бойцы, будят заснувших и дают разгон за притупление бдительности — бывает и такое.

Утром на землю пал туман, густой и непроглядный. Снова пришлось не спускать глаз с ничейной земли. Успокоились после того, как показалось солнце.

Принесли завтрак. Скинули сапоги, брюки, чтобы подсушить их на солнце, — после вчерашнего дождя в траншеях стояла вода, все перемазались и перемокли за ночь.

Тихо было. Начало припекать солнце. На передовой ни одного выстрела. В дзоте только о чем-то спор пошел. Часовой пулеметчиков просунулся в дверь, чтобы узнать, из-за чего сыр-бор разгорелся, и получил нож в спину.

Группа захвата испанцев бесшумно прирезала еще двоих. Третий, красноармеец Внуков, оказал сопротивление. В схватке его подкололи, да сильнее, чем хотели: «язык» был нужен живой, свеженький, а тут, чего доброго, и мертвяка принести можно. Раненого перетащили через бруствер, оставили с ним охрану, а сами двинулись за более надежным пленным — первый успех окрылил, решили и дальше по-тихому сработать.

У соседнего дзота в траншее сушились портянки и брюки, на палках подметками к небу торчали сапоги. Часовой был на месте, но следил за нейтральной полосой и нападения с тыла не ожидал.

На передовой, пока война на подъем идет и конца ей не видно, остаться живым и невредимым надежды мало. Люди привыкают к этой мысли быстро, и она кажется единственно верной. Больше другое гнетет: как бы живым или раненым в плен не угодить. Пытать ведь начнут сволочи, нужные им сведения из тебя выбивать и вдруг замучают до того, что язык сам собой развяжется.

Такие именно мысли пронзили тихого и спокойного красноармейца Леонова, когда он, почуяв недоброе, оглянулся и наткнулся глазами на крадущихся к нему испанцев. От охватившего его ужаса Леонов забыл о винтовке, о гранатах на поясе, взвыл благим матом и в два прыжка оказался в дзоте:

— Товарищ лейтенант! Немцы! — Леонов, как и все, не видел большого различия между немцами и солдатами «Голубой дивизии».

* * *

Первым выбегая из дзота, Евдокимов был уверен, что испанцы на нейтральной полосе, еще только подбираются к передовой. Нейтралка, однако, оказалась пустой, а позади лейтенанта по траншее хлестнула автоматная очередь — вражеские разведчики загоняли в дзот выскочившего вслед за Евдокимовым сержанта Крылова.

Лейтенант успел добежать до ниши, где хранились боеприпасы, успел схватить винтовку, но развернуться с ней ему не дали. С тыльной стороны траншеи на него прыгнул испанец, сбил с ног, и оба оказались на дне траншеи, в луже. Пока барахтались, в траншею запрыгнули еще двое. Трое против одного! Он рванулся в одну сторону и сразу же в другую, на секунду выскользнул из их рук, нанес несколько ударов, каким-то образом умудрился сесть, вдавиться спиной в одну стенку траншеи и ногами, намертво, в другую. Его схватили за волосы, стали тянуть. Потная рука соскользнула с коротких, не успевших отрасти после училища волос. Снова схватили.

Уже работал пулемет его дзота, вел огонь по нейтральной полосе ручной пулемет сержантов Комолова и Кудряшова, соседей слева. Испанцы спешили и все-таки щадили его, он был нужен им живой и невредимый — лейтенант с двумя кубарями в петлицах. Евдокимов сопротивлялся молча — верил, что отобьется, что его не утащат. Удачно подцепил локтем по скуле одного, другого пнул в живот. Тот охнул, согнулся, но тут же распрямился и в бешенстве ударил кулаками по голове. Тело лейтенанта обмякло, ноги потеряли упор, согнулись. Испанцы склонились над ним, чтобы поднять, перекинуть через бруствер, и в этот момент пришло спасение — рядом с клубком тел взорвалась граната. Ее бросил пробившийся из дзота сержант Крылов. Двое разведчиков были убиты. Третий, раненый, перепрыгнул через бруствер и попал под пулеметную очередь.

На глазах изумленного Крылова лейтенант зашевелился, столкнул с себя трупы, поднялся и, очумело потряхивая головой, пошел к дзоту. Вид его был страшен. Лейтенант схватил Крылова за плечи, прижал к себе и прошептал:

— Спасибо тебе! Молодец!

— Да я что, — засуетился Крылов, — я что? Вижу, берут вас и подумал: чем мучения там, лучше смерть здесь. Извините, товарищ лейтенант! Вы не ранены?

— Вроде бы нет... Голова только гудит. Тащи один пулемет сюда — надо проучить этих сволочей.

Уже ощетинились огнем обе обороны. Все заволокло дымом. Но хорош короткий танковый «дегтярь» для ведения боя из узких траншей, и бегал по ним лейтенант, выискивая просветы, чтобы лучше видеть нейтральную полосу, и стрелял, пока не столкнулся лицом к лицу с командиром роты Демьянюком. Хотел перед докладом гимнастерку заправить и вспомнил, что он босиком, без брюк и без ремня. Оглянулся в растерянности — с другой стороны подходил комиссар батальона капитан Щукин.

Евдокимов не знал, как докладывать, оказавшись перед начальством в таком виде, не знал, что делать со своими большими, в крови и грязи руками, с пальцами ног, которые почему-то непроизвольно сгибались и разгибались, а остановить эти нелепые движения он был не в силах. Он видел, как подрагивает разделенный надвое глубокой ямочкой подбородок комиссара, как ковыряет сырую землю носком сапога ротный Демьянюк. Все это чувствовал, понимал, видел Евдокимов, но что делать, не знал. Выход из положения нашел комиссар:

— Пойдем-ка, Демьянюк, до станкового, пока лейтенант приведет себя в порядок. Потом он нам все и расскажет.

Все бросились одеваться и только тут обнаружили исчезновение красноармейцев Белозерова и Гайматулина. Сапоги и брюки — на месте, а бойцов не было.

— Неужели уволокли? — ахнул лейтенант.

— Не должно быть — они же в дзоте находились. В тыл, поди, сбежали? — неуверенно произнес сержант Крылов.

«А если не в тыл?» От этой мысли такая тяжесть навалилась на Евдокимова, что он долго стоял с ремнем в руке, не зная, надевать его или нет. Поведут его отсюда без ремня, потом трибунал, штрафная рота. И есть за что: испанцы застали врасплох, сам чуть не угодил в плен...

Траншеи осваивали полковые разведчики. Они опробовали станковый пулемет, пронесли до повозки раненого Внукова — его отбил у испанцев ординарец командира роты Михалев, ползали по ничейной земле с надеждой найти там раненых испанцев.

Крылов и Леонов, посланные на поиски исчезнувших, вернулись ни с чем:

— Кричали, звали их — не откликнулись. Видать, далеко сиганули, — доложил Крылов и предупредил: — Комиссар идет!

Евдокимов хотел рассказать о ЧП в конце доклада, но, семь бед — один ответ, выпалил о нем сразу.

— Как исчезли? Куда? — дернул подбородком комиссар, и лицо его напряглось в ожидании.

— Думаю, товарищ капитан, в тыл...